Георгий (а я думаю, что под этим именем карлик подразумевал именно себя) говорил спокойно и как-то сквозь меня глядя на лежащего рядом Николая.
— Этому юноше срочно нужна помощь! — почти закричала я на него. — Вызовите «Скорую»!
— Вот что я тебе скажу, девушка… — Георгий продолжал, будто меня рядом и в помине не было. — Этот юноша пришел сюда положить вещи… И упал… Зачем ты его так толкнула, слушай?
Казалось, что Георгий только что меня заметил. Он посмотрел на меня таким взглядом, как будто это действительно я толкнула несчастного юношу на пол.
— Его ударили сзади! Срочно позовите кого-нибудь!
— Зачем ты его ударила? — абсолютно искренне удивился мой странный собеседник. — Георгий уже семьдесят лет живет на свете и никого до сих пор не ударил…
Продолжать с ним общаться было пустой тратой времени. Я отодвинула лысого толстячка и побежала по направлению к выходу.
— Зачем убегаешь! Старый и хромой Георгий не может за тобой бежать! — послышалось мне вслед.
«И слава богу!» — на бегу подумала я про себя.
Выйдя на свет божий, я сразу натолкнулась на задумчиво стоящего около торца вокзала милиционера.
— Помогите, пожалуйста! Там человек без сознания!
Сержант посмотрел на меня как на Валаамову ослицу. Создалось впечатление, что он до сих пор никогда не видел говорящих девушек.
— Что случилось? — совершенно невозмутимо спросил у меня страж порядка, словно не слышал моей первой фразы.
— Там, в камере хранения, кто-то напал на человека! Нужна помощь!
— Так что вы мне сразу не сказали! Пойдемте — покажете! — И он решительно направился ко входу в павильон автоматических камер хранения, даже не подумав вызвать подкрепление или хотя бы медицинскую бригаду. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Когда мы вошли, по коридору нам навстречу уже ковылял хромой Георгий.
— Что тут у тебя опять случилось, Георгий? — спросил его сержант.
— Эта девушка сказала мне, что ударила вон того человека, и он упал! — И Георгий показал на лежащее в конце прохода тело.
Сержант посмотрел на меня очень подозрительно.
— Это правда, что вы его ударили? А документы у вас, кстати, имеются?
— Да что вы такое говорите! — закричала я на Георгия. — Никого я не била! Я частный детектив — вот моя лицензия.
И я протянула сержанту мои документы. Тот недоверчиво взял их, словно я держала в руке не бумажку, а гремучую змею, внимательно прочитал и, пристально глядя мне в глаза, изрек:
— Ладно, Татьяна Александровна, с вами мы позже разберемся. А сейчас давайте посмотрим, что там с этим молодым человеком.
Последняя фраза бдительного милиционера была самым разумным из всего сказанного им за время нашего короткого знакомства. Мы подошли к лежащему на полу Заславскому. Сержант наклонился над ним, пощупал его пульс. «Живой…» — как-то разочаровано произнес он про себя.
— Конечно, живой! Его нужно доставить в больницу. — Я присела рядом с сержантом.
— Сейчас приедут медики и доставят. Это их работа. А моя работа — выяснить, что все-таки здесь произошло.
Этому постовому явно очень нравилось играть в следователя уголовного розыска. Эх, сейчас бы Мельникова сюда — он бы показал этому дилетанту, где раки зимуют!
— А вам не кажется, что это дело следственной бригады? — нагло впрямую спросила я его.
Он удивленно посмотрел на меня, как будто я сказала что-то неприличное.
— Это, дамочка, не ваше дело! Вы — свидетель и, возможно, подозреваемый. Так что сидите пока и не рыпайтесь. И отвечайте на мои вопросы.
Этот парень явно нарывался на грубость. И он нарвался.
— А ну-ка давай быстро сообщай о происшествии начальнику отделения! А то я сама сообщу куда следует о твоих неадекватных действиях при поступлении информации о происшествии и о превышении тобой своих служебных полномочий!
Родной профессиональный ментовский жаргон несколько отрезвил сержанта, и он, бросив на меня испепеляющий взгляд, начал по рации сообщать о происшедшем начальнику отделения милиции при вокзале.
Уже через несколько минут в павильон вошли санитар с носилками и врач. Вместе с ними были двое мрачного вида мужчин, по виду — типичные опера. Пока медики занимались Заславским, один из них — крепко сбитый усатый блондин с широким рыхлым лицом — спросил у моего сержанта:
— Ну, что тут опять у тебя случилось, Сидоренко? — Построение фразы и интонация на все сто процентов соответствовали вопросу, который сам Сидоренко первым делом задал Георгию, когда мы только вошли. Судя по всему, я имела честь созерцать объект подражания нашего несостоявшегося Пинкертона.
— Да вот, товарищ капитан, Георгий утверждает, что эта гражданочка напала на вот этого парня!
— Да ни на кого я не нападала! — возмутилась я столь наглой профанацией.
— Ладно, дамочка, разберемся… — прервал меня усатый. — Вась, что там с парнем?
— Кто-то ему заехал по затылку чем-то тяжелым и тупым! — ответил второй опер, невысокий лысый мужичок в очках, который вместе с медиками колдовал около Заславского. — Орудия нападения на месте происшествия не обнаружено. Кстати, это ваша сумочка?
И он протянул мне мою сумочку, которую я подложила Николаю под голову. Врач и санитар уже перекладывали его на носилки.
— Доктор, как его состояние? — спросила я у врача.
Тот только пожал плечами.
— Пока сказать что-либо определенное сложно. Удар был очень сильный, но парню повезло — кости черепа вроде бы целы. Однако в сознание он так и не приходит, хотя пульс устойчивый. Боюсь, что у него все-таки нарушена деятельность мозга, а здесь я не специалист — здесь нужен хороший нейрохирург, чтобы сказать что-то более определенное. — И он опять пожал плечами, как бы извиняясь за то, что не может меня ничем обнадежить.
Они взяли носилки и понесли Заславского к выходу.
— Вам придется пройти с нами в отделение… — обратился ко мне усатый опер. — Вы, насколько я понимаю, первая, кто его обнаружил?
— Да, я частный детектив, за ним следила по просьбе одного моего клиента…
— Да? Как интересно! Ну тогда нам тем более необходимо задать вам ряд вопросов! Георгий — и ты тоже с нами!
— Зачем вам старый Георгий! — засетовал сторож павильона, который все это время молча со стороны наблюдал за происходящим. — Я старый и хромой грек! Я никому не сделал ничего плохого!
— Ладно тебе причитать! У тебя за последнее время семь краж в твоих камерах хранения! А теперь еще вот — нападение! Так что совсем простачком-то не прикидывайся! Все идут с нами, а ты, Сидоренко, пока последи тут! — Последняя фраза относилась к моему знакомому сержанту.
Итак, я, двое оперов и старый Георгий (который, оказывается, был греком, а не грузином, как я подумала вначале) вышли из павильона автоматических камер хранения, от которого только что отъехала «Скорая помощь» с бездыханным Николаем Заславским. Около входа уже стояла кучка зевак, как у нас принято, интересующихся чужой бедой. Но для меня эта беда была совсем не чужая, а очень даже своя. Потому что я чувствовала — боже, как я ненавижу это хорошо знакомое чувство! — что ситуация выходит из-под контроля и меня затягивает в такой водоворот событий, о котором еще несколько часов назад я и подозревать не могла.
Мы прошли в здание вокзала и направились к местному отделению милиции, которое находилось под лестницей правого крыла. Проходя мимо центрального входа, я случайно посмотрела сквозь стеклянные двери на улицу. И вдруг мне показалось, что там, на остановке такси, в толпе приезжающих я увидела знакомую черную куртку от Версаче и такой же черный беретик. Юля? Но что она здесь делает? Она сейчас может мирно спать у меня дома, может бродить по Тарасову в поисках свободной гостиницы, может, в конце концов, рисовать себе волжские этюды, но что она делает на вокзале? Да еще такое странное совпадение — нападение на Николая, и она здесь? У меня в голове заработал компьютер, сопоставляющий все последние события: Юля — Николай: Юля говорит, что Николай увел у нее деньги, авансом выплаченные за оформление какого-то крутого офиса. Теперь Николай — Юля: Николай утверждает, что Юля связана с убийством банкира Мишина, что именно за это были выплачены эти самые деньги. Потом на Николая нападают на вокзале и забирают сумку, в которой должны, по моим расчетам, находиться все те же деньги. Тут же я вижу Юлю на вокзале, хотя она мне ничего не говорила про то, что сюда собирается.
Вырисовывалась весьма любопытная картина, в свете которой мой недавний разговор с Заславским, во время которого он пытался убедить меня в том, что Юля совсем не художник-дизайнер, а представитель крутых криминальных кругов, уже не выглядел столь нелепо и неправдоподобно. От таких мыслей у меня по спине побежали мурашки. Нет, наверное, мне показалось и это была какая-нибудь другая девушка — мало ли таких у нас в Тарасове. Но здравый смысл твердил: «Девушек, может быть, и не мало, а вот куртку такую ты видела только один раз, у себя дома, в прихожей. И принадлежала она именно Юле, а не какой-нибудь там девушке. И вряд ли ты, Танечка, могла ошибиться — в женской одежде ты разбираешься не хуже, чем в детективном деле!»
