– Абсолютно, – подтвердил Кейдж.
– Ну и дела, – сказал Грин, – сейчас сюда примчатся полицейские и обнаружат наши следы. Трое преступников – заключат они.
– Почему? – спросил Кейдж. – Мы сами заявим об этом в полицию.
– Трое мужчин посреди ночи черт знает где находят покойника. Нас первыми и заподозрят – можешь не сомневаться, – предсказал Грин. Он только что отсидел и остерегался привлекать внимание судебных органов к своей персоне.
– Давайте его перевернем, – предложил Бенсон. – Может быть, найдем что-нибудь в карманах – водительские права или паспорт.
Они осторожно перевернули тяжелое тело. Это оказался темноволосый человек, не латиноамериканец, скорее итальянец или испанец, с отекшим, бесстрастным лицом. Спрятанные в толстых веках глаза, полуоткрытый рот с опухшим, почти как у животного, языком, черные губы. Он был среднего роста. Рубашка и костюм испачканы, в темных пятнах.
– Грязное дело, – сказал Кейдж, – беднягу пытали.
– Я его знаю, – с трудом произнес Бенсон.
– Прекрати свои шуточки, – сказал Кейдж, – вряд ли кого-то можно узнать в таком виде.
– Клянусь, я его знаю.
Кейдж вздохнул:
– Флойд, ты пьян, ты устал, уже поздно, у тебя поехала крыша.
– Позавчера, нет, три дня назад я работал в одном доме, и этот человек туда заходил.
– Невозможно, – твердил Кейдж, – ты ошибаешься. Это был кто-то другой.
– Левая рука. У мизинца не хватает фаланги, – сказал Бенсон охрипшим голосом.
Грин вытащил левую руку трупа и взялся за рукав пиджака. У мизинца не было верхушки.
– Боже святый… – пробормотал Кейдж.
Грин спросил:
– Откуда вы это знали?
– Мне бросилось это в глаза, когда я его встретил. Я работал тогда в доме у гангстеров. По крайней мере, мне так показалось. «Ролексы», толстые золотые браслеты, ботинки из крокодиловой кожи.
– Что вы там делали? – спросил Грин.
– Сигнализацию. Я занимаюсь установкой сигнализации. Магнитные розетки, инфракрасные сенсоры – такого рода вещи. Это моя работа, которую я выполняю для Бенни Зара, персидского израильтянина.
Они посмотрели на покойника.
Кейдж спросил:
– Ты помнишь, как его зовут?
– Нет, – Бенсон покачал головой. – Ах да, Тино, по-моему.
– Тино, – повторил Кейдж.
– Давайте посмотрим, что у него в карманах, – предложил Грин.
Кейдж покачал головой:
– Там ничего нет, можешь не смотреть. Они все опустошили.
– Что нам теперь делать? – спросил Бенсон.
– Сейчас же отправимся в полицию, – ответил Кейдж.
– Они, конечно, выйдут на меня, когда узнают, что я опознал тело, – прошептал Бенсон зловеще, встревоженный жуткой перспективой.
Грин сказал:
– Вы правы, Джим, нам не стоит рисковать. Они действительно узнают, что Бенсон опознал их Тино, и тогда нам снова надо будет на кладбище.
– Я являюсь звеном между убийством Тино и тем домом, – жаловался Бенсон. – Возможно, именно там его и прикончили. Господи, ну и влипли.
– Так что же, нам теперь молчать? – спросил Кейдж.
– Можно сделать анонимное заявление, из телефона-автомата на улице, не называя никаких имен, – предложил Грин.
– А он останется здесь?
– Да, – ответил Грин.
– Другие могут его обнаружить, – предположил Бенсон.
– Мы не имеем права этого допустить, – сказал Кейдж. – Может, Тино и был мошенником, но сейчас он мертв и должен быть похоронен.
– Да, ты прав. Но о своей жизни я тоже хочу позаботиться, – сказал Бенсон. – Те люди, у которых я работаю, совсем не любители искусства, это настоящая шайка бандитов.
– Здесь водятся койоты, – сказал Кейдж.
– Им тоже может разочек повезти, – ответил Грин. – Нужно убираться отсюда.
Они последовали за Бенсоном наверх. Он, кряхтя, преодолевал крутой склон, несколько раз чуть не оступившись, но благополучно добрался до обочины дороги и сразу же направился к «олдсу».
Обливаясь потом, Бенсон оперся двумя руками о крышу автомобиля и наклонил голову, чтобы отдышаться.
Кейдж задержался на обочине и поднял пустую бутылку.
– Нельзя оставлять никаких следов, – закричал он.
– Ты курил! – сказал Грин. – Не забудь убрать свои окурки!
Кейдж наклонился и стал ширить по земле.
– Мимо проезжало несколько машин, – сказал Бенсон, не оборачиваясь. – Они наверняка заметили мой «олдс».
– Вряд ли, – ответил Грин. – Здесь нет времени смотреть по сторонам. Если не будешь держать дорогу, тут же скатишься в ущелье. Можете не волноваться, господин Бенсон.
– Такие вещи никогда добром не кончаются, – с сомнением в голосе сказал Бенсон. – И как нас угораздило найти здесь Тино?
– Не повезло, – ответил Грин.
– Они тогда считали деньги, – сказал Бенсон. – Тино принес чемоданы. Миллионы долларов. Я случайно увидел, в зеркале, на секунду обернувшись, когда открылась дверь. Если бы они это заметили, они, скорее всего, тут же перерезали бы мне горло.
Грин никогда не задумывался, какую власть над человеком может иметь преступная идея. В его сознании вдруг все перевернулось, и по всему телу пробежали мурашки. Мысль о том, что можно получить деньги, при этом не работая и не прилагая никаких особых усилий, которые были бы пропорциональны величине капитала – Бенсон говорил о миллионах, – искушала и пьянила. Странное ощущение. Он дозрел. В тюрьме он выслушал тысячи рассказов о мошенничестве и обмане и, как губка, впитывал в себя каждую историю.
У него закружилась голова от подобной идеи. Кейдж подошел к машине, а Грин вернулся на обочину.
– Я сейчас приду, – сказал он.
– Ты куда? – спросил Кейдж.
– Вернусь вниз на секунду, – ответил Грин.
– Зачем?
– Потом объясню.
– Только не делай глупостей, Том, хорошо?
– Я позже все объясню.
– Что вы собираетесь делать? – прозвучал бас Бенсона ему вдогонку.
Грин не ответил и спустился в ущелье.
«Небольшая, но прекрасно сыгранная Томом Грином роль. Ему удалось избежать клише и неожиданно взволновать зрителей в общем в весьма посредственном фильме», – писала в 1982 году газета «Нью-Йорк таймс» об игре Грина в рубрике «Кино недели». Грин получил за эту роль номинацию «Эмми».
Официантка из ближайшего кафе, избегавшая его на протяжении нескольких месяцев, теперь поверила, что он действительно унаследовал от матери коллекцию экзотических скульптур, ваз и масок. Перед зеркалом он репетировал свою благодарственную речь.
По мнению Линды Гросс, его агента из компании «Юнайтед Тэлент», после номинации Грин мог, развалившись на диване, выбирать любой понравившийся ему сценарий из дюжины других, которые будут присылать ему еженедельно. Она оказалась права – он и впрямь получал кипы сценариев, но все предлагаемые роли были в той или иной степени вариациями предыдущей. Он не хотел повторяться – трагический наркоман, который, несмотря ни на что, сохранил человеческое лицо.
Церемония награждения премией «Эмми» транслировалась в прямом эфире. В душном зале сидели нервничающие артисты и продюсеры. Грина показали в течение трех секунд, когда объявляли претендентов на лучшую роль второго плана в телевизионных мини-сериалах, и потом еще раз в течение пятнадцати секунд, когда прокручивали ролик из фильма. Премия досталась, однако, старому актеру, который уже давно ждал своей очереди. Надежда перейти в категорию «А» улетучилась так же быстро, как и воспоминания о номинации. Грин сыграл еще нескольких наркоманов, поскольку за эти роли хорошо платили, а затем снова начал посещать кинопробы. Молодой, он мог себе это позволить.
Два раза он дошел почти до конца: добрался до последнего раунда на пробах фильма Сиднея Люмета, а у Пола Верхувена чуть было не получил роль владельца ночного клуба, но, к сожалению, «слишком ординарное лицо» стало помехой. Он позвонил Верхувену – как-никак соотечественнику, с которым они когда-то перекинулись парой слов на приеме в нидерландском консульстве, – и оставил на автоответчике сообщение: «Если надо, я себе и китайское лицо сделаю». Грин считал часы, потом дни, но Верхувен так и не перезвонил.
Том Грин пополнил ряды многочисленных актеров, которые в состоянии были оплачивать аренду жилья, химчистку, БМВ, но так и не совершили заметного прорыва. Грин судорожно продолжал цепляться за свою мечту: он приехал в Америку, чтобы играть лучшие роли в лучших фильмах, и не собирался сдаваться. Долгие годы ему доставались лишь роли второго плана, преимущественно на телевидении, а он все ждал своего шанса, который никак не подворачивался.
Вскоре его пребывание в Лос-Анджелесе озарила встреча с Паулой. До ее появления карьера Грина строилась довольно удачно, хотя и без каких-то особенных подъемов. Предложения поступали постоянно. После исчезновения Паулы его дела начали стремительно ухудшаться, как будто она забрала с собой его силу воли. Разочарованный пустыми обещаниями, он сменил Линду Гросс из «Юнайтед Тэлент» на Питера Кана из агентства «Юнайтед», коллектива амбициозных молодых импресарио, и упустил при этом массу возможностей. Он продал несколько экземпляров из коллекции, доставшейся ему в наследство от матери, отказался от БМВ и перевез свои ритуальные предметы искусства в более дешевую квартиру. Он играл однодневные эпизодические роли, а затем (после того как постепенно распродал все раритеты, которые его мать так заботливо собирала) брался за любую работу в домах престарелых и базах отдыха, где с другими отвергнутыми актерами выступал в скетчах и развлекательных одноактных спектаклях.
