Нужно было бы немедленно рубануть кулаком по столу, заорать, потребовать, чтобы этот дурак на экране заткнулся, перестал молоть чепуху, но то что шло в эфир остановить и отменить без скандала уже не имелось возможностей.
Верный Харин, ничего не понимая, смотрел на мертвенное лицо шефа и лихорадочно старался угадать в чем недобдел, за что сейчас получит пинка. Единственное что у него не вызывало сомнений — пинок этот будет. И придется он точно по заднице.
— Выключи! — Немцев одолел немоту и силу земного тяготения. Заорал громко, с места вскочил быстро. Рука его жестом князя Пожарского звавшего народ на борьбу с врагом, указала Харину на дверь. — И выйди! Вон!
Любимых псов от хозяйских пинков не всегда спасает даже их бескорыстная верность.
Харин быстрой крысой мотнулся в угол. Пульт управления ящиком лежал по левую руку на столе шефа, но тянуться за ним в тот момент было опасно. Вырубил экран нажатием кнопки на панели телевизора. Затем, согнувшись как под бандитским обстрелом, со всех ног брызнул к двери.
Когда Харин исчез, Немцев повернулся к Рылову. Зло с него будто ветром сдуло: вот что значит — политик от бога. Голосом спокойным, дружеским, он не приказал, а попросил:
— Андрей Антонович, ты уж давай... Найди этого засранца, где бы он ни оказался и тащи его ко мне на дачу. Я туда приеду.
— Бу сделано.
Рылов своевольничал. Пусть губернатор знает — теперь на него уже не поорешь, как случалось. Когда в колоде мелкие козыришки, то и высовываться не стоит. Но если расклад уравнивает карты, речь должна идти не столько о подчинении, сколько о равноправном сотрудничестве. Хочет того Немцев или нет, а скоро на носу выскочат выборы. О союзниках надо думать заранее...
— Андрей, — судя по обращению. Немцев уже понял изменившуюся обстановку, — постарайся все сделать без шума. Если дело получит огласку, ты сам понимаешь... Или будешь играть самостоятельно?
«Самостоятельно» в данном случае означало игру начальника УВД на самосохранение.
— Это ты зря, Леонид. Рылов никогда не играл в подлянку.
— Спасибо. — Немцев протянул полковнику руку. — Ты, конечно понимаешь, дело нужно замять. Чтобы все обошлось без шумихи.
— Естественно.
— Как считаешь, кого еще нужно подключить к делу?
— Без Волкова не обойтись.
Волков — прокурор области, око московского государя в области.
— Хорошо, я тоже так думал. Теперь ты езжай, а Волковым я встречусь.
* * *
Прокурор себя ждать не заставил. Явился как всегда свежим огурчиком — чисто выбритым, с сияющим гладкими щеками и блестящей лысиной. Наполнил кабинет губернатора запахом дорогого французского одеколона. Радостно взмахнул коротенькими ручками.
— Слушал, Леонид Викторович! Слушал. Прекрасно. Как говорят в нужное время в нужную точку.
Занятый своими мыслями, Немцев сразу и не понял о чем говорит прокурор.
— О чем ты?
— Телемост губернатор — народные массы. Тема преступности сегодня актуальна, как никогда...
Возникло желание выругаться, все бросить к чертовой матери, уйти подальше от всех, запереться, чтобы никого не видеть, не слышать. Но тут же привычка подчиняться не первым эмоциям, а холодному расчету, взяла свое. Нет, он не уйдет. Он будет бороться за свое место, за право держать эту область задрипаных ланцепупов в своем кулаке и сделает все, чтобы ему не помешали. Если надо, он переступит через сына, раздавит его как таракана. Подонок! Слизняк! Безмозглое порожденье мамаши!
— Есть проблема. Корней Назарович...
Немцев с видом печальным и даже покаянным рассказал о происшедшем Волкову.
Прокурор слушал, сохраняя гробовое молчание. Как опытный картежник-преферансист он старался просчитать расклад карт, чтобы решить, вистовать ему в этой игре или объявить пас.
Выговорившись, Немцев спросил:
— Итак, что скажешь? Сумеем мы это дело замять?
Волков молчал.
Немцев счел нужным привести еще один, как ему казалось самый веский на тот момент аргумент.
— Учти, меня меньше всего заботит то, как вывести из под наказания сына. На кону куда большая ставка.
Прокурор тяжело вздохнул.
— С ходу такое и не решишь. Это надо обдумать.
Немцев понял — выпустить от себя Волкова, не добившись его согласия, — значит, проиграть все без боя. Он взорвался.
— Давай, Корней, целочку из себя не строй. Все ты знаешь и понимаешь. Но твоя беда — надеешься в такой ситуации сделать финт ушами и выкрутиться. Разъясняю популярно: не выйдет. Сработает принцип домино: упадет губернатор, учти, я такого не исключаю, но с ним полетите все вы. Он уж постарается. Губернатор не из Пырловки к вам явился, из Москвы...
Немцев не говорил о себе «я». Он как великий Сталин или всенародно избранный президент Ельцин обозначал себя в третьем лице словом «губернатор». Такое умение дается не каждому. Оно приобретается только на высоких государственных должностях.
Прокурор помнил первые дни пребывания Немцева в должности. Тогда тот упорно нажимал не на свое губернаторское положение, а апеллировал к разуму и лойяльности окружавших его людей. «Мы теперь одна команда. Без вас — я пустое место. Ваше мнение — мое мнение. Только дружными усилиями мы сможем сдвинуть дело с места». Однако государственное возмужание Немцева шло с быстротой удивительной. Уже через месяц он вкусил сладость власти, и стало ясно, что громко провозглашенная формула «Ваше мнение — мое мнение» должна пониматься наоборот: «Мое мнение — ваше мнение».
Прокурор никогда не был радикалом. Он не позволял себе зарываться в делах и желаниях. Его предшественник слишком спешил и глотал, не прожевывая, все, что попадало в рот. В конце, потеряв осторожность, он через жену оказал поддержку нефтяной фирме, которая принадлежала преступному авторитету...
Волков работал осторожно. Он придерживался золотого принципа «лучше меньше, да больше». За внешней глуповатостью изречения скрывался глубокий смысл. «Лучше меньше работать, да больше получать». «Лучше меньше брать в один раз, да больше брать помалу». «Лучше меньше ставить на кон, да больше выигрывать». Короче, вариантов масса.
Свою секретную формулу Волков не раскрывал никому, оберегал ее от чужих взглядов, как пиковая дама тайну трех выигрышных карт. И вот вдруг обстоятельства сложились так, что приходится рисковать и ставить на одну карту.
Слушая Немцева, Волков испытывал сложные чувства. С одной стороны ему доставляло тайное удовольствие видеть, как задницу губернатора припекает открытое пламя. С другой — он прекрасно понимал, что от огня может заняться дом и крыша рухнет не только на башку Немцева, а разом придавит всю команду.
— Леонид Викторович, — Волков удрученно вздохнул, — я прекрасно отдаю себе во всем отчет.
— Отчеты, милейший Корней Назарович, это бюрократия. Сейчас нужны действия.
— Я понимаю.
— Это хорошо. И все же изложу свое непросвещенное мнение. Во что сразу превратиться процесс Усачевых?
«Ловко, — подумал Волков. — Не процесс Игоря Немцева, подлеца и убийцы, а его жертв — Усачевых. Ловко.»
— Он, — продолжал губернатор, — сразу станет ареной клеветы на власть, на демократию. Любая сволочь постарается опорочить всех нас. Не думай, что я спасаю собственную шкуру. Я уже во как наелся властью...
«И наворовал», — раздраженно подумал Волков, но промолчал, сохраняя на лице выражение особого внимания к тому, что говорил глава областной администрации.
— Меня заботит общее положение. В том числе и твое. Тебя кто сюда назначил? Генерал-прокурор...
— Генеральный прокурор, — осторожно подсказал Волков, не столько из стремления поправить Немцева, который явно с умыслом допустил оговорку, сколько из желания показать свою внимательность ко всему, что говорил губернатор.
— Какая разница? — Немцев окрысился. — Ты же понимаешь, о ком я. Главное в этом. — Он задохнулся и замолчал, стараясь отдышаться. Когда дыхание пришло в норму, продолжил, будто начал с новой строки. — Тебя генеральный. Его самого — президент страны. Образуется единая неразрывная цепочка связей. Теперь прикинь, что будет, если разорвать хотя бы одно звено.
— Леонид Викторович, вы прекрасно понимаете — мы сделаем дело. Но не дай бог дойдет слух до прессы. Вы сами только что говорили о демократии. Хорошо, я понимаю. Только кто распустил этих писак, как не мы сами?
— Зря ты так, писаки прекрасно знают, где кричать, а когда язык надо заткнуть в задницу.
— Что-то этого не замечал.
— Значит невнимательно следишь. Вон на Дальнем Востоке президент подменил губернатора генералом НКВД..
— ФСБ, — снова счел нужным подсказать Волков.
— Перестань! Что ты к мелочам цепляешься, юрист хренов. — Даже такие мелкие возражения раздражали Немцева. — Главное видеть надо. Главное. А оно в том, что никто в прессе не орет, что возвращается сталинская карательная практика, когда органы безопасности стояли выше гражданской власти. Выходит, знают писаки, когда не стоит гавкать на папу с мамой.
