Часы сообщили Квиллеру, что час ланча «У Оуэна» закончился, а интуиция подсказала, что Дерек, скорее всего, направляется в «Чары Элизабет», чтобы расслабиться и доложить о последних событиях. Квиллер двинулся в том же направлении, задержавшись только для того, чтобы купить хот-дог и два экземпляра «Всякой всячины». По пути он придумал ещё один трюк с участием читателей. Можно затеять перепись «печатных» стульев в Мускаунти! Дать фотографию того, что стоит у Арнольда… Спросить: «Нет ли у вас этого исторического изделия?» Если есть, пусть пришлют открытку. Арчи Райкер подшучивал над затеей Квиллера с почтовыми открытками, но сам прекрасно знал, что подписчики с нетерпением дожидаются ежемесячного задания и обсуждают его по всему округу.
На Дубовую улицу выходили фасады трёх стоящих рядом магазинов, и у каждой витрины висел длинный деревянный ящик с петуниями. «Чары Элизабет» находились в центре, по соседству с ними — агентство недвижимости и стилист. Когда Квиллер открыл дверь, звякнул висящий над ней колокольчик, и к нему повернулись три женщины: Элизабет и две покупательницы пенсионного возраста, одна высокая, другая низенькая. Когда-то эти последние были его соседками в Индейской Деревне.
— Леди! Что привело вас в гнездо лысухи и цапли? — спросил Квиллер.
Дамы весело приветствовали его.
— Теннисон! — воскликнула высокая.
— Моё любимое стихотворение «Ручей», — заявила низенькая.
Это были сестры Кавендиш, вышедшие на пенсию после успешной учительской деятельности в Центре. Квиллер как-то спас одну из их кошек, когда та запуталась в шлангах стиральной машины.
— Я слышал, вы живёте в деревне пенсионеров, — проговорил он.
— Да, нам сдали квартиру с правом держать животных.
— Мы бы никуда не поехали без Пинки и Квинки.
— Мы приехали посмотреть вечером спектакль.
— В деревне есть общественный автобус, который отвозит жителей утром и привозит обратно вечером.
— Как поживает Коко?
— А наша дорогая Юм-Юм?
— Их очень интересует побережье, — ответил Квиллер, — а затянутая сеткой веранда — их университет. Коко изучает по ночам созвездия и пишет дипломную работу о поведении ворон в течение дня.
— Какой интеллектуал! — воскликнула высокая сестра.
— Юм-Юм специализируется в энтомологии, но вчера отличилась — участвовала в операции по спасению жизни.
— Правда? — вскричали обе сестры в унисон.
— Вы знаете, с какой силой и отчаянием бьются птицы, стараясь пролететь сквозь сетку или оконное стекло… Так вот, одна колибри пыталась вчера влететь в сетку на веранде, её длинный клюв застрял в ячейке. Она отчаянно билась, пока Юм-Юм не вспрыгнула на спинку стоящего рядом стула, мягко ударила по клюву лапой и вытолкнула наружу.
— Какая душечка! — восхитилась низенькая сестра.
— Разве вы не знали, что Юм-Юм мягкосердечна?
«Вероятно, кошка решила, что в сетке застрял жук», — подумал Квиллер.
Колокольчик над дверью звякнул, и в лавку ввалился Дерек Каттлбринк.
— Прямо с работы, — объявил он. — До подъёма занавеса осталось пять часов. Кофе есть?
Он вприпрыжку двинулся в заднюю часть лавочки. Обменявшись любезностями с сестрами и вручив Элизабет одну из газет, Квиллер последовал за ним.
Мужчины уселись на стулья с тоненькими ножками и чёрными нейлоновыми сиденьями, держа в руках пластмассовые чашечки с кофе.
— Пока я на работе, к еде не прикасаюсь, — сказал Дерек.
— Как идут дела?
— Во время ланча — великолепно. По вечерам я там не бываю, так что не в курсе, много ли народу приходит обедать.
— С хозяином ладишь?
— Конечно. Никаких конфликтов. Я ему нужен, и он это знает. Так что его болтовню выслушивать не приходится. — Дерек понизил голос: — Я знаю о ресторанном деле гораздо больше, чем он. По крайней мере, пролистал несколько книжек. А этот — солдафон, который любит поесть и думает, что держать ресторан — плёвое дело. Ошибается! Это самый тяжёлый и самый сложный бизнес. Оуэну посчастливилось: у него прекрасная повариха. Она — художник, творец, училась в одном из лучших кулинарных колледжей и действительно предана своему делу! Кроме того, это очень милая женщина — гораздо моложе его. И не заносится, как муж. Он велит, чтобы его называли мистер Боуэн. А она говорит: «Зови меня Эрни». Её имя — Эрнестина. Работает как лошадь на кухне, а он в это время валяет дурака и ездит ловить рыбу.
— Но ведь то, что ему удаётся поймать, идёт в меню? По рыночной цене, я полагаю.
— Да нет… Странное дело, но Оуэн говорит, что Эрни не умеет готовить озёрную рыбу, потому что она родом из Флориды, и что он ловит рыбу исключительно ради спортивного интереса. Всё, что ему удаётся поймать, бросает обратно в воду. Чудак!
— Хм-м-м… — промычал Квиллер, поглаживая усы. — А что у вас во время ланча особенно хорошо расходится?
— Картофель на вертеле, моя идея.
— Слышал, люди о нём говорят. Что это такое?
— Лиз, у тебя остались вертела? — закричал Дерек.
Несколько штук, — ответила она. — Я заказала новую партию, Майк их уже делает, но, как он ни старается, нам вряд ли удастся удовлетворить спрос.
Элизабет показала Квиллеру набор железных прутьев в фут длиной, с витой средней частью и заостренным кончиком. Декоративный медальон на противоположном конце заменял рукоятку.
— Когда печёшь картофель на вертеле, он быстрее готовится и к тому же более рассыпчатый, ароматный и питательный, чем обычный.
— Кто это сказал? — спросил Квиллер. — По-моему, чистая показуха.
— Не знаю, откуда это пошло, но теперь все так считают. Это Дерек придумал — включить в меню картофель на вертеле, и Эрни для начала купила дюжину вертелов. Теперь ей нужно ещё.
— Я знаю, почему они так популярны, — сказал Дерек. — Картофелины снимают с вертела и сервируют прямо у столика — для пущего эффекта. Обед в первоклассном ресторане — это своего рода шоу, понимаешь? Людям нравится, когда официант священнодействует у них на глазах, например разделывает форель, смешивает салат «Цезарь»[13] или поджигает охотничьи колбаски. Я проделываю весь ритуал сам. Приходи как-нибудь на ланч.
— Обязательно. А пока я пообедаю там перед сегодняшним спектаклем.
— Ох, чуть не забыл!.. — Дерек вскочил со стула и понёсся к двери.
— Ни пуха ни пера! — прокричал Квиллер ему вслед.
— Квилл, читали сегодняшнюю газету? — спросила Элизабет. — Взгляните на объявление на пятой странице.
Квиллер развернул газету, которую оставил себе, и прочёл обведенное рамкой объявление.
Есть о чем подумать!
Неужели вам нравится язык,
на каком говорят в Мускаунти?
У вас есть своё мнение о том,
как говорят по-английски?
Пора ли исключить из английского
языка слово «сие»?
Всегда ли вы знаете, как правильно говорить:
«мы с ним» или «он и я»?
Спрашивайте об этом миссис Бабьи!
Её колонка начинает выходить во «Всякой всячине»
на этой странице со следующей недели.
Она с вниманием отнесётся ко всем вашим вопросам
и исправит ошибки.
— Вот это сюрприз, чтобы не сказать больше! — заметил Квиллер. — Читатели требовали комментария редакции по поводу небрежного разговорного английского, на котором изъясняются в Мускаунти, но нужно ещё как следует подумать, сможет ли посвященная грамматике колонка что-нибудь улучшить. А вы, Элизабет, как считаете?
— Честно говоря, я думаю, что люди, которые больше всего в этой колонке нуждаются, читать её не будут. Более того, они не видят ничего дурного в том, как говорят. Местный говор они переняли от родителей, и, скорее всего, их друзья говорят точно так же.
— Интересно знать, кто ведёт эту колонку? — проговорил Квиллер. — Возможно, Джил Хендли или какой-нибудь учитель английского на пенсии. Впрочем, это вопрос к Джуниору Гудвинтеру. Поживём — увидим.
Перед тем как вернуться домой, Квиллер ещё раз поехал в Фишпорт. Кусок мешковины по-прежнему закрывал вывеску на лужайке, но полицейских машин на дорожке не было. Квиллер решил, что постучит в дверь и по-дружески спросит, как дела. Вопрос «Не могу ли я чем-нибудь вам помочь?» всегда был ключом, открывающим путь к доверию.
Квиллер постучал, но никто ему не ответил. Он постучал снова. Было слышно, что кто-то бродит по дому — но явно не хочет, чтобы его беспокоили. И Квиллер уехал.
Прежде чем поехать обедать, а потом отправиться в театр, Квиллер накормил кошек и почитал им вслух. И на этот раз они наслаждались книгой об овцах, «Вдали от безумной толпы». Обычно все трое сидели на веранде: Квиллер — в шезлонге, Юм-Юм — у него на коленях, Коко — на спинке кресла, заглядывая чтецу через плечо. Когда Квиллер читал на разные голоса, Коко приходил в возбуждение и немного наклонялся вперёд, так что усы кота щекотали ухо человека. Эпизод, который Квиллер читал сейчас, как раз и вызвал щекотание уха — трагическое событие, сделавшее роман таким знаменитым.
