Ознакомительная версия.
– Теперь я вне подозрений, надеюсь? – иронически осведомился жених, получив обратно свои бумаги.
– Извините, таков порядок, – отозвался Ласточкин. – Теперь давайте искать органайзер жертвы, или ежедневник, или файл в компьютере – словом, нечто, куда она записывала свой распорядок дня. С кем она собиралась встречаться, и так далее.
– У нее был ежедневник, – заметил Антон.
– Прекрасно, так давайте искать ежедневник. Вы не знаете, где он может находиться?
– Кажется, знаю, – сказал Илларионов.
Он поднялся с места и открыл один из ящиков комода. Внутри оказались дамские прокладки. Илларионов, покраснев, выдвинул другой ящик. Там лежали презервативы на все вкусы. В конце концов ежедневник обнаружился среди кружевных трусиков в самом верхнем ящике. Я тем временем отправилась разыскивать телефоны, которыми пользовалась жертва. Сотовых нашлось аж целых два, а к ним в придачу – аппарат стационарного телефона, стилизованный под двадцатые годы, но при этом с новейшим автоответчиком.
– Нашла, – объявила я, вернувшись к напарнику. – Два мобильника, а на автоответчике точно есть какие-то записи.
– Два мобильника? – удивился Илларионов. – Насколько я помню, у Насти был только один.
– Может, купила новую модель? – спросила я. – Многие сейчас так делают.
Ласточкин включил автоответчик, а сам стал, хмурясь, листать ежедневник.
«Здравствуйте! Мне очень жаль, но вам не повезло. Похоже, что меня нет дома. Говорите после звукового сигнала или перезвоните мне попозже, я всегда буду рада побеседовать с вами. Всегда ваша Настя».
Би-ип!
«Настенька, – говорит взволнованный голос с придыханием, явно принадлежащий мужчине, – мне обязательно надо встретиться с вами! Я недавно перевел Рембо, это что-то фантастическое! Вы обязательно должны выслушать это! Приходите, я вас жду!»
Ласточкин нажал на паузу.
– Кто это?
– Владимир Берестов. – Жених скривился. – Поэт, – прибавил он с легким оттенком презрения в голосе. – Иногда пробует переводить, но ничего у него не выходит. Кстати, его стихи тоже порядочная дрянь.
– А-а, – протянул капитан. – А вы их читали?
– Нет, зачем мне это? – искренне удивился Илларионов.
Ласточкин подмигнул мне.
– Поехали дальше, – сказал он, нажимая на клавишу.
«Настюша, – залепетал сюсюкающий мужской голос, – я звоню вам, просто чтобы сказать, какая вы поразительная! Я никогда не забуду эту ночь! Если вам что-нибудь надо, только дайте мне знать. Я все, все для вас сделаю!»
– Так, – сказал Ласточкин со скучающим видом. – А это кто?
– Наверное, Артем Новоселов, друг детства, – нерешительно промолвил жених. – По голосу вроде он. Только обычно он выражается куда более спокойно.
– А что это за ночь он имеет в виду? – спросил Ласточкин как бы между прочим.
– Наверное, они вместе ходили на дискотеку, – предположил Илларионов. Но в тоне его совершенно не было убежденности в этом.
– Дальше, – сказал Ласточкин.
На этот раз говорила женщина. Голос показался мне знакомым.
«Настя, это я! Как я рада, что ты больше на меня не сердишься! Я пригласила Сережу на вечеринку, ты не против? Я уверена, вы с ним подружитесь! Он такой милый! Настя, я тут в одном бутике видела платье с орхидеями, как раз такое, как ты искала! Точь-в-точь как в журнале!»
Дальше следовало не менее десяти минут абсолютно бессодержательной болтовни – смеси из модных новинок, сплетен и содержания телесериалов.
– Маша Олейникова, – сказал Ласточкин, когда та наконец умолкла. – Становится все интересней и интересней.
Восторженный лепет Маши сменил глуховатый мужской баритон.
«Здравствуйте, Анастасия Александровна! Да, так вот: картину я отреставрировал, она теперь как новенькая. Завтра занесу, если вам удобно. Перезвоните мне, и мы условимся о времени».
– Это кто? – спросил Ласточкин у Илларионова.
– Георгий Столетов, художник, – фыркнул тот. – Он реставрировал одну из Настиных картин. Ту, где изображен сад. На ней краска сильно потрескалась.
– Вот эту? – спросил Ласточкин, кивая на небольшое полотно на стене.
– Да-да. Когда я звонил Насте в среду, она говорила, что Столетов уже доставил картину. Она была очень довольна, потому что эта работа – почти единственное, что осталось от расстрелянного прадедушки.
Ласточкин кивнул.
– Поехали дальше.
«Дорогая, – укоризненно бубнил голос поэта, – я на тебя сердит! Ты так и не дала мне прочесть перевод. Конечно, он далек от совершенства, но все же… Целую твою замечательную родинку на попке! С нетерпением жду новой встречи!»
На лицо жениха во время этой тирады было страшно смотреть. Он съежился и словно стал меньше ростом.
– Простите, – промолвил он слабеющим голосом, – а нельзя ли… еще раз?
– Нет, нельзя, – ответил Ласточкин. – И так все ясно. Они были на дискотеке, я уверен.
«Привет, Настена, – жизнерадостно зачастил автоответчик, – это Серега, помнишь меня? Свидание было просто фантастическим, но ты мне больше не звонила, и я решил позвонить сам. Ты меня слышишь? Если слышишь, перезвони! Твой номер в кожаном белье мне очень понравился! Класс!»
Илларионов скрючился в кресле. Его элегантный костюм стремительно линял на глазах.
«Анастасия Александровна, это ваша колористка. Не забудьте, вы должны к нам заглянуть в понедельник, и мы займемся вашими волосами. До свидания!»
… Нет, не заглянет она к вам в понедельник, и никакие колористы ей уже не понадобятся. Извините, ребята.
«Настя! Это я, Маша! Почему ты не берешь трубку? Я звонила тебе на мобильный, ты тоже не отвечаешь! Сережа мне все рассказал! Это просто ужасно, что ты делаешь! Зачем, Настя? Мы же были такими хорошими подругами! Как же можно быть такой эгоисткой? Ты, – всхлип, – ты просто чудовище, Настя! Я тебя ненавижу! Ты дрянь, да, дрянь! Будь моя воля, я бы тебя убила за то, как ты со мной поступила! Как будто тебе других мужиков мало! Бедный Антон, повезло ему, нечего сказать! Связался с такой… такой… А ты мне больше не подруга! И я знать тебя не желаю!»
Ласточкин разглядывал лепнину на потолке. В глазах его плясали смешинки. Зато жениху, похоже, было совсем не до смеха.
«Настенька, это Инна Петровна. Почему ты мне не звонишь? Я была бы так рада побеседовать с тобой, деточка моя! Позвони мне как-нибудь, хорошо?»
– А это еще кто? – поинтересовался капитан.
– Инна Василевская, – буркнул жених. – Она была знакомой Настиной матери.
– Понятно. Кстати, что делают Настины родители? Чем они занимаются?
– Отец – ничем, он умер. Мать второй раз вышла замуж, живет круглый год в Сан-Диего. Это на границе Соединенных Штатов и Мексики.
– Та-ак… Надо бы поставить ее в известность о том, что случилось с ее дочерью. Ну, что там у нас еще?
Следующий звонивший, какой-то Слава, во всех деталях расписывал, чем они с Настей будут заниматься в субботу и как именно они будут этим заниматься. Не выдержав, жених вскочил с места и рванул узел галстука.
– Простите, – прохрипел он, – мне… мне очень нужно выпить.
– Никаких проблем, – отозвался Ласточкин. – Только один вопрос. Кто этот Слава?
Илларионов замер на месте.
– Это мой лучший друг, – ответил он несчастным голосом и рысью умчался в направлении кухни. Словно обрадовавшись, что он наконец ушел, часы мягко пробили четыре.
– Паша, – сказала я, когда мы с капитаном наконец остались одни, – но ведь это ужасно.
– Нет, – отрезал мой напарник.
– Да, – упорствовала я. – Потому что только по этим записям выходит, что у нее было четыре любовника, а когда мы начнем искать, окажется, что их было не меньше десятка. Плюс ненавидящие подружки и какие-нибудь бывшие бойфренды, которые не были в восторге от того, что внезапно стали бывшими. Неужели мы будем все это проверять?
– Такова уж наша полицейская жизнь, – философски ответил Ласточкин. – Кстати, ты мне не объяснишь, зачем покойной было нужно два сотовых?
Я мгновение подумала.
– Ну… Один был для жениха, а другой, наверное, – для всех остальных. На случай, если он вздумает проверять, кто ей звонит.
– А он еще так убивался, что ее убили, – заметил Ласточкин в пространство. – Нет, с какой точки зрения ни посмотри, ему чертовски повезло.
Глава 8. Когда вмешивается женщина
Пятый час этого суматошного дня не принес с собой ничего нового. Эксперт Самохвалов самым тщательным образом изучил все ножи, имеющиеся в доме, и с уверенностью объявил, что ни один из них не был орудием убийства.
– Значит, орудие убийства неизвестный гость унес с собой, – проворчал Ласточкин. – Ладно, будем надеяться, это поможет нам его вычислить. Что еще?
Самохвалов вздохнул.
– Я выявил с десяток групп отпечатков. В этой квартире побывала уйма народу. Но вот что интересно: на дверной ручке почти ничего нет. Пара смазанных отпечатков, и все.
– Наверное, это мои, – сказал Илларионов. – Я трогал ручку, когда входил в квартиру.
Ознакомительная версия.
