Стоп, а это интересно. По этому пути надо пойти — выявить знакомых Саши и Гены. Естественно, тех, которых знают Сережа и Владик. Должны же такие быть! Выявить и позаниматься ими. Пора сдвинуть дело с мертвой точки.
К сожалению, двигание отложилось, поскольку Владик уже сделал заказ, и нам его принесли. Заказом оказалась бутылка очень хорошей водки и какая-то чисто символическая закуска — фрукты и орешки. Насколько я понимаю, водку закусывают огурцами. Солеными. И вообще я не готова пить водку, я ее пью только в экстремальных ситуациях.
Похоже, Сережа прочел мои мысли, поскольку сказал:
— Вы извините, Таня, но поминают всегда водкой. Но вы не бойтесь, она очень качественная, вам ничего не будет. Я наливаю?
Я кивнула. А куда деваться? Хотя поминают, по-моему, не только водкой. Да и вообще, какая разница покойнику, что именно мы будем пить за его здоровье? Тьфу, господи, что я за ерунду несу!
Тем временем Владик напомнил Сереже и объяснил мне, каким замечательным во всех отношениях человеком был их друг Саша. Потом заверил нас, что память о Саше никогда не сотрется из нашей памяти, из памяти его многочисленных друзей. Мы с Сережей были вполне с этим согласны, а посему выпили.
Водка как водка, ничего особенного — такая же невкусная, как любая другая. Разве что пьется хорошо. И еще странная особенность — мозги после нее работать отказываются. И печальное настроение никак не появляется. Наоборот, хочется танцевать. И чтобы при этом шептали на ухо, какая я красивая и необыкновенная. Кстати, несколько пар уже танцуют — почти рядом с нашим столиком топчутся французы — вон как сплелись: непонятно, где кончается он и начинается она. А уж на ухо он ей шепчет прямо не переставая. Нет, ну чего он в ней все-таки нашел, не понимаю?
Да тебе-то какое дело? Ты пей давай — вон уже и Сережа речь сказал, пить пора. За покойника. А как выпьешь — начинай работать. Выясни хотя бы, кто тут на теплоходе знает эту компанию.
А вот и удобный случай — какой-то мужик у стойки бара подает знаки Владику Явно приветствует. Владик отмахивается. Значит, скорее всего, не слишком близкий знакомый, а то бы обязательно пригласили выпить, помянуть. Ну-ка, попробуем:
— Знакомый? — я кивнула головой в сторону мужика у стойки.
— Ага, — никакого продолжения не последовало. Попытаемся еще раз:
— А вообще, наверное, знакомых тут у вас навалом? Я, например, все время натыкалась на знакомые лица.
— Встречаются, — в голосе Владика нет никаких эмоций, никакой заинтересованности.
Да, пожалуй, из него мне ничего вытянуть не удастся. Придется ждать, пока проспится Игорь, — может, он что выложит.
— А странно… Вот вы, Таня, сказали, и мне вспомнилось. — Нет, ну как все-таки замечательно, что есть Сережа и что он сидит за столиком довольно далеко от Владика, который не может ни подтолкнуть его, ни ущипнуть. Давай, милый, говори. И милый заговорил дальше:
— Вчера-то, когда мы уже сыграли, один случай вышел.
— Сереж, ты покурить не хочешь? — с плохо сдерживаемой яростью осведомился Владик.
— Что? А, нет, пока не хочу, спасибо, — прямо врожденная вежливость. И, слава богу, не понимает никаких намеков. — Ну вот. Саша с Геной, как обычно, поссорились — они всегда после карт ссорились… И Саша вышел на палубу — остынуть. А я сидел лицом к окну и видел, как к нему подошел какой-то парень, они о чем-то поговорили, причем Сашка разозлился еще больше. А парень выглядел очень виноватым. Сашка начал его отчитывать, парень стал огрызаться, наконец, Сашке это надоело, и он сделал какой-то такой жест… И к нам вернулся.
Интересно… А может, и нет. Но проверить не мешает:
— Жест сделал? В смысле — послал?
— Да нет.. Ну, трудно объяснить. Что-то вроде — «сейчас некогда, но потом ты у меня получишь, идиот».
Хотелось бы знать, как все это можно выразить жестом? Очевидцу, конечно, понятней, но создавалось такое впечатление, что Саша на палубе разыграл целую пантомиму.
— А вы этого знакомого тоже знаете? — как можно небрежнее спросила я: главное — не показать виду, что я очень этим интересуюсь.
— Знать не знаю, но, по-моему, это что-то по работе — с ним потом и Генка разговаривал, и с Игорем он раскланялся. Владик, ты его не знаешь?
— Да видел пару раз. «Шестерка», — безмятежно отозвался Владик.
Он почему-то совершенно успокоился, не сверлил больше Сережу убийственным взглядом. Почему? Ведь когда Сережа только начал свое повествование, Владик был как на иголках. А теперь успокоился? Два возможных вывода — либо он все взвесил и пришел к заключению, что этот рассказ для него не опасен. Либо вчера было что-то еще, какой-то другой случай, который Владика очень волнует. Вообще создавалось такое впечатление, что вчера Саша умудрился так или иначе повздорить с половиной теплохода. Сначала этот Женя, потом Гена, теперь вот еще какая-то «шестерка». Интересно, Саша вообще был такой склочный человек или он вчера специально постарался? Но сейчас надо бы все-таки узнать поподробнее у Сережи о последнем случае и о том, не было ли вчера еще чего интересного, особенно связанного с Владиком: очень уж он нервно на все реагирует.
— А вы долго вчера сидели в баре?
— Да нет, где-то около часа уже разошлись — чего сидеть, если Сашка с Генкой постоянно цапаются? Тут еще к девчонкам какие-то уроды стали приставать, да и парень этот достал — маячит и маячит. То у стойки, то за столиком, то на палубу выйдет, то вернется…
— Сережа, пойдем покурим, — уже тоном приказа заявил Владик, схватил друга за руку и потащил к выходу — Подождите меня, — я нагнала их уже на палубе, — что это, все курить, а я что — рыжая?
— Да, конечно, — безнадежно-вежливо согласился Владик и дал мне огонька.
Мало того, что я не рыжая и очень хочу курить, на палубу я вылетела еще и потому, что поняла — еще немножко, и Сережа расскажет что-то действительно интересное. А если я оставлю их одних, то вряд ли смогу это услышать — Владик популярно объяснит приятелю, что при мне делиться воспоминаниями не стоит, лучше отложить их до разговора тет-а-тет. Не выйдет, голубчики!
Мы облокотились на перила, причем я вклинилась между ними.
— Сережа, простите, мы вас перебили, — невинно заметила я и попросила:
— Продолжайте, пожалуйста, что же вчера было?
Нет, это все-таки замечательно, что мы вышли из бара, а то у меня голова уже переставала работать — от шума, музыки, духоты. Ну и, естественно, от водки.
— А на чем я остановился? Ах да. Так вот — сидит он, сидит, парень этот. И явно чего-то ждет. А когда мы стали из бара выходить, прицепился к Сашке. Тот его отпихивает, мол, не время и не место. А парень — давай тогда время и место, когда и где? Я почему это слышал — последним плелся, перебрал слегка. А тот Сашку держит и не отпускает — как клещ вцепился. Ну Сашка и буркнул ему — завтра давай. А парень чего-то заверещал, что время поджимает, и вообще. Тогда Сашка ему в ответ — ну, мол, давай пораньше, если все так горит. А о чем они там дальше договорились — не знаю Я уже из бара выполз, а Сашка минуты через две подошел. Это я к чему, Танечка, — мало того, что знакомых морд целый теплоход — такое ощущение, что из Тарасова вообще не уезжал. Да еще обязательно с делами достанут — ну, Сашку тот парень хотел явно делами загрузить, да не успел. Ничего уже Сашке не нужно.
— Да, вот так работаешь-работаешь, крутишься-крутишься, а потом хлоп — и нет человека. И зачем оно все, куда? — философски заметил Владик. Он явно обрадовался переводу нашего разговора в другое русло и заторопился:
— Ребята, пойдем еще помянем Сашу, светлая ему память. Как жаль, Танечка, что вы его плохо знали.
— Вот вы мне и расскажите, чтобы узнала получше. — Еще бы: если у меня нет хоть каких-нибудь зацепок, касающихся убийцы, пусть хоть о жертве будет побольше сведений. К тому же я лелеяла надежду, что, рассказывая о Саше, кто-нибудь нечаянно проговорится и скажет что-нибудь столь же интересное, как сейчас Сережа.
В последующие полчаса я пожалела, что родилась на этот свет, что угораздило меня жить в городе Тарасове и что нечистая сила затащила меня на этот теплоход. Желали услышать что-нибудь интересное? Пожалуйста! За что боролись — на то и напоролись: Владик с большим энтузиазмом воспринял мою просьбу, подхватил под локоток, потащил обратно в бар, где мы под рюмочку услышали «концерт по заявкам трудящихся». Не давая никому слова вставить, он подробно доложил нам всю биографию Козанкова Александра Ивановича от рождения в 1965 году и до безвременной гибели. Я услышала много интересного о его семье (вплоть до прабабушек и прадедушек), о его привычках и причудах (оказывается, он очень любил морских свинок и держал у себя три штуки), о политических взглядах и об особенностях мировоззрения и мировосприятия. Кошмар какой-то! Причем голова пухла у меня одной, поскольку Сережа из нашего разговора выключился абсолютно, сосредоточив все свое внимание на бутылке, стоявшей перед ним. Правда, он обратил ошеломленный взор на Владика, когда тот с воодушевлением рассказывал об образе жизни Сашиных морских свинок, из чего я заключила, что это была уж совсем невообразимая чепуха.
