— Это свои. А чужие как я брошу?..
Следователь, улыбнувшись, достал из кармана пиджака пачку «Астры». Вытащив сигарету, судмедэксперт недовольно пробурчал:
— Когда ты, Петя, будешь приличное курево иметь?
— Когда прилично зарабатывать стану.
— Организуй следственный кооператив, и с деньгами — нет проблем.
— Не философствуй. Что экспертиза показала?
Медников помял в пальцах сигарету, попросил у следователя спички, прикурил и только после этого отдал Лимакину заключение. Быстро прочитав его, Лимакин передал листок Бирюкову.
Заключение было лаконичным. Смерть Водорьяпова наступила ориентировочно между двумя и тремя часами ночи от огнестрельного ранения со стороны спины в область сердца. Никаких патологических отклонений, признаков заболевания и алкоголя в организме потерпевшего не обнаружено.
— Из чего, по-твоему, стреляли? — спросил Медникова Антон.
— Я не специалист по определению видов оружия, но предположение, если хочешь, могу высказать… — Судмедэксперт мастерски пустил к потолку несколько колечек сигаретного дыма. — Судя по тому, с какой легкостью пуля пронзила крепкий торс Водорьяпова, бабахнули из винчестера или нашей родимой трехлинейки.
Бирюков, задумавшись, помолчал:
— Боря, случайно не знаешь, как здоровье бригадира Клепикова?
— Почему случайно… — Медников хмыкнул. — Бригадир лежит в моем отделении, в хирургическом.
— Ну и что у него с головой?
— Ничего. Сачкует мужик.
— Зачем же держите в больнице?
— Товарищ Пупынин надавил своим авторитетом на главврача. Тот уже готов перевести Клепикова в отдельную палату, сиделку назначить. Я сказал главному: «Только через мой труп! Если бригадир не хочет работать в колхозе, пусть ложится на месяц в районный санаторий».
— На что Клепиков жалуется?
— На периодическое помутнение сознания. Говорит, у него и раньше какие-то сдвиги в психике были. Готов, чудак, даже в областную психиатричку на исследование залечь.
— К Ложникову у него какие претензии?
— Никаких.
— Что ж тогда Пупынин мне звонил, дескать, надо Ложникова строго наказать?
— Это Михаил Михалыч ударился в руководящий раж под влиянием мадам Клепиковой. Вчера вечером Анна Ивановна метала гром и молнии в больнице. Врачи, видишь ли, недостаточно внимательны к ее невинно пострадавшему супругу. Обещала дойти вплоть до райкома партии. Грозная дама, с характером…
— Крепко вас припугнула? — спросил следователь.
— Нам не положено людей пугаться.
— А главврач на поводу у Пупынина пошел…
— Это не от испуга. От зависимости.
— От какой?
Судмедэксперт с усмешкой глянул на следователя:
— Ты, сыщик, как с Луны свалился. Знаешь наши фонды на больничное питание?.. Если ими ограничиваться, лечащиеся дистрофиками станут. Поэтому главврачу приходится волчком крутиться: то мясо по дешевке у колхозов да совхозов добывать, то курочек с птицефабрики. Проще говоря, никудышное централизованное снабжение компенсируем за счет обходных каналов, где без распоряжения Пупынина можно оказаться на бобах.
— Так и создается порочный круг.
— А куда денешься? Система…
— Надо, Петр, пока Клепиков в больнице, срочно допросить его, — сказал следователю Бирюков. — Отрази в протоколе, что у Георгия Макаровича претензий к Ложникову нет. И постарайся как можно подробнее узнать о Водорьяпове. Бригадир наверняка общался с ним больше, чем, скажем, председатель колхоза.
Лимакин сразу поднялся:
— Сделаю это, Антон Игнатьевич, не откладывая.
Встал и судмедэксперт Медников:
— Пошли, сыщик, вместе. Познакомлю тебя с Клепиковым, а ты еще раз угостишь меня бросовой сигареткой…
Двухэтажные кирпичные корпуса районной больницы находились в сосновом бору на окраине райцентра. Возле входа в хирургический корпус на скамеечке двое пожилых мужчин в больничных пижамах увлеченно резались в шашки. Остановившись около них, Медников спросил:
— Как там себя чувствует ваш напарник по палате?
— Последнюю курицу доедает, — ответил мужчина с загипсованной рукой на марлевой подвязке. Второй, перебинтованный от подбородка до макушки, тут же добавил:
— Ох, мастер поесть. Вчера жинка целый пакет продуктов привезла, так он уже его ополовинил.
— Ночью на головные боли жаловался?
— Какое там! Храпел, аж оконные стекла дрожали. Я тракторист, так всю ночь снилось, будто в кабине работающего трактора сплю…
Когда Медников с Лимакиным вошли в палату, Клепиков, склонившись над тумбочкой у изголовья кровати, старательно заворачивал в газету обглоданные куриные кости. Крутолобый и коренастый, на вид лет пятидесяти, он был из той породы мужиков, которых не так-то просто сбить с ног. Лимакин ожидал, что голова бригадира забинтована, но вместо этого увидел на его выстриженном затылке нашлепку лейкопластыря.
— Ну как себя чувствуешь, Георгий Макарыч? — словно старого знакомого спросил Медников.
Пухлощекое, словно у бурундука, лицо Клепикова расплылось в смущенной улыбке.
— Чувствую, доктор, удовлетворительно. Аппетит неплохой. Вот лишь голова гудит безостановочно, — басовито ответил он и вроде в подтверждение своих слов, поморщась, прижал ладонь к затылку.
— Это пройдет.
— Я так же думаю: куда она, бестолковая, денется. Погудит, погудит, да утихнет.
Медников показал взглядом на Лимакина:
— Следователя прокуратуры к тебе привел. Хочет с тобой поговорить.
Клепиков растерянно открыл рот:
— Я… я-а-а, истинный Бог, не виноватый. Если супруга Анна чего-то наболтала на Витю, так это не всурьез. Баба она малость заполошная…
Лимакин пристроился на стуле у тумбочки и открыл новенький служебный «дипломат».
— Вот это нам надо записать, — доставая чистый протокол допроса, сказал он.
Клепиков еще больше растерялся. Лоснящиеся губы его задрожали:
— Не надо, не надо писать! Витя за такую писанину может обидеться, а я ему зла не хочу. Вы уж лучше Анну допросите, она грамотней.
— Дело, Георгий Макарович, не в грамотности.
— А в чем?
— В правдивости.
— Дак мне какую правду вам говорить, если я ничего не знаю?
Медников, чтобы не мешать, взял у Лимакина сигарету и вышел из палаты.
О Водорьяпове Клепиков заговорил с еще большей неохотой, чем о Ложникове. Поначалу стал даже утверждать, что вообще никогда никаких дел с Водорьяповым не имел и знать его не знает.
— Георгий Макарович, это неправда, — спокойно сказал Лимакин.
— Как вас понимать? — Клепиков откровенно испугался. — Вру, значит, что ли?..
— Вы больше трех лет работали бок о бок с Водорьяповым. Почему не хотите о нем рассказать как о человеке. Чего боитесь?
Клепиков долго морщил лоб, водил взглядом по сторонам, будто ждал подсказки, но так и не дождавшись ее, через силу заговорил:
— Бояться нечего. Водорьяпов неплохой человек, да вот, ведь, говорят, убили его… Значит, кому-то крепко насолил.
— Кому именно?
— Понятно, не мне. Я от Леонида не зависел.
— А кто был от него зависим?
— Истинный Бог, не знаю.
— Разве можно жить, ничего не зная?
— Я всегда так живу. У меня в семье супруга командует.
— А по бригадирской работе?
— В бригадирстве кое-чего соображаю. Если б совсем не соображал, давно бы из бригадиров выгнали.
— Ну а почему говорить-то не хотите?
— Может, брякну сдуру невпопад и тоже смертельного врага наживу. Зачем мне враги?.. Вы напишите от себя, что надо, а я подпишусь.
— Следователям запрещено от себя писать.
— Тогда допросите мою Анну. Она в колхозных делах разбирается лучше. Тем более в последнее время у меня чего-то с головой не ладится.
— Давно?..
— С головой-то?.. Дак если правду сказать, то меня еще в детском возрасте тетка контузила. Нечаянно на цементный пол макушкой уронила. Мамаша говорит, думала, что помру, а я вот выжил. Правда, видать, с той поры неразвитость осталась. В школе плоховато учился, еле-еле четыре класса освоил.
— Как же бригадиром стали?
— А работал я в колхозе всегда хорошо. Другие вино пили, с начальством лаялись. Я же такими пустяками не занимался. Что мне прикажут, то непременно выполню. Вот за это Иван Данилыч Манаев меня полюбил, на бригадирские курсы отправил. С той поры, считай, двадцать лет без замечаний руковожу бригадой.
— С новым председателем колхоза как работается?
— Труднее, чем с Манаевым. Сергей Игнатьич — парень справедливый, тут не надо его хаять. Но командовать не любит. Какой пустяк ни спроси, он шутками отделывается: «У тебя, Макарыч, голова есть, а мозгов нету, что ли? Думай сам!» Вот и вся его команда… А я думать не привык. По домашнему хозяйству за меня супруга с удовольствием всю жизнь думает, на работе — Манаев приказывал. Чего там было думать? Исполняй распоряжение — и вся думка. Теперь, наверно, до пенсии в бригадирах не удержусь. Придется либо в рядовые скотники подаваться, либо десятка два колхозных бычков в аренду брать на откорм, если арендные подряды не ликвидируются в ближайшем будущем.
