Ознакомительная версия.
— Ты ничего не слышишь? Как будто эхо?
— Эхо?
— Ну да. Мы с тобой разговариваем, а в трубке будто эхо. Раньше этого не было. Я совершенно точно помню, что не было.
— Рина, что с тобой?
— Нет, ты мне скажи. Есть эхо?
— Рина, нет никакого эха. Это тебе только кажется.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— Странно. Но тогда что это? Что?!
— По-моему, тебе нужен…
— Замолчи!
— Ты ведешь себя очень странно.
— Это вы все ведете себя очень странно. Я-то как раз нормальна. Ха-ха!
— Что с тобой?
— Ничего. Смешно. Последнее время мне приписывают странные, немыслимые вещи: убийство мужа, кражу у себя самой драгоценностей, сумасшествие…
— Никто не сказал, что ты сумасшедшая.
— Собираюсь ею стать. Еще пара звонков, и…
— Прекрати немедленно!
— Пожалуй, я напишу завещание. У меня, оказывается, много денег. Безумно много денег. Да, я, пожалуй, сейчас же его напишу.
— И кому ты собираешься завещать свои безумные деньги?
— Марку.
— Рина, он же умер!
— Да? Как странно! Тогда тебе.
— Мне?!
— Но у меня нет родственников, нет детей. Кому же еще? Разве Федору Мироновичу?
— При чем здесь Федор Миронович?
— И верно. Значит, тебе.
— Перестань, Рина! Ты еще такая молодая! Мы с тобой ровесницы!
— Какой-то у тебя странный голос! Ты фальшивишь, Ника. Да, я еще подожду умирать. Спокойной ночи.
— Рина! Подожди, Ри…
Звонок.
— Да?!!
— Марина, добрый день. Не узнала, конечно?
— Кто это?
— Твой папа.
— Папа?!! Нет, не узнала.
— А я вот позвонил. Не ожидала?
— И не ожидала. Откуда у тебя мой телефон?
— Мы же с Виктором-покойником, царство ему небесное, общались. Братья все ж таки родные. Хотя не по-братски было так-то со мной поступать, как он. А телефон… Как ты переехала в Москву, так я и попросил у него твой телефон.
— Попросил или он тебе дал мой номер и велел позвонить?
— Ну зачем ты так, Мариночка, зачем! Велел! Что ж он мне был, указчик, что ли? Виктор-покойник…
— Да. Указчик. Я знаю, что ты постоянно ходил к нему просить денег.
— Богатому грех не поделиться.
— Зачем ты звонишь?
— Как твое здоровье? Сердце как? Не болит?
— Зачем ты звонишь?
— Ты ж теперь вроде как совсем одна осталась. Наталья-то и говорит: «Дочери, Сергей, позвони». Хорошая она женщина, Наталья моя.
— Жена, что ли?
— Да. Жена.
— Работает?
— Дома сидит. По выслуге.
— По выслуге?
— Ну да. Пенсию по выслуге уже получает. Она ж медик, Наталья моя. Медсестрой всю жизнь проработала.
— Значит, денег у вас нет. Ее пенсия небольшая, ты работаешь все в том же месте…
— Да уж уволился. Недавно. Платят-то больно мало.
— И где теперь работаешь?
— Да нигде пока.
— Понятно. Значит, хочешь, чтобы я содержала твою семью.
— Ну зачем же так, Мариночка? Зачем содержать? Так, помочь немного.
— Сколько немного?
— Да хоть тысячу в месяц.
— Рублей?
— …А большие деньги, видать, Виктор-покойник, царство ему небесное, оставил?
— А ты обратись к Федору Мироновичу, узнай.
— К адвокату этому ушлому? Нет уж.
— Что так?
— Ты ему, Мариночка, только не говори, что я звонил.
— Кому?
— Адвокату.
— Почему?
— Не надо. Я уж лучше к тебе каждый месяц за деньгами буду приезжать.
— Что, папа, совсем плохо?
— Ну зачем так, дочка? Зачем?
— Значит, теперь, когда дядя умер, никто тебя отсюда не шуганет. Из моей квартиры. Ведь если бы он узнал…
— Так нет его. И перед смертью-то он меня простил.
— Когда?
— Вот за день перед тем, как Виктору умереть, виделись мы. Братья все ж родные. Виделись, как же. Нехорошо так-то уходить, без прощения. Виктор-покойник тоже понял, что нехорошо, не по-людски. И Машу мне простил, и… Чего уж там! Помирились. Наталья устроила.
— Вот как?
— Так это ж она ему уколы делать приходила последний месяц! Со своими-то оно легче.
— А последний укол случайно не она ему делала?
— Какой такой последний?
— Такой. Дядя сам попросил или Наталья проявила инициативу?
— Он же умирал, Мариночка.
— А дверь? Он же не мог дверь за ней закрыть. У нее были свои ключи, так?
— Ну, что ты такое говоришь! Какие ключи!
— Я тебе перезвоню, папа.
— А деньги, Мариночка? Как с деньгами-то?
— Я все устрою.
— Значит, дашь?
— Дам.
— Вот спасибо тебе! Огромное спасибо! И от меня, и от Натальи. Только…
— Что только?
— Тысячу, наверное, будет маловато.
— Ну две тысячи. Что, снова мало?
— …Сколько же Виктор покойный, царство ему небесное, оставил?
— Папа, это ты?
— Я, Мариночка.
— Я что-то совсем не помню твой голос.
— Сколь уж не видались!
— Это точно ты?
— А кто ж?
— Кто тебя надоумил мне позвонить? Ах, да! Наталья! Что ж. Я тебе, папа, попозже перезвоню. Если это ты.
Длинные гудки.
— Вас слушают.
— Федор Миронович? Здравствуйте. Это Рина. Марина Водопьянова.
— Мариночка? Как же, как же! Любимая клиентка! Узнал, узнал.
— Послушайте, я не могу как-нибудь оформить пенсию папе?
— Пенсию? Папе?
— Ну да. Он просит денег, причем хочет получать их ежемесячно, а я почему-то не хочу его видеть у себя дома. Не могу. Мне кажется, он врет. Все время врет. Я ему никогда не была нужна.
— Значит, денег просит? Ты правильно сделала, что мне позвонила. У меня тут есть одна бумага, подписанная твоим отцом.
— Какая бумага?
— Ты же после совершеннолетия к дяде жить ушла. Так?
— Да.
— К этому времени женщина, которую он любил… Ну, словом, она умерла. И твой дядя решил, что вам с ним лучше будет вместе. Два одиноких человека, родственные души. И ему радость, и тебе не с мачехой жить. А квартира, на которую ты имела все законные права, осталась твоему отцу.
— Ну и что?
— Дело в том, что Виктор попросил меня составить бумагу, по которой твой отец получает причитающуюся тебе долю собственности в вашей квартире, а взамен отказывается от всего имущества, которое его дочь может получить в наследство. Он получает квартиру, но отказывается от всего прочего.
— От чего прочего?
— На тот момент это была квартира Виктора, куда он тебя и прописал. Получался равноценный обмен квартиры на квартиру. Твой дядя тогда еще не был богатым человеком. Времена-то какие были, помнишь небось? Он раньше был крепким руководителем, честным партийцем. Это после смерти Анны перевернуло всего, в бизнес подался, как раз и социализму конец пришел. Виктор-то здорово рисковал, да везло. Потом уже и фабрику купил, акции, конечно, контрольный пакет. Но об этом после. А твой отец от всех прав на наследство брата письменно отказался в твою пользу еще двенадцать лет назад. Отказался безо всяких оговорок, так-то. И даже если с тобой вдруг что-то случится… Ты уж прости, что говорю об этом, но, одним словом, отец твой ничего не получит. Он от всех своих прав отказался раз и навсегда. И есть завещание в твою пользу. Вот так.
— Значит, ему невыгодно было убивать дядю?
— Убивать?
— Его жена делала дяде уколы.
— Мариночка, он все равно умирал. Днем раньше, днем позже… И пойми: я не могу ничего из имущества Виктора оформить на твоего отца. Не имею права.
— Да, но я же всем этим распоряжаюсь. Так?
— Да.
— Я могу оформить?
— Так я и предполагал. Как ни старался Виктор и как я ни стараюсь теперь тебя защитить, ты все равно готова всех облагодетельствовать. Такой уж характер. Виктор это знал, потому и Марка не разрешил в твою квартиру постоянно прописать, и с отца твоего взял бумагу. Ты абсолютно беззащитна, девочка, рано или поздно ты можешь остаться ни с чем. Пойми, Марина, ты серьезно больна. Деньги — это единственная твоя защита от нищеты, от болезни, от всех проблем. Без них ты погибнешь. Ты не умеешь их зарабатывать, не умеешь жить как все, по средствам. А хочешь эти деньги просто раздать. Не Марк, так папа. Ну что он тебе? Много ты его видела в детстве? Но тогда он, по крайней мере, так не пил…
— Он что, пьет?
— Да, Марина.
— И… сильно?
— Его уволили за пьянку с работы.
— А он сказал, что сам ушел, потому что мало платят…
— Он тебе наговорит!
— Но если у меня так много всего, неужели же нельзя поделиться? Ведь я всего этого не проживу.
— У тебя могут быть дети, внуки.
— Нет.
— Ну, перестань, девочка! Перестань.
— Да-да. Я вспомнила.
— О чем?
— Так. Да, мне скоро нужны будут деньги. Много денег. Я могу на вас рассчитывать?
— Ну конечно!
— Вы ведь никогда не называли мне сумму, Федор Миронович.
— Еще рано.
Ознакомительная версия.
