День за днем по всей стране караваны таких фургонов, как мои, перевозили скаковых лошадей на скачки. Обычно количество животных, участвующих в таких событиях, доходило до сотни, но бывали и плохие дни, когда их число падало до тридцати. К счастью, большинство лошадей, тренируемых в Пикс-хилле, путешествовало в моих фургонах, а поскольку тренировкой лошадей в нашем районе занималось по меньшей мере человек двадцать пять, я неплохо зарабатывал, хотя миллионером и не стал.
Перед всеми жокеями, занимающимися стипл-чейзом и достигшими тридцатилетнего возраста, неизбежно вставал вопрос: что дальше? Одна жизнь была прожита, впереди лежала неизвестность. Уже в восемнадцать я водил фургоны своего отца, у которого был свой собственный транспорт: возил его лошадей на скачки, присматривал за ними, участвовал на них в любительских скачках, отвозил их домой. Когда в двадцать лет я стал профессионалом, меня взяли на работу в один из лучших конных заводов страны, где я и проработал двенадцать лет, заканчивая каждый сезон если не вторым, то никак не ниже шестого в списке лучших жокеев. За год я участвовал иногда в четырехстах скачках с препятствиями. Не многим жокеям в этом виде скачек удавалось продержаться наверху так долго из-за травм при падениях. К тридцати двум годам такая же судьба постигла и меня, как, собственно, и должно было рано или поздно случиться.
Переход из жокеев в руководители компании по перевозке лошадей заставил меня резко изменить свои взгляды на некоторые вещи, но, с другой стороны, здесь мне многое было знакомо. Теперь, после трех лет работы, мне уже казалось, что такая перемена в моей судьбе была неизбежна.
Как и обещал, я достал деньги из сейфа и положил их в конверт для Бретта. Кроме того, я ввел необходимую информацию в компьютер, чтобы Роза у себя в конторе могла включить эти данные в платежную ведомость. Так или иначе, у нее было маловато опыта по этой части, поскольку у нас водители редко увольнялись.
С конвертом в руке я направился к фургону, где, таращась друг на друга, стояли Дейв и Бретт. Отвинтив шланг от крана за поленницей, Дейв стоял, намотав на руку его пластиковые зеленые петли, и, по-видимому, спорил с Бреттом, кто должен убрать шланг на место.
Господи, дай мне терпения, подумал я, и вежливо попросил Дейва убрать шланг самому. С кислой миной он полез в фургон, провожаемый презрительным взглядом Бретта.
– Это не первый раз, когда Дейв подбирал людей на дороге, – доложил он. Я выслушал, но промолчал.
– Его надо было увольнять, не меня, – заметил Бретт.
– Я тебя не увольнял.
– Как же, не увольнял!
На его молодом, резко очерченном лице не промелькнуло и тени юмора, и я даже пожалел его за то, что ему так и суждено прожить жизнь всеми нелюбимым. Создавалось впечатление, что изменить его невозможно, так нытиком и помрет.
– Оставь Изабель свой адрес, – сказал я, чтобы поддержать разговор. – Ты можешь понадобиться на следствии по поводу вчерашнего пассажира.
– Это Дейв им нужен.
– Неважно, оставь адрес.
Он что-то проворчал, забрал конверт и, не сказав спасибо, уехал. Дейв снова вылез из машины и встал рядом со мной, злобно глядя ему вслед.
– Что он говорил? – спросил он.
– Что ты и других подбирал по дороге. Дейв совсем разгневался.
– Уж он наговорит!
– Не делай этого, Дейв.
Он почувствовал, что я говорю серьезно, и сделал попытку пошутить.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю.
– Тогда... ладно. – Он кисло улыбнулся и пообещал никого не подсаживать сегодня днем по дороге из Глостершира, после того как отвезет туда племенных кобыл.
– Я серьезно, Дейв.
Он вздохнул.
– Да знаю я.
Он забрал свой ржавый велосипед и со скрипом поехал по дороге, вильнув в сторону, чтобы пропустить возвращавшегося в своем пикапе Джоггера.
Джоггер привез с собой кусок дерева размером с книгу, с одной стороны утыканный гвоздями. Шляпки гвоздей притянет к магниту, объяснил он, но не настолько прочно, чтобы он не смог отодрать деревянную плитку при следующем осмотре. А дерево помешает магниту притягивать всякое барахло.
Я поверил ему на слово и посмотрел, как он лихо скользнул под фургон, на этот раз без салазок, и в считанные секунды водрузил деревяшку на место. Через мгновение он уже стоял рядом и хитро на меня поглядывал.
– Быстро ты управился, – задумчиво заметил я.
– Если знаешь, где смотреть, то проще пареной репы.
Не успел Джоггер уехать, как появился Харв. Мы вместе прошли в дом: я показал ему измазанную маслом коробку и объяснил, где ее обнаружил Джоггер. Харв был озадачен не меньше меня.
– А зачем она? – спросил он.
– Джоггер считает, что мы, сами того не ведая, перевозили наркотики.
– Чего?
– Ввозили контрабандой кокаин, понял?
– Да ты что? – возмутился Харви. – Без нашего ведома это невозможно.
На что я печально заметил:
– Может, кто из наших и знал.
Харв с этим не согласился. Если верить ему, все наши водители – святые.
Я поведал ему о ночном посетителе в черном, который лазил в фургон.
– У него был ключ к двери для грумов, – заметил я. – Наверняка. Замки-то целы.
– Похоже на то, – задумчиво сказал Харв. – Но ведь ты знаешь, ключи к этим дверям иногда подходят и для других фургонов. В смысле, я знаю наверняка, что ключ от моего фургона точно такой же, как у Бретта. И это не единственный пример.
Я кивнул. Ключи к зажиганию делались по спецзаказу и не могли быть продублированы, а вот ключи к дверям для грумов поступали небольшими партиями, и у нескольких фургонов они совпадали.
– Что же он делал внутри фургона? – спросил Харв. – Ведь эта штука... тайник... был снизу?
– Понятия не имею. Одежда у него была испачкана. Может, он уже лазил под машину и обнаружил, что тайник пуст.
– Что же нам теперь делать? – проговорил Харв. – Скажем Сэнди Смиту?
– Может быть. Потом. Не хотелось бы без нужды впутываться в неприятности.
Идея Харву пришлась по душе.
– И вовсе не надо, чтобы таможня об этом знала, – сказал он, кивая. – А то будут держать нас часами при каждой переправе. Они расценят это как особо важную информацию, можешь быть уверен.
