Поскольку плачевное состояние нашего банковского счета отравляло мое существование вот уже битых шесть недель, вы, должно быть, предположили, что в понедельник в десять утра я буду нетерпеливо переминаться с ноги на ногу перед входом в «Континентал бэнк энд траст компани», чтобы как можно быстрее депонировать чек, но вы ошиблись. Я был абсолютно убежден, что Вулф даже пальцем не пошевелит до тех пор, пока миссис Оделл не выполнит своего обязательства. И я его не виню. Из всех людей, числившихся в его списке, не было ни одного, которого мог бы доставить ему я, какую бы причину при этом ни выдумал. К тому же я был вовсе не уверен, что миссис Оделл удастся привести достаточно веские аргументы, чтобы собрать всех этих людей у Вулфа. Вот почему было вполне возможно, что с двадцатью тысячами нам придется расстаться, а раз так, то куда проще возвращать выписанный чек, чем зачислять его на свой счет, а потом выписывать новый чек на эту сумму.
В четыре часа дня я уже готов был поставить десять против одного на то, что чек придется возвратить. С приглашениями миссис Оделл справилась. Во всяком случае, она позвонила и сообщила, что все сказали «да». Но вот потом вышла неувязка: она заявила, что придет чуть раньше, в половину девятого, а я в соответствии с полученными от Вулфа инструкциями ответил, что приходить ей не стоит вовсе. Ее не приглашали, в список она не включена, и ее не пустят. Миссис Оделл рассвирепела. Я попытался объяснить, но она даже слушать не пожелала. Она потребовала, чтобы я переубедил Вулфа и перезвонил ей, причем если она не дождется моего звонка до половины пятого, то обзвонит всех приглашенных и скажет, чтобы они тоже не приходили.
Я заглянул на кухню, сообщил Фрицу, что отбываю по делам. Бегом, а не прогулочным шагом промчался до гаража на Десятой авеню, где стоит наш седан «херон», владеет которым Вулф, а вожу я, за девятнадцать минут, возможно рекорд для этого времени суток, добрался до угла Шестьдесят третьей улицы и Мэдисон-авеню и в 16:28 влетел в особняк Оделлов. Без ложной скромности признаюсь, что уломать ее удалось исключительно благодаря моему красноречию. Я объяснил, что, если Браунинг начнет врать напропалую, что совершенно неизбежно, она не выдержит и вмешается, чем наверняка испортит все дело, а вот Вулф, если позволить ему поступить по-своему, сделает все как надо. Кроме того, если она обзвонит всех приглашенных и скажет, чтобы они не приходили, нашу сделку можно считать разорванной, и ей придется подыскивать другого сыщика, согласного взяться за это дело, что, по-видимому, не так уж просто, судя по тому, что она обратилась к Вулфу и выписала ему чек на двадцать штук. Ей мои аргументы не понравились, но она их проглотила.
По возвращении мне повезло. На Шестьдесят третьей улице мне пришлось в спешке оставить машину во втором ряду, и я был приятно удивлен, вернувшись к седану, что ни один блюститель порядка за время моего отсутствия не налепил мне на ветровое стекло квитанцию об уплате штрафа. Обратный путь занял у меня тридцать одну минуту. Спустившись в шесть часов в кабинет и выслушав мой отчет, Вулф даже не буркнул свое обычное «приемлемо». Он просто зыркнул на меня и позвонил, чтобы Фриц принес пиво. Вид у него был пренесчастный. Мало того что беднягу заставили работать, так еще и в клиенты ему досталась женщина упрямая и заносчивая.
Пришли все. Первая, Сильвия Веннер, появилась чуть раньше девяти, а последний, Кеннет Меер, пожаловал в 21:08. Касс Р. Эбботт занял красное кожаное кресло по двум причинам: как президент КВС и по старшинству, ибо ему было уже под семьдесят. Поэтому я ничуть не колебался, предлагая ему это кресло. Остальных я разместил в желтых креслах, которые расставил в два ряда напротив стола Вулфа. У меня есть правило, заключающееся в том, что, принимая гостей, один из которых может быть или есть убийца, я усаживаю его или ее в первом ряду ближе ко мне. Вот почему именно там я усадил Эймори Браунинга. Соседнее кресло заняла его жена, а за ней сидел Теодор Фолк. Кеннета Меера я усадил во втором ряду посередине; кресло слева от него я отвел Хелен Лугос, а справа – Сильвии Веннер. Из всех присутствующих прежде мне доводилось видеть только Кеннета Меера. Когда я открыл ему дверь, он смерил меня пристальным взглядом и спросил:
– Опять фокусничаете?
На что я ответил:
– Нет, даже не собираемся. Если кто-нибудь и знает про ваши окровавленные руки, то не от нас.
Поскольку все они собрались, вам следует с ними познакомиться. Касс Р. Эбботт, президент, выглядел так, как и подобает президенту. Ухоженная седая шевелюра, которой он мог бы гордиться и, по всей видимости, гордился, украшала его холеное бледное лицо с удлиненным подбородком. А вот Эймори Браунинг, следующий по очереди президент, таковым никак не выглядел. Если на вид ему можно было дать года пятьдесят два, то брюшко у него появилось, по моим расчетам, лет пять назад, а еще через пять он должен был, по моим представлениям, облысеть. Теодор Фолк, Фолк с Уолл-стрит, на вид был такого же возраста, но выглядел подтянутым и, судя по загару, больше следил за собой. Возможно, играл в теннис. Кеннета Меера с длинным подергивающимся носом и квадратным подбородком я вам уже представлял.
Что касается женщин, то Сильвию Веннер я бы узнал сразу – не меньше дюжины раз я видел ее в программе «Большой город», из которой ее вышиб Браунинг. Смотреть на нее было одно удовольствие, особенно когда на ее щечках появлялись ямочки, но девушки с телевидения, как и из Голливуда, – великие мастерицы в такого рода трюках, так что с ними надо держать ухо востро. Я не хотел бы показаться несправедливым по отношению к миссис Браунинг на том лишь основании, что ее мужа подозревали в убийстве, но она показалась мне тщедушной. Я мог бы расписать все подробно, но к чему забивать вам голову подобными мелочами? Она была примерно одних лет с мужем и явно нервничала. А вот Хелен Лугос, секретарша Браунинга, относилась к тем женщинам, которых нужно видеть воочию, потому что просто описать цвет ее глаз и волос, форму лица и рта – значит ничего не сказать. Я бы дал ей лет двадцать шесть – двадцать семь, хотя это никакого значения не имеет.
