розовых кустов, на траве, земле… Но погода сейчас пасмурная, к вечеру наверняка пойдет дождь, он и смоет все следы.
Игорь, не дождавшись Ольгу, начнет названивать ей, а она не ответит. Тогда он запрет магазин и пойдет домой. Но и в доме Ольги не найдет. Увидит, что велосипеда нет, решит, что она отправилась куда-то по делам, и будет ждать ее до самого вечера, пока не стемнеет. Потом испугается. Возможно, позвонит в полицию или сам отправится туда. Кем же он представится? Другом? Женихом? И что он скажет? Что девушка пропала несколько часов тому назад? Заявление у него никто не примет, скажут, что рановато он всполошился. Игорь вернется обратно в дом, сядет в темноте и будет думать: куда же запропастилась Ольга? Потом включит везде свет (Мила так хорошо представила себе это, что ей стало даже не по себе!) и внимательнейшим образом осмотрит дом. Быть может, обнаружит, что пропали ее белые шорты и черная майка. Что нет рюкзака. И как вот он на это отреагирует? Успокоится, что ну уехала куда-то, мало ли куда. Или же, наоборот, встревожится, подумает…
Эх, надо было хотя бы деньги, что ли, украсть из дома! Не додумалась! И тогда, даже в случае, если труп найдут в саду, подумают, что Ольгу убили с целью ограбления!
Но разве ей до этого было? Разве она планировала убийство? И да, и нет. Если ее когда-нибудь спросят об этом, она и ответить-то толком не сумеет. Она хотела причинить ей боль, этой гадине. И ведь ничего бы этого не произошло, не пожелай сама Ольга ранить Милу. Что она там сказала про ее имя? «Жлобское имя». Людмила. Прекрасное имя. Мила очень любила свое имя. Нежное, ласковое, красивое. Вот зачем она и по имени-то прошлась бульдозером? Осквернила его! Но самое гадкое, что она сделала, это предположила, каким образом Мила планировала заработать пять тысяч евро.
«Глядя на тебя, трудно себе представить, что ты способна за несколько дней (уж не знаю, что это за работа такая, может, в порнобизнесе!) заработать такую кучу бабла».
Вот кто из них двоих догадался до этой мерзости? Игорь или Ольга?
Она сидела на заднем сиденье такси, которое мчало ее в Москву, смотрела на проплывающие мимо нее сады, поля, лужайки и радовалась, когда небо начало темнеть, когда все пейзажи стали сначала четче, ярче, а потом вдруг потускнели, и начался дождь.
Хоть бы посильнее начал поливать, чтобы смыть все следы крови на крыльце, с розовых кустов…
Она удивлялась своей выдержке, своему спокойствию и очень боялась, что в машине с ней случится истерика, что она начнет рыдать, что вообще потеряет сознание. Она вообще-то никогда практически не теряла сознание, но всегда этого безотчетно боялась. Ведь если она потеряет сознание, то как бы умрет на время. Отключится от жизни. И кто знает, как поведет себя, когда очнется. Больше всего ее страшило отсутствие контроля за реальностью.
Возле дома она, выйдя из такси, расплатилась и зашла в супермаркет. Ее прямо-таки тянуло в отдел с бытовой химией. Она и сама еще не знала, что ей нужно. Но бросила в тележку и туалетное мыло, и препарат для мытья полов, кафеля, раковин, зачем-то купила большую бутыль жидкого хозяйственного мыла, средство для мытья посуды, затем перешла на «человеческую» химию – шампуни двух видов, кондиционеры, разные гели…
Что это я? Ведь у меня все это есть?
Очищение. Она хотела очиститься. Получается, что где-то в глубине ее мозга заложены чувства и желания, о наличии которых она и не подозревала. Ей словно подаются команды: раз ты убила человека, испачкала свою душу, будь любезна, отмойся сначала физически, а потом и душевно.
Но разве можно очиститься от сознания того, что ты лишила жизни другого человека? Кто дал тебе право убивать?
Но дело-то было сделано. Труп Ольги, молодой женщины, остывал в тени ежевичных кустов. Теперь будет еще и мокрый – дождь ведь…
Тележка покатила в сторону сладостей. Захотелось выпить горячего чаю с чем-то очень сладким и жирным. Торт, пирожные, печенье, конфеты. Почему бы и нет? Жизнь, может, у Ольги и закончилась, но у Милы-то продолжается. И жизнь эта будет длинная – ведь ей предстоит еще в самом скором времени спасти чью-то душу. Вот только бы ничего не сорвалось.
– Получается, что мы с тобой вылизывали уже чужой дом? – В голосе Тони слышались слезы. – Мыли унитазы этой девке?
На нее было больно смотреть. Никогда еще Женя не испытывала такой жгучий стыд перед подругой. Но, с другой стороны, разве это она виновата в том, что, пока ее не было дома, жизнь семьи Бронниковых, частью которой стала и она сама не так давно, рухнула, развалилась на части, к тому же пропал Борис. А теперь вот выясняется, что он вовсе и не пропал, а просто влип в какую-то свою адвокатско-криминальную историю, результатом которой стала потеря дома. Возможно, ему пришлось расплатиться домом, чтобы сохранить свою жизнь. Но раз так, то что мешало ему предупредить об этом родного брата, раз он не нашел в себе смелости признаться в этом жене? Или он предполагал, что она вышла за него замуж исключительно из-за его богатства и что теперь, когда он беден, она отвернется от него, бросит его? Неужели он так и не разобрался в ней, не понял, что она за человек? Что она уж точно не корыстная барышня. И что она по-настоящему влюбилась в него. Но вот теперь, когда он вообще вычеркнул ее из своей жизни, когда он, человек умный или даже мудрый, с большим жизненным опытом, не нашел способа связаться с ней и просто успокоить ее, а вместо этого напустил туману, позвонив и произнеся какую-то расплывчатую фразу, из которой вообще ничего не ясно, когда он, ни слова никому не сказав, продал дом, оставив их с Петром, по сути, на улице, она не станет его любить. Совсем. Ни капельки. Она постарается вообще забыть его.
– Значит, так, – собравшись с духом, провозгласила она, стараясь взглядом приободрить и Петра. – У меня есть квартира. Предлагаю нам сейчас собраться, взять все, что нам необходимо и дорого, и отправиться ко мне. Лично мне не хочется и дальше наблюдать за тем, как рушатся все мои планы, вернее, как мои планы становятся почему-то планами новых хозяев, да взять хотя бы строительство зимнего сада… Понимаю, это мелко, и дело не в
