— Привет, кудлатый, — наконец сказала она. — У тебя есть хоть какие-нибудь волосы под этим париком?
— Шевелись. Машина в конце улицы, так что вперед.
Она пьяно рассматривала меня. Мой растрепанный парик, густая борода, грязная одежда как будто придали ей уверенности.
— Ты тоже в бегах?
— Допустим.
— Мой брат умер, — сказала она. — Единственный сукин сын, который меня понимал. Его убили копы.
Я взял ее под руку.
— Давай, пошли отсюда.
Она послушно двинулась следом, но была так пьяна, что растянулась бы ничком, не поддержи я ее. Петляя, мы двигались по пустынной улице к тому месту, где я оставил «шевроле». Когда я отпирал дверцу, она прислонилась к машине, с подозрением глядя на меня.
— Мы не встречались, кудлатый?
— За что тебя ищут копы? — вопросом на вопрос ответил я.
— На кой черт тебе это знать?
— Тоже верно. Так ты садишься или останешься?
Она открыла правую дверцу и шлепнулась на пассажирское сиденье. Мне пришлось перегнуться через нее, чтобы захлопнуть дверь.
— Куда мы едем, кудлатый?
— Не знаю, куда ты, а я мотаю на побережье. У брата есть катер. Он переправит меня в Гавану.
— В Гавану? — она прижала руки к лицу. — Я тоже хочу туда.
— Вот и договорились. У тебя есть какие-нибудь деньги?
Она хлопнула по объемистой сумке.
— А как же! Поехали, кудлатый.
Когда мы выехали из города, она уснула. Было четыре часа утра. Еще час, и начнет светать. Широкое шоссе было пустынно. По обеим сторонам тянулись густые сосновые и кипарисовые леса. Я смотрел на Рею. Ее голова была откинута на сиденье, глаза закрыты. Все, что мне нужно было, так это мягко затормозить, достать из заднего кармана револьвер, прострелить ей голову, выбросить тело на обочину и уехать. Нетрудно. Не доезжая до Неплза, избавлюсь от парика, брошу машину и на автобусе компании «Грейхаунд» доберусь до Сарасоты. Там куплю новую одежду, сбрею бороду, пересеку страну, направляясь в Форт-Пирс, а оттуда вернусь автобусом в Литл-Джексон, где я оставил свой «бьюик». Потом вернусь в Парадиз-Сиги, вольный, как птица. Этот план, промелькнувший у меня в голове, был очень прост. Я воображал, что покончить с Реей будет необычайно трудно и опасно, но вот она сидит, погруженная в пьяный сон, полностью в моей власти. Остается только нажать курок…
Я взглянул в зеркальце заднего вида. Ни одной машины. Я плавно ослабил нажим на педаль акселератора. Машина начала терять скорость, катясь по инерции, и остановилась в тени большого бука, когда я перевел рычаг скорости в нейтральное положение и включил ручной тормоз.
Рея по-прежнему спала. Мои пальцы обхватили рукоятку револьвера. Я медленно вытащил оружие и снял предохранитель. Подняв револьвер, прицелился ей в голову и положил палец на спусковой крючок. Но на большее меня не хватило. Я сидел и глядел на нее, в отчаянии целясь ей в голову, но отчетливо понимал, что не смогу нажать на курок, не смогу хладнокровно убить ее. В горячке я убил Фела, но у меня не хватило решимости застрелить спящую женщину.
Внезапно Рея открыла глаза.
— Смелее, Ларри Карр, — сказала она громко. — Докажи, что ты не трус. Смелее! Убей меня!
Ослепительные фары приближающегося грузовика осветили кабину «шевроле». Я смог отчетливо рассмотреть ее. Боже! Она выглядела ужасно. Глядя на нее, я не понимал, как мог испытывать к ней влечение. Теперь это мне казалось каким-то страшным эротическим кошмаром. Она сжалась в комок в углу, глаза смотрели тупо, губы кривились в издевательской усмешке.
У нее был вид сумасшедшей.
— Смелее! Убей меня! — повторила она.
Грузовик с ревом пронесся мимо. Я вздрогнул от мелькнувшей в моем сознании мысли, что, если бы я убил ее, машина поравнялась бы с нами именно в тот момент, когда я вытаскивал на обочину ее безжизненное тело.
Я опустил револьвер и разжал пальцы. Оружие упало между нами на сиденье. Я понимал, что мой путь окончен, и мне стало вдруг безразлично.
— В чем дело, Дешевка? — спросила она. — Ведь ты же все обдумал, верно? Кишка тонка? Или ты думал, что я не узнаю тебя в твоем дурацком парике?
Я смотрел на нее с ненавистью. Она была отвратительна мне, как прокаженная.
— Я скажу тебе то же, что недавно сказал твой дружок: «Выметайся!» Вон из моей машины!
Она следила за выражением моего лица.
— Не мечи икру. Колье у меня. Мы еще можем выкрутиться.
Она открыла сумку, пошарила в ней и вынула кожаный футляр для драгоценностей.
— Смотри, оно у меня! Миллион долларов! Ты говорил, что сумеешь его продать. Мы можем вместе уехать в Гавану и начать новую жизнь там.
«Вместе с ней!» — я содрогнулся.
— Продать его? Жить с тобой? Я не стал бы жить с тобой, даже если бы ты осталась последней шлюхой на свете! Это колье не стоит таких денег… оно поддельное.
Ее глаза широко раскрылись, она подалась вперед.
— Ты врешь!
— Это стеклянная копия, несчастная ты дура! Неужели ты воображала, что я позволил бы тебе и твоему братцу унести на миллион долларов бриллиантов?
Она с присвистом втянула в себя воздух. Я ожидал вспышки неистовой ярости, но она была буквально уничтожена моими словами.
— Я предупреждала идиота, — сказала она как бы про себя. — Я знала, что ты змея с той самой минуты, как мы встретились. Но он и слышать не желал. «Этот парень в порядке!» Но я-то знала, какое гнилое у тебя нутро.
Она откинулась на спинку сиденья.
— Ладно, мистер Дешевка Карр, твоя взяла. Если меня поймают, то дадут пожизненное. Я уже отсидела в тюрьме восемь лет и знаю, что это такое, а ты нет. Фел тоже не знал. Ему повезло, что он умер.
Я больше не мог выносить ее присутствия.
— Пошла вон! Когда тебя арестуют, можешь говорить все, что тебе вздумается. Мне на все наплевать. Вылезай и проваливай!
Казалось, она не слышала моих слов.
— Две недели я торчала взаперти в вонючей конуре. Две недели! Каждую минуту я ждала, что придут копы. Господи! Выпить бы!
Она закрыла лицо руками.
Глядя на нее, я совершенно не испытывал жалости. Я хотел поскорее избавиться от нее, вернуться в Парадиз-Сиди и дожидаться полиции.
— Убирайся! — заорал я на нее. — Ты прогнила насквозь! Не нужна даже такой безмозглой твари, как Призрак! Пошла от меня к черту!
— Один Фел не мог без меня жить. А когда стало горячо, он сбежал. Оказался трусливее зайца.
Она рассмеялась каким-то лающим смехом.
— Что ж, похоже, все кончено. Интересно, каково это быть мертвой?..
Тут я увидел, что она держит в руке мой револьвер.
— Брось его! — заорал я.
— Пока, Дешевка. Придет и твое время!
Я рванулся к ней, но она, отпихнув мою руку, вскинула револьвер и, прижав к виску, нажала на спуск.
Вспышка выстрела ослепила меня, грохот оглушил. Я почувствовал на своем лице что-то липкое и мокрое и, содрогаясь всем телом, вывалился из машины. Я стоял дрожа, промакивая лицо платком, а из открытой дверцы вилась тонкая струйка дыма.
Сержант О'Халлорен сидел за своим столом, катая карандаш по промокашке.
Напротив него, на скамье у стены, сидели пятеро сорванцов из банды Призрака, юнцы в возрасте от десяти до пятнадцати лет, одетые в униформу, состоящую из грязных джинсов и черной рубашки.
Я произвел сенсацию, когда показался на пороге в сопровождении двух патрульных полисменов: это по всему было видно.
В заскорузлом шелковом парике, криво сидящем на голове, заляпанной кровью Реи рубашке, с кровоподтеком на челюсти, нанесенным ретивым полицейским, наручниками, защелкнутыми на кистях рук, сфотографированный, я произвел бы сенсацию где угодно.
Мое появление вызвало оживленное перешептывание среди парнишек, и О'Халлорен, подавшись вперед, рявкнул:
— Молчать, маленькие негодяи, или я сейчас возьмусь за вас!
Мне показалось, что я вернулся по времени назад.
Один из полицейских прошел вперед и начал излагать суть дела. Я улавливал только обрывки его фраз: «Национальное шоссе…», «мгновенная смерть…», «револьвер в руке…» Временами его голос замолкал, пока О'Халлорен все старательно записывал.
