должен сосредоточиться целиком на ее сыне.
Пока в зал заходят присяжные, я сажусь рядом с Джейкобом. У него такой вид, будто он выхлебал шестьдесят чашек кофе. Он подскакивает на стуле, словно не замечает, что находится за столом защиты. Эмма поместилась справа от него, и – клянусь! – я чувствую жар ее кожи, хотя нас разделяет Джейкоб.
– Мне это не нравится, – бормочет он.
«Тебе и мне, нам обоим, приятель», – думаю я.
– Что именно?
– Ее волосы.
– Чьи волосы?
– Ее, – говорит Джейкоб и указывает на Хелен Шарп, отворачиваясь от нее.
Сегодня волосы у прокурора распущены и болтаются у лица. Они рыжие, длиной до плеч. Новая прическа делает ее с виду почти сострадательной, но я на это не рассчитываю.
– Ну что ж, – замечаю я, – могло быть и хуже.
– Как?
– Они могли быть длиннее.
Это заставляет меня вспомнить Эмму прошлой ночью – как распущенные волосы струились по ее спине. Из-за Джейкоба я никогда не видел их такими.
– Дурной знак, – говорит Джейкоб; пальцы его приплясывают на бедре.
– Кажется, их тут немало. – Я поворачиваюсь к Эмме. – Что здесь делает Генри?
Она качает головой.
– Объявился у нас дома сегодня утром, когда я была на пробежке, – с напором в голосе произносит Эмма, не встречаясь со мной взглядом. Разговор окончен.
– Обязательно скажите правду, – вдруг заявляет Джейкоб, и мы с Эммой оба резко поворачиваем голову к нему.
Неужели его интуиция сильнее, чем мы предполагали?
– Всем встать, – произносит бейлиф, и судья входит в зал из своего кабинета.
– Если защита хочет произнести вступительное слово, – говорит судья Каттингс, – можете начинать.
Я бы предпочел сделать это вчера, перед Хелен, чтобы все время, пока присяжные наблюдали за реакциями Джейкоба во время выступления прокурора, они понимали, что его неуместные выходки связаны с синдромом Аспергера, а не с тем, что он убийца-социопат. Однако судья не дал мне такой возможности, и вот теперь я должен произвести на них вдвое более глубокое впечатление.
– Правду, – снова шепчет Джейкоб. – Вы скажете им, что произошло, да?
Он говорит о присяжных, понимаю я, об убийстве Джесс. И столько всего вложено в этот вопрос, что я не знаю, как отвечать Джейкобу, чтобы не соврать. Я молчу, а потом набираю в грудь воздуха и тихо шепчу:
– «Привет. Меня зовут Иниго Монтойя. Ты убил моего отца. Готовься к смерти» [36].
Я знаю, что Джейкоб улыбается, когда я встаю и обращаюсь к присяжным:
– Во время судебного процесса адвокаты просят присяжных видеть все в оттенках серого. Вы должны рассматривать проблему с двух сторон, не делая поспешных выводов, выслушав все показания и доводы, и только после этого принять решение. Судья наказал вам поступать так и повторит свою просьбу в конце процесса. – Я подхожу к присяжным. – Но Джейкоб Хант не знает, как это делать. Он не видит оттенков серого. Для него мир белый или черный. Например, если вы попросите Джейкоба разбить палатку, он сломает ее. Диагноз «синдром Аспергера» подразумевает, что Джейкоб не понимает метафор. Для него мир буквален. – Я оглядываюсь на Джейкоба; тот смотрит в стол. – Вы, наверное, заметили, что вчера во время заседания Джейкоб не смотрел в глаза свидетелям. Не выказывал эмоций, когда обвинитель описывала ужасные сцены убийства. Или что он не мог долго выслушивать показания и нуждался в перерывах, для чего уходил в особую комнату. На самом деле во время этого судебного разбирательства может возникнуть немало моментов, когда вам покажется, что Джейкоб ведет себя грубо, по-детски или даже делает нечто такое, что указывает на него как на виновного. Но, дамы и господа, Джейкоб не может иначе. Все эти модели поведения – отличительные признаки синдрома Аспергера, неврологического расстройства аутистического спектра, которое диагностировано у Джейкоба. Люди с синдромом Аспергера могут обладать обычным или даже исключительно высоким уровнем интеллекта, но при этом они демонстрируют серьезную ограниченность в социальных и коммуникативных навыках. Они могут быть одержимы распорядками и правилами или зациклены на какой-то одной теме. Они не способны читать выражения лиц или язык тел. Они сверхчувствительны к свету, текстурам, запахам и звукам.
От матери Джейкоба и от врачей вы услышите о его проблемах и о том, как упорно они старались помочь ему преодолеть их. Вы узнаете и о весьма развитом у Джейкоба конкретном чувстве того, что правильно и что неправильно. В его мире правила не просто важны – они непреложны. И тем не менее глубинные основания этих правил ему непонятны. Он не сможет объяснить вам, как его поведение влияет на другого человека, потому что для него невозможно метафорически примерить на себя чужую кожу. Он дословно процитирует вам каждую фразу из сорок четвертой серии «Борцов с преступностью», но ему не справиться с объяснением того, чем была расстроена мать в седьмой сцене или как подействовала на родителей утрата ребенка. Если вы спросите об этом Джейкоба, он не сможет ничего сказать. Не потому, что не хочет, и не потому, что он социопат, просто его мозг не функционирует таким образом.
Я обхожу сзади стол защиты и легко опускаю руку на плечо Джейкоба. Как я и предполагал, он тут же весь съеживается, и от внимательных взглядов присяжных это, конечно, не укрылось.
– Если вы проведете с Джейкобом какое-то время, – продолжаю я, – то, вероятно, решите, что он… какой-то не такой. Есть в нем что-то особенное, чего вам никак не ухватить. Он может казаться странным, чудаковатым… но вы, скорее всего, не примете его за сумасшедшего. В конце концов, он способен поддерживать нормальный разговор; о некоторых предметах он знает столько, сколько мне никогда не узнать; он не слышит чужих голосов в голове и не сжигает на костре маленьких зверюшек. Однако юридическое определение невменяемости, дамы и господа, сильно отличается от того, что мы привыкли представлять себе, когда слышим слово «невменяемость». В этом определении сказано, что в момент совершения определенного действия обвиняемый, вследствие психического заболевания или дефекта, был не в состоянии оценивать противозаконность своего поступка. Это означает, что человека с неврологическим расстройством, таким как синдром Аспергера, который совершил преступление, человека вроде Джейкоба, нельзя считать ответственным за его поступки так же, как отвечали бы за них вы или я. И показания свидетелей со стороны защиты покажут вам: синдром Аспергера сделал невозможным для Джейкоба понимание того, что его действия могут причинить вред кому-то другому. Вы услышите, как синдром Аспергера приводит человека вроде Джейкоба к идиосинкразическому интересу, который захватывает его целиком и превращается в одержимость. И вы поймете, дамы и господа, что синдром Аспергера нарушил способность Джейкоба к пониманию того, что он поступил с Джесс Огилви неправильно.
Я слышу за спиной шепот. Краем глаза вижу дюжину записок, сложенных одна
