в Медицинскую школу, когда до этого я писала, что она с трудом сдала биологию в школе, это будет неправдоподобная арка персонажа. В ее истории я больше всего хотела сконцентрироваться на процессе взросления. По ходу развития сюжета у нее появляется больше уверенности в себе, больше понимания, как устроен этот мир. Это знание, я надеюсь, приведет ее к какой-то внутренней перемене. Но это не значит, что за ее спиной внезапно появится плащ Супердевушки. И то же самое с Лорой. Я хотела быть уверена, что ее персонаж последовательно развивается на протяжении всей книги. Это тяжелая работа, но в каждом несерийном романе всегда надо следить за тем, чтобы все концы сходились, а то читатель почувствует себя обманутым. А вот когда я пишу книгу в серию об Уилле Тренте, я уже знаю, что работа над персонажами, в общем-то, выполнена. Но проблема заключается в том, чтобы сказать что-то новое об Уилле и Саре тем, кто прочитал все до единой предыдущие книги, но в то же время познакомить с ними тех, кто не читал ни одной, чтобы при этом до смерти не заскучала предыдущая группа читателей. Это довольно тонкая грань. Кажется, лучшее, что я в этом направлении сделала, — это решила позволить себе сказать: «Ладно, если “Содержанка” — это первая книга серии, которую вы читаете, я не обязана рассказывать вам все об Уилле и Саре. Я только скажу несколько самых важных вещей, а если вы хотите знать больше о его прошлом, или о том, как он встретил Сару, или о прошлом Сары, вы можете обратиться к предыдущим книгам. Мне совершенно необязательно пересказывать все в новой книге. Это займет, наверное, страниц десять долгого и тягомотного “Родился, женился…” и так далее».
В: Самое важное в Ваших книгах — персонажи. Где Вы черпаете вдохновение? Люди из Вашего круга общения могут увидеть себя на страницах Ваших книг?
О: Не думаю, что кто-то действительно видит себя в моих книгах. Если я даже беру что-то от них, то обычно это как будто услышать свой голос на записи, типа: «Эй, где мой манящий глубокий голос?! Что это за двенадцатилетка?!» Я выучила этот урок достаточно рано, потому что в детстве изобразила одну из своих соседок в своей первой книге. И она была действительно злющая — я теперь уже могу спокойно это говорить, потому что она умерла. Она была из тех бабулек, которые сидят на скамеечке. У домов в том месте были очень большие участки, потому что это было за городом. Было гораздо быстрее проходить через ее участок — но она не позволяла нам этого делать и поливала нас из садового шланга. Были определенные выражения и жесты, которые она использовала, по которым сразу можно было сказать: «О, это же мисс такая-то!» И я вписала все эти характерные черты в книгу. Эта женщина пришла ко мне на одну из первых встреч с читателями, где я подписывала экземпляры. Она подошла ко мне и сказала: «А я знаю, кто этот персонаж у вас в книге!» Я подумала: «О, черт». А она мне: «Это же миссис такая-то с нашей улицы!» А я ей: «Да-да, конечно, только не говорите ей». Так что, я думаю, другие часто видят в человеке то, что он сам в себе не видит. Не думаю, что разные люди видят друг друга одинаково. Существует столько полутонов. Но, если честно, в «Осколках прошлого» я хотела написать о том, как сильно все сейчас изменилось для женщин. Если вы взглянете на поколение женщин возраста Лоры, которое не так далеко от моего поколения, вы увидите, что у них было не так много вариантов, чем можно заняться в жизни. Можно было выйти замуж, родить детей, может быть, даже иметь работу. Можно было даже построить карьеру, но это была бы карьера медсестры или преподавателя — то есть, это была бы типично женская работа, да и фокус внимания все равно бы оставался сосредоточен на доме и детях. А потом ты смотришь на Энди, и в некотором смысле она находится в тупике, потому что у нее слишком большой выбор. Она может быть врачом, юристом, космонавтом, кем угодно. Получается, что Лора в своем юном возрасте парализована отсутствием выбора, а Энди парализована слишком богатым выбором. Это именно то, о чем я хотела написать. Я также думаю, что сейчас женщины после тридцати больше похожи на женщин после двадцати времен моей юности. Они еще на десять лет получают своего рода запасной аэродром, который нам в свое время не предоставляли. Я очень хорошо помню, что, когда я закончила школу, отец отвел меня в сторонку и сказал: «Я так горд, теперь ты можешь делать все, что захочешь. Только ты не можешь переехать обратно домой». Для моего поколения возвращение домой было под строжайшим запретом. Это выглядело, как поражение. И это интересно, потому что я много путешествую, и везде, где я была — во Франции, Дании, да во всех странах, которые мне довелось посетить, есть выражение для таких «родителей-вертолетов». В Дании они называют это «родители-керлингисты», в честь олимпийского вида спорта, керлинга: там нужно водить специальной шваброй перед камнем, чтобы он более гладко скользил, так вот родители и являются этой шваброй. Я думаю, это желание всех родителей — сделать жизнь своих детей проще, чтобы они смогли сделать все, на что способны.
В: Роман «Осколки прошлого» передает ощущение постоянного движения. Джейн в прошлом и Энди в настоящем практически постоянно перемещаются. Насколько это повлияло на процесс работы над книгой; упростило ли или усложнило построение сюжета?
О: Выстраивание параллельного движения Энди и Лоры вперед постоянно загоняло меня в ловушку: должно ли действие каждой главы разворачиваться в новом городе? (Чтобы сделать движение Энди поступательным, как и движение Лоры, пришлось постоянно загонять себя в ловушку: перенести действие в другой город или нет?) Конечно, в «Одиссее» это сработало, но у Энди не было десяти лет. Так что главное, что мне надо было сделать, — это убедиться, что в каждой локации окажутся новая подсказка или новый вопрос, встраивающийся в общую загадочность истории. И для меня главное в детективе — это не «что случилось?» и «кто это сделал?», а скорее — «кто все эти люди?». Путешествие Энди, как и путешествие Лоры, — это дорога к самой себе. Но я хотела, чтобы они обе совершали какие-то действия, которые повлияют на их решения. Для такого персонажа, как Энди,
