— Но с какой стати я должен вам верить? Вы кто, католикос? Или, может, его родной брат? Тогда вам не к лицу ваше ремесло. В нем нет святости.
— Георгий Георгиевич, — терпеливо, словно маленькому, стал объяснять похититель, — вы же сами, насколько нам известно, умный и достойный человек. Почему же вы отказываете в этом другим?
— Очень интересная постановка вопроса! — почти восхитился Константиниди. — Не я же у вас, а вы у меня похитили дочь! Вы, а не я, требуете за ее жизнь миллион долларов. Разве мы с вами разговариваем на равных?
— Я бы не хотел начинать дискуссию, но вы знаете, уважаемый Георгий Георгиевич, что каждое дело имеет свою структуру. Я в той структуре, которую сейчас представляю, занимаю далеко не главный пост. Есть люди, принимающие решения, есть исполнители. Я в данном случае исполнитель. Но это совсем не значит, что я должен быть обязательно нечестным человеком. Просто работа у меня такая, и за нее я получаю то, что все называют зарплатой. Вот поэтому я все стараюсь исполнять честно. И без крайней необходимости мы стараемся не приносить людям неприятностей.
— То есть вы хотите сказать, что принадлежите к ордену спасителей человечества? Так прикажете вас понимать?
— Георгий Георгиевич, вы, наверное, нарочно устраиваете дискуссию. Не надо. Лично я, например, не сомневаюсь, что вы честно заработали свои миллионы. Кто-то вам не верит, а я, знаете ли, верю. Ну так почему бы вам не поделиться совсем малой частью своего состояния ради спокойствия собственной дочери? Я могу повторить, если вы хотите. Несчастья с нашими клиентами случаются только тогда, когда они сами того хотят: не соглашаются с предложениями, вмешивают в наши дела государственные органы — милицию, славных, понимаете, чекистов, ну и так далее. Но обычно мы расходимся полюбовно и никто ни к кому претензий не имеет. Но мы уже долго говорим. Вы мне скажите, уважаемый, принимаете ли наши условия? Если да, будем договариваться обо всем остальном. Если нет, советую еще раз подумать. Могу побеспокоить звонком попозже. Но только один раз.
— А разве у меня есть какой-то иной выход? — даже позволил себе удивиться Константиниди. — Вы же вынуждаете меня соглашаться, тем более что торговаться, как говорили в старину, видимо, тоже не имеет смысла. Или я ошибаюсь?
— Я думаю, не стоит, уважаемый.
— Ну что ж, тогда скажите, в каком виде вы хотели бы получить выкуп? В деньгах или возможен какой-нибудь эквивалент?
— Надо в долларах, Георгий Георгиевич. На сегодня самая устойчивая валюта.
— Но где же я немедленно возьму миллион? Вы хоть представляете, сколько это денег? Неужели вам не понятно, что такие суммы в кошельке на каждый день не носят? А я мог бы предложить, ну, скажем, какое-нибудь равноценное художественное полотно. Или что-то из ювелирных изделий.
— А что мы будем со всем этим делать? Нас же сгребут возле первой скупки! Ведь все эти ваши предметы искусства наверняка властям хорошо известны. Нет, уважаемый, давайте валюту. И еще одно наше требование: пусть выкуп доставит ваш зять. Не надо вам, пожилому и уважаемому человеку, заниматься не своим делом.
— Значит, нужно понимать, что для Вадима это привычное дело? — поймал его старик.
— Не надо цепляться к неудачному слову. Ваш зять молодой человек, ему лишние психические нагрузки не повредят, а вам могут здоровье испортить. Зачем? Вы просто передадите ему сумму, которую положите в кейс — как раз поместится, проверено, — он нам его привезет в то место, которое будет ему указано, и получит взамен свою супругу. А дальше вы уже сами с ним решайте, как будете жить. Вот такие условия, если позволите.
Константиниди теперь окончательно убедился, что все его подозрения относительно зятя подтвердились. И потому не стал Дальше спорить. Попробовал лишь закинуть последний крючок.
— А куда же все это необходимо будет доставить, вы же обещали сказать мне. И потом, когда я услышу свою дочь? Потому что без этого никаких договоров быть не может, извините уж старика, что вынужден поставить под сомнение вашу честность.
— О первом, — спокойно сказал похититель, — мы сообщим вашему зятю, когда вы передадите ему деньги. А насчет второго, то есть дочери, не беспокойтесь, думаю, сможете поговорить с нею в течение ближайшего часа.
— Но ведь мне же сейчас придется самому сесть на телефон. По поводу такой огромной суммы надо будет договариваться, доставать где-то по частям, что-то закладывать! И на все нужно много времени! Как же я буду знать, что делаю все это не зря? Ведь до сих пор, кроме ваших, не очень, извините, заслуживающих доверия обещаний, никаких иных доказательств, что дочь моя жива и здорова, у меня нет. И опять-таки я' уже высказал вам свое отношение к зятю Вадиму. Почему же я сам не могу передать вам эти деньги и получить дочь?
— Нехорошо, уважаемый Георгий Георгиевич! — Похоже, собеседник стал нервничать, что-то, видно, у него не сходилось. — Вашему зятю мы завяжем глаза, увезем далеко от Москвы, там передадим жену, опять глаза обоим завяжем, отвезем в Москву и высадим где-нибудь близко от дома. Зачем вам, пожилому человеку, такие неприятности? Не вижу смысла. — Он вдруг засмеялся. — Такие встряски, уважаемый варпет, только для молодых!
«Варпетом назвал, — подумал Константиниди, — мастером. Точно, армянин. Уважает, мерзавец, старших. А может, никакой он и не бандит? А просто сговорились Димкины дружки-приятели «причесать» богатого старика тестя? Нет, Лара на это никогда бы не пошла. Ну что ж, тогда пусть будет им же хуже…»
— Я понял, — скучным голосом заговорил Константиниди. — Но когда же я услышу свою дочь?
— Раз вам так не терпится, — снова засмеялся похититель, — обещаю разговор ровно через полчаса. Столько мне надо, чтобы доехать до нее. Устроит?
— Хорошо. Через полчаса, — Георгий Георгиевич взглянул на часы, — то есть в девять часов. Мой аппарат в это время будет свободен.
— Я также надеюсь, что вам, уважаемый, за это время не придет в голову идея позвонить в милицию, — серьезно сказал похититель. — Поверьте, Георгий Георгиевич, это была бы плохая идея.
— А что, разве я похож на сумасшедшего? — почти грубо оборвал его Константиниди. «Ничего, — подумал он, — хватит с ними церемониться». — Кстати, именно поэтому я и не хотел вмешивать в эту историю зятя. Но… вы сами решили, и пусть, теперь будет как будет. Я согласен.
В трубке тотчас раздались короткие гудки.
Совершенно естественно, что первый же свой звонок Константиниди сделал Романовой. Александра Ивановна оказалась на месте. Она с интересом выслушала сообщение старого коллекционера и в самом конце рассказа спросила:
— У вас телефон обычный, без автоответчика и без записи разговоров?
— Ну разумеется, любезная Александра Ивановна. А зачем мне такие инженерные сложности? Я человек простой.
— Ну-ну, — усмехнулась Романова. — А жаль. Именно этот разговор и стоило бы записать… Хорошо, что обошлось без угроз. Значит, им нужны деньги, а не жизнь вашей дочери, и на «мокрое» дело они не пойдут. Что ж, достопочтенный вы наш Георгий Георгиевич, полагаю, ваши опасения могут быть не беспочвенны. Поступаем так. Вы, конечно,
ничего не знаете и никуда не звонили. Это для вашего зятя. Поскольку поедете не вы, а он, деньги придется вам доставать. Для вас лично мы могли бы приготовить хорошую «куклу».
— А это что такое? — поинтересовался Константиниди.
— Денежные пачки, запечатанные специальным банковским способом. Но сверху в них лежат подлинные купюры, а внутри — чистая бумага. Так риску бывает меньше, поскольку суммы немалые. Но зятек ваш, как я теперь думаю, не преминет залезть в кейс раньше времени, чтобы проверить, не надули ли вы его с партнерами. Значит, вы делайте свое дело, а я распоряжусь по своей части.
— Александра Ивановна, милейшая моя, а эта ваша, ну… служба никакой бедой девочке грозить не будет? — забеспокоился старик.
— Во-первых, насколько я вас поняла, она далеко уже не девочка. А во-вторых, я почти уверена, что не будет. Те просто не успеют.
— Это в каком же смысле, превосходнейшая? — Тревога уже явно слышалась в голосе коллекционера.
— Да в самом прямом. Понимаете, какая вещь, наши молодцы из регионального управления по борьбе с организованной преступностью особо церемониться не любят. У них имеются к тому и свои весьма веские причины. С закрытыми лицами парни ходят на операции, теперь понимаете, как их любят преступники? По идее— могут и насорить.
— Господи, а это еще что такое? — вовсе уже растерялся Константиниди.
— Да постреляют их, если похитители окажут им вооруженное сопротивление. Впрочем, если вас это обстоятельство пугает, то, исходя именно из вашей конкретной ситуации, могу предложить и другой вариант, который, возможно, покажется вам более безопасным. Выбор ваш, но только прошу не думать, что у меня имеется сильное желание переложить это дело со своих плеч на чьи-то чужие. Вы, вероятно, слышали или читали в газетах, что у нас организовано несколько частных сыскных бюро по типу западных. И работают в них не любители, а самые настоящие профессионалы. К сожалению, государство в лице власти предержащей далеко не всегда, если не сказать хуже, с уважением относится к труду своих сыщиков, да и оплачивает их труд, прямо скажем… Вот люди и уходят из органов, объединяются, организуют частные бюро, получают государственные лицензии, словом, все чин чином. Так вот эти мужики, большинство из которых я лично знаю по оперативно-следственной работе только с хорошей стороны, работают, конечно, более аккуратно. Да вы и сами посудите, у них — многолетний опыт и соответствующая мгновенная адаптация к резким изменениям ситуации, знание психологии преступника и масса других преимуществ, чего, увы, пока лишены смелые, даже отчаянные ребята из РУОПа, имеющие за плечами, как правило, лишь опыт Афгана, ну еще некоторых наших внутренних конфликтов да армейской службы. Соответствующее и отношение к делу. Но… тут есть еще одна большая разница: частные «сыскари» заключают договора со своими клиентами и работают за деньги. Но результаты своей работы они так же, как и наши официальные службы, передают в следственные органы — если этого желает клиент, и в обязательном порядке — когда дело связано с тяжкими и особо опасными преступлениями. Если это вас не смущает…
