Ознакомительная версия.
– Работаем, проверяем, по-прежнему ничего не исключаем. Извини, на звонок отвечу. Да. Кольцов слушает. Здравствуйте, Алиса Георгиевна. Да, конечно, все нужно. Так, пишу, спасибо, посмотрим обязательно. А нельзя ссылочку мне на почту сбросить? Спасибо. Буду признателен и в дальнейшем. Мы все-таки не профессиональные читатели. Я вас проинформирую. – Сергей положил трубку и задумчиво посмотрел на Толю. – Поспешил я, друг мой, освободить тебя от чтения нашего увлекательного форума. Звонила Алиса Голицына, она же Голд. Она сейчас мне сбросит ссылку на тему, где какая-то девушка сообщает о ночи, весело проведенной в компании ТИМ. То есть вроде подруга обнаружилась. Наверное, что-то может рассказать. Ссылку я тебе переброшу. Вызывай ее. После допроса заходи. Поведаешь очередную женскую драму. Утру своим клетчатым платком твою скупую мужскую слезу.
* * *
– А-а-а-а-а!!! – Ирма так давно и громко кричала, что сама не слышала своего голоса. Только страшный звон стоял в голове. Из другой комнаты приползли две собаки – одна с парализованными задними лапками, другая с белыми пузырями вместо глаз. Обе тревожно подняли головы, прислушиваясь. Кот смотрел на нее, не моргая, как Кашпировский. Как будто хотел остановить ее приступ. Ирма заметалась по комнате, налетая на стены, мебель. Потом сорвала со стола тяжелую скатерть и стала биться лбом о массивную поверхность. Только когда лбу стало горячо и она увидела пятно крови на столешнице, вой перешел в обычный горький плач.
– Подонки, – запричитала она. – Какие же мерзавцы! Убийцы, воры проклятые. – Она в который раз бросилась к дивану, далеко отодвинутому от стены, судорожно и безнадежно стала шарить в заветной прорехе, в сотый раз убедилась, что там ничего нет, и бессильно повалилась на пол. К телефону она ползла на четвереньках. Долго смотрела на него, не соображая. Потом набрала «02», ей ответили, она сбросила. Стала что-то искать в телефонной книге, наткнулась на одну запись, вздохнула прерывисто и позвонила.
– Кольцов слушает.
– Это я говорю, – прохрипела она. – Ирма Георгадзе. Я была у вас. Насчет Наташи ТИМ. Эти убийцы нашли и меня. Они ограбили меня, мою дочь, мою внучку. – Она громко зарыдала в трубку.
– Одну минуточку, успокойтесь, вы не могли бы немного конкретней… Впрочем, понятно. Не можете. Говорите адрес. Мы приедем.
– Не надо звонить в дверь. Она будет открыта. У меня звенит в голове, я не услышу.
Сергей и Толя вошли в распахнутую настежь дверь, аккуратно закрыли ее за собой, прошли мимо двух сжавшихся в комочки собак в гостиную и увидели Ирму, по-прежнему сидевшую на полу с телефоном в руках. Ее лицо опухло от слез, но глаза уже горели сухим огнем, растрепанные черные волосы делали ее похожей на самую несчастную ведьму на свете.
– Добрый вечер, Ирма, – Сергей легонько коснулся ее плеча. – Может, вам нужно воды? Или капель каких-нибудь? Вы в состоянии встать?
– Помогите мне, – сказала она. – У меня ноги, похоже, отнимаются.
Сергей и Толя осторожно подняли женщину с пола, посадили на диван. Толя сходил на кухню и вернулся с большим стаканом воды. Ирма послушно взяла его, долго пила.
– Я не могу поверить, – растерянно произнесла она, протягивая Толе стакан.
– Что все-таки случилось?
– Фамильные драгоценности. Старинный, безумно дорогой гарнитур, переходил от матери к дочери в нашей семье больше ста лет… Я подарила его на свадьбу дочке, но он должен был находиться у меня. Пока внучка не родится… Ой-ой-ой. – Она закрыла лицо руками.
– Вы не обнаружили гарнитура у себя, – мягко прервал ее плач Сергей. – Когда увидели, что его нет? Где он был?
– Только что. Или час, или сутки назад, не знаю, сколько я уже тут вою, как волчица. Вот здесь лежала коробочка. Старинный футляр из лакированного дерева…
– Вы прятали столь дорогую вещь в обшивке дивана? Заклеивали скотчем?
– Да, я так делала. Причем с того дня, как у меня родилась дочь и я получила этот подарок от мамы… А что? У меня нет врагов. Кроме этих подонков. А от них я не спрятала бы свое сокровище, даже замуровав его в стену. Их ничто не остановит. Они убили Наташу, несмотря на то что у нее была охрана. Но меня им мало убить. Меня нужно морально уничтожить, чтобы я страдала, чтобы моя внучка, моя внучечка… моя бедная деточка… Она стала нищей еще до того, как родилась…
– Ирма, вы связываете кражу ваших драгоценностей с убийством Натальи Сидоровой? – Сергей был явно озадачен.
– А что тут связывать? Разве это не очевидно? Сначала она, моя подруга, затем я… Они не промахива-ются.
– Сережа, – тихо сказал Толя, – мой совет: ты эту тему не развивай. Я потом тебе объясню, где логика. Я читал… Давай по делу, раз мы сюда приехали. Скажите, пожалуйста, Ирма, кто знал о вашем тайнике?
– Кто взял, тот и знал, – саркастически произнесла Ирма.
– Это верное замечание. Грабитель явно знал. Но я спрашиваю, кто из близких и знакомых знал, где хранятся драгоценности. Мы просто обязаны об этом спросить. Чтобы исключить другие варианты.
– Моя дочь знала! Это теперь ее драгоценности… Были. Ее муж, разумеется, знал. Ну, приятельницы, наверное…
– Точнее. Какие приятельницы?
– Ну, я не помню, кому я показывала. Ну, Настя Кокошанель у меня как-то была, лекарства моим инвалидикам привозила. Я ей показала. Она обомлела, конечно. Ну, еще девочки были.
– Не помните, кому вы показывали их последний раз?
– Кому? Стелла была. Да, Стеллочка приезжала недавно, но мне показалось, что ей не понравилось, она плохо себя чувствовала.
– Стелла? – заинтересованно спросил Сергей. – Серафима… Я вызывал ее несколько раз, она все никак не может время найти. А вам почему-то казалось, что я вас вместе вызывал, да?
– Да, она мне сказала, что мы поедем вместе. В три. Когда это было… Ну три дня назад. Но она не смогла. Я не дозвонилась, а вы объяснили, что ее с работы не отпускают вроде… Ну, при чем здесь Стелла?
Сергей набрал номер.
– Юра, возьми ребят. Быстро по адресу из списка свидетелей по делу ТИМ. Серафима Ивановна Гулькина. Будете на месте, подождите. Мы подъедем. Да, и наряд по адресу Ирмы Георгадзе. Ограбление. Ну, возможно, имеет отношение.
– Вы что? Я не поняла, что вы делаете?
– Все нормально, Ирма. Просто уточняем ситуацию. Разрешите еще пару вопросов. У кого есть ключи от вашей квартиры?
– У дочери, конечно.
– Соседям, знакомым не оставляли?
– Нет.
– Вы могли бы сейчас позвонить дочери?
– Что сказать?
– Ну, все равно нужно поставить ее в известность. Потом дадите трубку мне. Понимаете, есть одна очень нормальная версия. Ваша дочь, к примеру, беспокоясь, что драгоценности, которые принадлежат ей, хранятся не слишком надежно, просто берет их и прячет в другом месте.
– Да вы что! Манана? Никогда!
– Но в этом ничего дурного нет. Немного неприятно для вас, что не предупредила, но нужно проверить. Вдруг ничего не пропадало на самом деле.
Ирма набрала номер.
– Манана… Не знаю, как сказать. Я в шоке. Слушай, у меня следователи, говорят, чтобы я спросила у тебя… Я знаю, что ты ничего не понимаешь. Но я просто не могу сказать. Я передам трубку…
Сергей успел одной фразой сообщить о том, что произошло. Вопросы были излишни. Громкий, длинный вопль вырвался из трубки и заполнил комнату. Ирма посерела и сползла на пол.
Алиса придвинула к кровати инвалидное кресло, легко в него пересела, подъехала к окну. Раздвинула шторы, открыла ставню, подставила лицо весеннему ветру. У природы нет плохой погоды. Как, впрочем, и хорошей. Для нее. Для узницы этой тюрьмы. Мир в стеклышке. Все нереально в ее жизни. Все происходит как будто совершенно с другим человеком. Она лишь подсматривает. Она себе говорит, что только так ей можно существовать… Но у нее отобрали эту игру, это спасение. Кто? Тот, кто отбирает у нее все. В данном случае с ее же помощью. Неужели случилось? Неужели она способна выносить столь острую боль? Неужели она так обессилела, что не прервет ее…
Она приложила холодную ладонь к своему гладкому лбу, провела по волосам… Как будто прощаясь с восковой фигурой, в которой болит ее сердце. «Сделай это, Лиса, только не вспоминай ничего». И тут же, конечно, ее затопило воспоминание. Она с ним живет не год и не сто лет. Это произошло сегодня утром, два часа назад. Вошел Алекс, но не сел, как обычно, рядом с ней. Он остался стоять. Он смотрел мимо нее и говорил: «Ты права. Я понял давно. Нет у меня больше сил терпеть это истязание, да и мучить тебя я больше не могу. Помощь моя тебе не нужна. Ты ее просто отталкиваешь брезгливо. Ты не хочешь, не можешь или боишься видеть во мне мужчину. Мужчину, чьи чувства совершенно не изменились из-за того, что с тобой произошло. Ты понимаешь, Лис, я как-то совсем потерял себя, потеряв тебя. У меня нет жизни без твоей любви, откровенности, желания… У меня ничего нет. Ну да, с тобой произошла беда. Ты не можешь танцевать, ходить. Но ты осталась прекрасной, желанной, полноценной женщиной. Я бился столько времени, чтобы тебе это доказать… Слишком долго, слишком сильно бился. Я перестал чувствовать себя человеком. Я захожу в квартиру, лежу там за стеной и чувствую только одно: я тебе в тягость. По той или иной причине, но в тягость. Я уйду, Лис. Не вернусь сегодня. Не справился я с испытанием».
Ознакомительная версия.