Да, так напивался он третий раз, но опохмелялся впервые. И, надо же, совсем неплохо. Оч-чень даже неплохо!
Он налил вторую, выпил уже без дрожи, подцепил огурчик, захрустел им. Как-то вскользь заметил, что сидит в одних трусах. Одеться, что ли? Отчего-то вспомнились Валькины глаза - чистые, бездонные. Алексей отмахнулся, сгоняя наваждение, пробормотал: "А, ладно, успеется", - и надевать штаны не стал.
Валька принесла чайник, достала чашки, сахар, варенье, половинку калача. Алексей налил себе третью стопку.
- Примешь за компанию? - великодушно спросил он.
- Да я бы чайку, Алешенька... Ну, если только за компанию... У меня там еще наливочка стоит. С чайком хорошо.
- Можно и наливочки, - согласился Алексей. Они пили чай с вишневой наливочкой. Валька улыбалась, что-то такое приговаривала. Алексей не слушал. Ему было хорошо, спокойно, и сильно тянуло в сон.
- Еще чашечку хочете? - спросила Валька. Он встал, потянулся и шумно зевнул. За окном рассвело.
- Час-то который? - спросил он.
- Седьмого начало только. На кухне радио гимн отыграло.
- Я еще посплю, - сообщил он.
- Спите, спите, Алешенька.
Он прошлепал в торец, повалился на лежанку и накрылся одеялом. Валька стала прибирать со стола.
- Иди сюда! - сказал он.
Днем Валька разбудила его - пришла Надежда Поликарпова. Женщины чинно сели за стол, отвернувшись от него. Он оделся за створкой шкафа, как давеча Валька, пригладил волосы пятерней и вышел.
Надежда увела его к себе - оказалось, что живет она по той же лестнице, только двумя этажами ниже. Разговор у них получился строгий, деловой.
- Значит, точно во втором ряду за трубой и на дверце номер семьдесят девять? - переспросила она.
- Гриша так сказал.
- Знаю такой сарайчик. В углу, говорите, под козлами?
- Да.
- И что там? Большое, тяжелое?
- Не знаю. Гриша сказал, что одна управитесь - и отрыть, и донести. Только попадете ли туда незаметно?
- Это моя забота.
- И еще Гриша сказал, чтобы потом мне...
- Не дура, понимаю. Не обижу, не бойтесь.
Тут как раз пришел Эдуард с бутылкой. Разговор принял совсем другой оборот и проходил за столом за обильными и аппетитными остатками вчерашнего пира.
- Тут ведь, понимаешь, не просто все, - говорил концертмейстер, заглядывая Алексею в глаза. - Коллектив у нас народный, самодеятельный, единиц штатных нет, со всеми вытекающими... Конечно, у меня свои люди в дорпрофсоже, оформят тебя каким-нибудь методистом-инструктором... Ты как, по сроку вышел или?..
- Или. Реабилитированный.
- Это хорошо. Замечательно. Тогда с устройством и пропиской проблем не будет. Только сейчас лето, начальство в отпусках. Ты до той поры согласен так поиграть, за живые деньги? Работы много. Танцплощадки, павильоны.
- Согласен.
- Умница. Пожить пока можешь у меня на дачке, только ездить далеко.
- Можно. Только что ж я вас стеснять буду? Может, лучше у Вальки?
Эдуард Борисович хитро подмигнул.
- Теплый бабец, да? - шепнул он, косясь в сторону Надежды. Та как будто ничего не слышала. - Не хоромы, конечно, но на месяцок-полтора сойдет, если хозяйка не против.
- Думаю, не против. - Алексей ухмыльнулся.
- Теперь так: на раскачку тебе два дня. В среду репетиция, с четверга ты за роялем. Адрес я тебе дам, точное время сообщу через Надежду - у нее телефон в квартире.
Эдуард Борисович полез в пиджак, достал бумажник, вытащил оттуда несколько купюр.
- Значит, тысяча, пятьсот и еще две сотки. Это тебе.
- Спасибо, но я не могу...
- Что значит не могу? Ты что, явишься в дом культуры или, хуже того, на выступление таким охламоном? Завтра же купишь себе приличный костюм, рубашку, ботинки. Отдашь с гонораров.
- Понятно.
Алексей спрятал деньги в карман.
В Валькиной комнатушке Алексей обосновался явочным порядком: поднялся вечером от Надежды, попил чайку, умыл лицо на кухне да и завалился на широкую лежанку. Вскорости туда же пристроилась и Валька.
Когда он проснулся, Вальки не было - на работу пошла или еще куда. Кипяток в чугунном чайнике не остыл, а помимо чаю Валька оставила на столе варенье, накрытое от мух салфеткой, кусок ситника и ключи - один от квартиры, другой от комнаты. Алексей поел, оделся, а перед уходом запрятал мешочек с оставшимися мамиными драгоценностями под шкаф, в самый дальний, пыльный и практически недосягаемый уголок. Пока дела шли таким образом, торопиться с продажей явно не стоило.
Он пошатался по городу, по магазинам. Возле Мальцевского рынка присмотрел себе подходящий костюм - не новый, правда, зато качественный, из синего габардина, и по размеру впору. В других местах он разжился шляпой, добротными черными штиблетами, бритвенным прибором и двумя флаконами одеколона. Прочих аксессуаров он покупать не стал, поскольку утром порылся немного в Валькином безразмерном шкафу и откопал в одном из ящиков вполне приличное мужское исподнее, две пары вигоневых носков-"карасиков", белую рубашку с самую малость широковатым воротом и даже подтяжки с галстуком, модным, синим в белый горошек. Все было чистое. Скорее всего, от прежнего Валькиного сожителя осталось - ну да не один ли черт? Всяко экономия. Уже на обратном пути он, посомневавшись немного, завернул в гастроном и купил банку бычков в томате и две бутылки водки.
Вернулся он в пустую комнату, разложил обновки на лежанке, сел, выпил водочки, закусил хлебцем, покурил, потом решил глянуть, как он будет смотреться в костюмчике. Получилось неплохо. И как раз когда он любовался на себя в зеркало открытой створки шкафа, вошла Валька.
- Ой! - взвизгнула она, увидев со спины незнакомого шикарного мужчину у себя в доме. Алексей с улыбкой повернулся.
- Что голосишь, дура? - беззлобно спросил он. Валька взвизгнула еще раз, выронила из рук кошелку, подбежала к Алексею и обняла его, уткнувшись лицом в грудь. Он отстранил ее.
- Костюмчик попортишь, смотри.
- Ой, Алешенька, да какой вы в нем интересный! А я пришла, огорчилась очень, вас не заставши, думала, вы совсем от меня ушли, а потом дай, думаю, в магазинчик схожу, авось он и объявится. Возвращаюсь, а тута уже кто-то есть. Перепугалась я...
- Ладно, потом расскажешь. Давай-ка перекусим чего-нибудь. Яишню вон сготовь, чтоб по-быстрому.
Валька кинулась на кухню.
Перекусывали они долго, основательно. Валька разрумянилась от водочки и от присутствия Алексея, мела языком, как помелом. Алексей не обрывал ее, но и не вслушивался.
В кошелке у нее, помимо хлеба, макарон и колбасы, оказалась еще бутылочка кагора, так что Алексей в скором времени опять напился до бесчувствия и замертво рухнул в койку.
Утром ему снова было плохо. Он растолкал Вальку и послал ее за вином сегодня ему еще никуда идти было не надо. Они не спеша опохмелились, он пришел в благодушное настроение и подарил Вальке двести рублей на хозяйство. Она разрыдалась от счастья и тут же еще раз сгоняла в магазин.
В среду Алексей с утреца сходил в баню, подстригся там, побрился и во всей красе отправился в Дом железнодорожника. Эдуард Борисович встретил его как родного. Помимо прочего, Алексей показал, что может работать не только на рояле, и Эдичка с ходу определил его на бас-геликон вместо ушедшего в отпуск оркестранта - для разного рода выездных мероприятий типа похорон, на которые пианино с собой не потащишь.
Жизнь входила в свою колею. С работы Алексей возвращался когда как, но большей частью поздно и, как правило, навеселе - если мероприятие проходило с возлияниями, то и музыкантов тоже не забывали. Если Валька встречала его одна, он, по настроению, либо садился ужинать, а потом тащил ее в койку, либо наоборот. Иногда он заставал ее в компании каких-то серых, смирных мужичков, и в этом случае выпивон продолжался. Но к полуночи она выставляла гостей, укладывала Алексея спать, если он выказывал такое желание, и, прибрав со стола, забиралась к нему под бочок.
Просыпался он, если не был с сильного перепоя, поздно. Иногда Валька была дома, и тогда она тут же кормила его плотным завтраком. В другие дни ее уже не было, тогда завтрак стоял на столе под салфеточкой. Когда же, мучимый похмельем, он продирал глаза затемно, то тут же расталкивал ее: она безотказно пользовала его из своих заначек, как правило, подлечиваясь и сама, после чего он обычно снова засыпал.
Он так и не понял, работает где-нибудь Валька или нет. Как-то вечерком за бутылочкой он спросил ее об этом. Она тут же охотно и путано принялась что-то рассказывать, но он ничего не запомнил. Да и не сказать, чтобы его это особенно интересовало, как и вообще ее биография и личные чувства. Его безучастность ни капельки не смущала ее, и она, если не прикрикнуть, чесала языком безостановочно.
Кое-что из рассказов невольно отложилось в его памяти. Эта комнатка досталась ей после того, как расселили их барак, оказавшийся в полосе отчуждения новой железнодорожной ветки. Раньше здесь жила какая-то бабка, которая давным-давно уехала в другой город к родственникам да там и померла. Из вещей Валька принесла сюда только швейную машинку, свои наряды и всякую мелочевку. Все прочее, от шкафа до чугунного чайника, осталось здесь после бабки, точнее, после того, как ее родственники вывезли или распродали все, имеющее хоть какую-то ценность. Если бы квартира не числилась по нежилому фонду, Вальке бы не видать этой комнаты, как своих ушей - отошла бы жилплощадь кому-нибудь из городских очередников. А так, можно считать, повезло ей чрезвычайно.
