Ознакомительная версия.
— Она ведь больше не действует? — спросила женщина.
— Раньше на Рождество и на Пасху открывали, — пояснил Дидье. — Но этого давно уже не делают, кому надо, едут в соседний город. Да там внутри нечего смотреть! Алтарь, скамейки… Просто каменный сарай. Ее, кстати, продают. Может, кто-то купит, сделает гостиницу… Или магазин.
— Печально…
Дидье, вопросительно подняв брови, взглянул на нее и промолчал. Александра обернулась, но здание скрылось из виду. Теперь машина петляла по окраинным улочкам, вдоль которых тянулись все те же сады. Они пересекли весь городишко за пятнадцать минут. Когда последние дома остались позади, машина выехала на дорогу, уходящую в поля. Художница удивленно взглянула на своего спутника:
— Покупатель живет за городом?
— Да, и кстати… Вам будет интересно посмотреть! Мы едем в то самое поместье, откуда наши сфинксы!
Дидье простодушно продолжал именовать проданных сфинксов своими, ничуть не заботясь о том, что у них имеется новая законная владелица.
— Ты говорил, поместье было разорено и сожжено? — уточнила Александра. — Значит, его восстановили?
— Причем недавно! — кивнул Дидье. — За двести лет эти развалины с парком перепродавали несколько раз, и каждый новый хозяин ничего не делал, просто вкладывал деньги в землю. Там никто не появлялся, ограда, как была сломана в нескольких местах, так и оставалась. Туда из деревни ездили на пикники, считалось шикарным обедать на террасе, перед развалинами замка… Сад одичал, превратился в настоящие джунгли. А вот уже когда я пошел в школу, лет двенадцать назад, появились последние хозяева, вот эти, к которым мы едем. Они стали все приводить в порядок.
Замок, по словам парня, восстанавливать не стали, да это и не представлялось возможным: после пожара от него остался лишь каменный остов, да и тот за двести лет запустения изрядно пострадал. Новый владелец выстроил себе дом чуть поодаль от развалин. Ограду восстановили, были сделаны попытки привести в порядок огромный парк. Правда, работы затронули лишь самые ближайшие аллеи, все прочее оставалось в прежнем запустении.
— Конечно, разве под силу двум-трем приходящим работникам ухаживать за парком, где раньше работало человек двадцать-тридцать?! — Фургончик подпрыгивал на разбитой дороге, прорезавшей зеленеющее поле. Невдалеке показалась цель их путешествия: Александра различила каменную стену ограды, за которой виднелись высокие деревья. — Нанять целую армию садовников и чернорабочих стоило бы безумных денег, а новый хозяин и так вложил сюда столько… Я думаю, он сто раз пожалел, что связался с этим парком!
Дидье добродушно рассмеялся и крепче схватил руль, когда фургончик подбросило в рытвине, полной дождевой воды. Спустя несколько минут машина ехала уже вдоль стены, окружавшей парк. Опустив стекло, Александра рассматривала старинную каменную кладку, отмечая свежие отремонтированные участки. Их уже успел увить плющ, ржавые плети которого в изобилии перехлестывали из-за ограды. Горло щекотал пряный запах распускающихся в парке почек. Остановив машину у ворот — двустворчатых, деревянных, окованных сизыми металлическими лентами, Дидье вышел и попробовал открыть прорезанную в одной из створок калитку.
— Заперто, — констатировал он. — А ведь они дома!
— Ты уверен? — Александра тоже вышла из машины, оглядывая ворота. Кнопки звонка нигде не было видно. — А позвонить им можешь? У тебя есть их телефон?
Телефона у Дидье не оказалось. Парень продолжал настаивать на том, что хозяева дома, его убеждало в этом отсутствие навесного замка в наружных петлях.
— Они задвинули засов изнутри, — пояснил он. — Значит, дома. Они всегда запираются в последнее время.
— Ну что же мы будем делать?!
Недовольство Александры росло. Она ощущала себя незваной гостьей, а хуже этого ничего не могло быть. «Как я буду ставить свои условия, если меня даже не ждут и я стою у запертых ворот, как попрошайка?!»
Внезапно за воротами раздался отрывистый собачий лай. Пес лаял хрипло, словно нехотя, из чего Александра заключила, что ему должно быть немало лет от роду. Лязгнули засовы, одна створка ворот приотворилась, оттуда выглянула пожилая женщина. Загорелая, сморщенная, как печеное яблоко, удивительно голубоглазая — глаза, как васильки, цвели на ее увядшем лице. В образовавшуюся щель немедленно проскользнула собака — огромная дворняга, чья свалявшаяся белая шерсть напоминала грязный войлок. Собака бросилась на грудь Александре, и художница, будучи невысокого роста, едва устояла на ногах.
— Хозяева дома? — спросил голубоглазую женщину Дидье.
— Дома, да что толку? — равнодушно проговорила та, глядя, как пес облизывает щеки ошеломленной Александре. — Они прилегли, отдыхают. Только что вернулись.
— Далеко уезжали?
— Недалеко, в Париж. А что тебе нужно?
Женщина говорила с Дидье, не сводя глаз с Александры. Когда парень вкратце описал, зачем они явились, их все же согласились впустить. Створка приоткрылась шире, и Александра с Дидье, прихватив из машины чемодан, вошли в ворота.
Огромный, вымощенный серыми каменными плитами двор казался безграничным в оправе зеленых лужаек. Тщательно подстриженная трава на газоне была сбрызнута золотой росой только что высыпавших одуванчиков. Александра сразу увидела развалины замка. То были груды осыпавшихся камней и остатки кирпичных столбов, сплошь увитых плющом и поросших сорняками. Новый дом стоял в стороне, на опушке леса, в который превратился некогда ухоженный парк. Особняк светился на фоне жидкой апрельской листвы лососевым, свежим, оштукатуренным боком. Это был коттедж в классическом стиле, с полуколоннами на фасаде, высокими арочными окнами и круговой террасой, обнесенной мраморной оградкой, приземистые столбики которой напоминали кегли.
— Туда! — весело сказал Дидье и, подволакивая чемодан, устремился к коттеджу.
Женщина шла за ним следом, поминутно оглядываясь на Александру. Дворняга не отходила от художницы, то и дело подпрыгивая и пытаясь броситься ей на плечи.
Едва переступив порог, Александра поняла, что оказалась в одном из тех ненавидимых ею жилищ, где все убранство подчинено единственному принципу престижа. Коттедж был образцом новодельного особняка нуворишей, претендующих на звание ценителей искусства. В подобные дома вкладывается очень много денег и тщеславия, любая вещь, прежде чем попасть на свое место, проходит жесткий контроль и отбор… Приглашается именитый дизайнер, картины и мебель покупаются именно той стилистики, которая одобрена самыми высокими авторитетами мира искусств. Любой риск исключен, эксперимент запрещен — владелец, платя огромные деньги, согласен играть только наверняка. В результате интерьеры, которые потребовали таких титанических затрат и усилий, выглядят одновременно пышно и мизерно, усредненно и дико. Александра, попадая в дома подобного разряда, всегда ощущала себя как на вокзале — разумеется, на роскошном вокзале, с высоким раззолоченным потолком и мраморными статуями, вроде Центрального вокзала в Нью-Йорке.
В этом доме холл был выложен неизбежными мраморными плитами, в узких высоких окнах красовались неизбежные современные витражи. Такие же Александра видела и в соборе Бове, и в Сен-Северене в Париже, и во всех готических соборах Европы. То была бесфигурная, абстрактная, ни к чему не обязывающая ни создателя, ни зрителя цветная роспись, закрывающая оконные проемы соборов взамен утраченных во время революций и реконструкций древних витражей. Дизайнеры широко предлагали нуворишам украшать свои жилища подобными шедеврами, и те, вне зависимости от своей религиозности и конфессиональной принадлежности, охотно соглашались. Художница как-то видела подобную имитацию даже в доме одного коллекционера в Стамбуле. Ее потрясло тогда больше не то, что этот старый ее знакомый, мусульманин, захотел существовать в интерьере, напоминающем готический собор, а то, что он предпочел грубую псевдоевропейскую копию прелестному мавританскому средневековому окну, ранее украшавшему его кабинет.
«От средних веков до нас дошли дивные стеклянные летописи, созданные в мастерской Сен-Дени, — древние короли, первые епископы, святые… — размышляла Александра, поглаживая утихомирившуюся дворнягу, жавшуюся к ее ногам. — А новое время подарило нам лишь вот эти мазки, загогулины… Обломки прежнего цельного сознания… И сколько денег за это уплачено заказчиками! Смешно и страшно подумать!»
Спустя несколько минут в холл навстречу гостям выбежала женщина лет пятидесяти. Александра определила ее возраст, сообразуясь с впечатлением первой минуты, но тут же усомнилась в своей правоте. Хозяйка коттеджа говорила и смеялась громко и беззаботно, как юная девушка, и это очень ее молодило. Взгляд ее черных глаз был дерзким и внимательным. Загорелая, крепкая, энергичная, она выглядела как человек, бо2льшую часть времени проводящий на свежем воздухе. Вьющиеся черные волосы, придававшие ее облику нечто цыганское, спадали на ворот джинсовой рубашки. Женщина была в длинной ситцевой юбке с оборками. На уровне колен, на самом видном месте, на светлой ткани красовалось старое, застиранное пятно, не то от вина, не то от ягод, и это ничуть не смущало хозяйку дорогого коттеджа. Она была босиком, несмотря на то, что от каменных плит пола тянуло холодом. Александре внезапно подумалось, что именно так должна была выглядеть в ее возрасте Эсмеральда, героиня знаменитого романа Гюго, если бы бедняжке суждено было благополучно дожить до зрелости.
Ознакомительная версия.
