— Ну, другое время требует других решений.
Он пошел к выходу, но обернулся и поднял палец:
— Амос, сегодня тебе повезло. У тебя был только один счастливый билетик, и ты его истратил. Не забывай об этом. И забудь, что Себастьян Леопольд живет с тобой на одной планете. Оставь это нам. Ты меня подставил, так что больше на меня не рассчитывай. Я тебя распну. Хорошего дня.
Амос Декер еще с минуту сидел за столом, потом бросился в свою комнату, запер дверь, задернул все занавески, упал на кровать и накрыл лицо подушкой, чтобы избавиться от света и уступить зверю, пожирающему его переделанный разум.
Тяжелые тучи пожирали хрупкое небо, пока свет не исчез, хотя солнце по-прежнему было где-то там, истощенное и безучастное. Как будто глядишь на сороковаттную лампочку сквозь марлевую повязку. Для Декера, который был во всем подвержен влиянию цвета, мир сейчас стал серым.
Он засунул руки в карманы, прячась от укусов холодного ветра. Декер оправился от мигрени, сходил в местный «Вендис» и заглотил большой стакан колы; пусть сахар смоет остатки недомогания, как кислотная промывка по выцветшему, испачканному металлу, а пот высохнет на коже. Потом Декер вернулся на автобусе в центр и забрал из мусорного бака свой пистолет и одежду. По счастью, их никто не нашел. Он не мог лишиться единственного комплекта рабочей одежды и тем более единственного оружия.
А сейчас Амос стоял в своих старых тряпках, ежась под колючим ветром, и смотрел на Мэнсфилдскую среднюю школу. Как и тысячи других школ по всей стране, ее возвели в послевоенный строительный бум. В 46-м рождаемость подскочила, а со временем всем этим деткам понадобились школы. Вот что делают с мужчиной четыре года войны вдали от дома. Заводят до предела. Наверное, женам вернувшихся ветеранов целый год было не до сна.
У Мэнсфилда было три этажа, все кирпичные, и время обошлось с ним неласково. Окна были заколочены или выбиты. Аккуратные полоски раствора вокруг кирпичей выкрошились и пятнали фасад бессмысленными граффити. Территория заросла мокрицей, в которой протоптали грязные тропинки. Асфальт потрескался, сетку забора покорежило, а створки ворот висели на гнутых ржавых петлях. Сейчас это место больше походило на заброшенную психиатрическую лечебницу, чем на среднюю школу.
Мэнсфилд построили в основном для детей военнослужащих с военной базы по соседству. База была одним из крупнейших работодателей Берлингтона, и обслуживание всех этих солдат здорово пошло на пользу региону. А потом Пентагон сократился, и одной из первых закрыли базу в Берлингтоне.
Теперь вымершая армейская база покоилась за высоким сетчатым забором, всего в сотне ярдов от Мэнсфилдской школы, и зелень уже захватила заметную часть ее территории. Берлингтон так и не оправился от закрытия базы, а последующий экономический спад загнал последний гвоздь в гроб городка.
И сегодня потрепанному Мэнсфилду, как и многим другим школам, не хватало финансирования, учителя быстро улетучивались, о дисциплине уже давно никто не слышал, зато наркотики и алкоголь встречались повсеместно. Количество учеников сократилось вдвое по сравнение с былыми временами, а выпускники сматывались на юг с той же скоростью, с которой дрозды-рябинники улетают от наступающей зимы во Флориду.
Берлингтон, даже без военной базы, некогда был процветающим промышленным городом, подобно тысячам других сообществ, пунктиром рассекающим середину страны, и производил то, в чем нуждалась Америка и остальной мир. Теперь, когда все производство было выведено за границу, здесь оставалось строить только нищету. В городе были две сети продовольственных магазинов. И, на взгляд Декера, самыми популярными продуктами были килограммовые упаковки гамбургеров и бочки приторно-сладкого апельсинового лимонада. Оживленно торговали и точки фастфуда, откармливая до невозможного состояния молодых и старых, и прогнозы роста диабета, рака, инсультов и болезней сердца уверенно били все рекорды.
И Декер знал это не понаслышке.
Немногие состоятельные жители Берлингтона жили в закрытых коттеджных поселках на западе города и редко выбирались оттуда. Остальные делили между собой три другие стороны света. Бездомные жили на улицах в дырявых спальных мешках, старых одеялах и картонных квартирах.
«Как и я».
Декер ходил в Мэнсфилдскую школу больше двадцати пяти лет назад. Некоторые трофеи с его именем до сих пор стояли в стеклянном шкафу в спортзале. В средней школе он слыл выдающимся спортсменом, состоял в трех разных спортивных командах. Амос просто был крупнее, быстрее и сильнее всех остальных. Он пользовался популярностью, встречался со всеми горячими девчонками, спал со многими из них, неплохо работал в классе, и все думали, что ему суждена карьера профессионала.
Как же они ошибались…
В колледже он был хорошим, но отнюдь не выдающимся игроком. А потом сектор еще больше сузился. В день набора профи Амос ушел несолоно хлебавши: сотни претендентов были намного лучше него. Он воспринял это как личное оскорбление. Декер пробился в «Кливленд Браунс», надрываясь на тренировочном поле, принося свое тело в жертву идиотскими способами, которые аукнутся к сорока годам, и последним уходил из зала просмотра матчей. Все эти усилия принесли ему карьеру, которая длилась ровно одну игру основного сезона, и навсегда измененный мозг.
В конце концов, было и кое-что хорошее. Декер встретил Кэсси, когда залечивал свои «прочие» травмы. Как оказалось, тот удар попортил ему не только мозги. Когда Дуэйн Лекруа врезался в него, обе бутсы Амоса зарылись в дерн. Среди результатов этого числилось сломанное правое бедро, порванная передняя крестообразная связка на левом колене и внутренний мениск на правом. Практически полный комплект, сказал ему хирург. Ну, семь бед, один ответ.
Кэсси была новоиспеченным физиотерапевтом, чьим заботам поручили Декера. Ему пришлось крепко потрудиться, чтобы вернуться в форму. В конце концов, нога и колени зажили. Мозг остался тем, чем стал. Но каждый шаг этого пути Кэсси была рядом с Декером, ободряя, когда нужно, и изводя, когда ободрения не хватало для мотивации.
За это время они с Кэсси так глубоко влюбились друг в друга, как Декер и представить себе не мог. Когда закончилась его отсидка в институте, где изучали людей с необыкновенными умственными способностями, они с Кэсси обручились, потом поженились и вернулись в его родной город. К тому времени Амос уже много думал, чем станет заниматься в будущем, и вернулся туда с ясной целью поступить в полицейскую академию. Его новая, улучшенная и непогрешимая память превратила занятия в плевое дело. Его физические возможности, пусть и подпорченные травмами, все равно позволяли превосходить почти всех на курсе. Декер прошел обучение, был приведен к присяге и получил значок и пистолет. Девять лет спустя его повысили до детектива. И почти десять лет он расследовал серьезные преступления против добрых жителей Берлингтона, хотя в большинстве этих преступлений также обвиняли жителей Берлингтона, но уже не таких хороших, с незначительной примесью чужаков.
Они хотели большую семью, но пытались и никак не могли зачать первого ребенка. Они тратили деньги, которых не имели, на специалистов, и в конце концов Кэсси забеременела. Так появилась Молли. Она была их единственным ребенком. Беременность чуть не убила Кэсси, а осложнения потребовали хирургического вмешательства, которое сделало ее неспособной к зачатию.
Они назвали девочку в честь матери Декера. Его родители погибли в автокатастрофе, когда Амос учился в колледже, и потому Молли не достались заботливые дедушка с бабушкой. Но она носила бабушкино имя. Все годы вплоть до своей безвременной смерти от рук, возможно, Себастьяна Леопольда…
Декер смотрел на кирпичную крепость, в которую превратился Мэнсфилд. Повсюду под странными углами тянулась полицейская лента, похожая на желтую паутину, ядовитую и опасную. Стояли патрульные машины, микроавтобусы экспертов и черные грузовики без окон, ждущие мешки для трупов. Декер не сомневался, что тела все еще в школе. Если не считать раненых и нуждающихся в медицинской помощи, с места преступления ничего не забирают, пока все не будет тщательно осмотрено, сфотографировано, измерено и должным образом изучено, разведано и проанализировано. Мертвым все равно, сколько времени лежать на полу в лужах собственной крови, — они уже вырваны из жизни каким-то психом с неограниченной огневой мощью. В конце концов, вечность есть вечность.
Если б Декер до сих пор служил в полиции, сейчас он был бы прямо там. Он уже заметил со своего места Мэри Ланкастер, она дважды входила и выходила из здания. Бывшая напарница выглядела изможденной, разбитой и угнетенной. Один раз она взглянула в его сторону, но, похоже, не заметила. Декер знал, что сейчас ее ум занят другими тревогами. Не исключено, что она уже забыла о человеке по имени Себастьян Леопольд, сидящем в камере предварительного заключения. О его признании в убийстве трех человек, двое из которых составляли все, что имел Декер. У Ланкастер прямо сейчас есть срочное дело: куча свежих трупов. А рядом разгуливает на свободе преступник, готовый к новым убийствам. Где уж тут помнить о том, кто тихо сидит в камере…
