Настало время перейти к ключевому моменту, и Дима внимательно посмотрел на Юлию Аркадьевну:
— А Изабель говорила вам, что баба Лера — она же заслуженный мастер спорта и кандидат наук Валерия Константиновна Наконечная — неделю назад умерла?
— Ой! — пискнула Юлия и поспешно перекрестилась. Пробормотала растерянно: — Пусть земля ей будет пухом! Почему вы сразу не сказали? А я про нее гадости говорю! — И, смущенно потупив голову, добавила: — Нехорошо, конечно, так… но, может, и к лучшему, что наш с Изабеллой спор сам собой разрешился.
— Вы знаете, кто это? — Полуянов протянул Юлии пресловутую фотографию.
Та недоуменно уставилась на снимок:
— Так это она и есть, баба Лера. Но только выглядит очень странно. — Прищурилась, вгляделась, отшатнулась, взглянула на Диму с ужасом: — У нее глаза неживые!
— Ну да. Она мертвая, — отозвался журналист.
— Но кто это сделал? И зачем? — прошептала Базанова.
— Вопрос, — развел руками Полуянов.
— Вы меня, что ли, подозреваете? — прищурила она глаза. И расхохоталась. Истерически, громко. — Послушайте, молодой человек! Вы за кого меня принимаете? За истеричку? За сумасшедшую? Я не скрываю, что завидую Изабель. Иногда, когда ссоримся, убить ее готова. Но фотографии с трупами присылать? Я что, похожа на сумасшедшую?!
Полуянов действительно не мог представить эту ухоженную, изящную, очень здравомыслящую женщину — в морге. Как она, воровато озираясь, усаживает мертвое тело в кресло. Выставляет свет. Делает снимок за снимком. То был поступок человека психически нездорового. Однако Базанова — он не сомневался! — нормальна. Абсолютно.
— Уберите, пожалуйста. — В глазах женщины выступили слезы. — Не могу смотреть. У кого только рука поднялась — над пожилым человеком так поиздеваться?..
Однако Полуянов никак не отреагировал на этот выпад, только внимательно взглянул на Юлию и спросил:
— У Изабель Истоминой есть враги?
— Господи, я не знаю! Оказывается, я вообще ничего о ней не знаю.
— Вы, кстати, в курсе, что она свою квартиру продает? — словно бы между делом поинтересовался журналист.
— Зачем?! — изумилась Базанова.
— Говорит, что тяжело каждый день в пробках на работу ездить.
— Что за чушь! Она появляется на работе от силы два раза в неделю! — мгновенно сдала напарницу Юлия Аркадьевна. — И приходит в двенадцать, это самое раннее.
— Может быть, Изабель трудится где-то еще?
— Да нет же! Ей очень нравится быть, как она говорит, рантье. Получать ежемесячный процент от прибыли. Возиться в охотку со своими рыбками. Мастеров любит тестировать, которые у нас в салоне на испытательном сроке. — В голосе Базановой прозвучал плохо скрытый сарказм. — По магазинам ходит. — Виновато взглянув на Полуянова, она поспешно добавила: — Вы не думайте, я на самом деле к ней нормально отношусь. И очень благодарна, что она профинансировала салон, дала мне возможность заниматься любимым делом. Просто мы никогда не были особенно близки. А сегодня я вдруг поняла, что она для меня абсолютная загадка. И кто мог прислать ей подобную гадость, ума не приложу. Слушайте, у меня появилась мысль, — вдруг встрепенулась Юлия Аркадьевна. — Не знаю, здравая или нет, но когда мозговой штурм — любые ведь идеи принимаются, верно?
Вытащила из ящика стола планшетник. Оживила экран и забормотала:
— Сейчас… я, кажется, то письмо не уничтожала. Когда это было? Полгода назад? Больше?
Дима заглянул через плечо женщины: та яростно гнала курсор сквозь содержимое электронного почтового ящика. Больше трех тысяч входящих. Ничего себе! Как только памяти у компьютера хватает?
— Может, в «поиске» адрес отправителя задать? — подсказал он.
— А я, думаете, его помню? — огрызнулась Юлия. — Мы с Изабель по «мылу» не переписываемся, она единственный раз мне письмо прислала, тогда… Ага, вот оно. Underwater Kitty[2], надо ведь себе такой электронный адрес придумать! — Сделав пару кликов, они передала планшетник Полуянову: — Вот. Любуйтесь.
Во всю ширь экрана ему улыбалась Изабель. Явно постановочный снимок: вычурная поза в аляповатом барочном кресле, локоток манерно оперся о подлокотник, ноги изящно скрещены. Очень много макияжа, мрачный наряд, неестественная улыбка.
— В жизни она лучше, — заметил журналист.
— Красное кресло, черное платье. Черный лак на ногтях, ярко-красные губы. Слишком бледное лицо, черные тени под нижним веком. На что-то похоже, не так ли?
— Да, правда… — растерянно пробормотал журналист. — Черное и красное. Цвета смерти.
— Именно! — торжествующе отозвалась Базанова. — Гоголевская Панночка! Хоть сейчас укладывай в гроб. Я, когда снимок увидела, так Изабель и сказала: этот фотограф над тобой просто издевается! А она обиделась, ответила мне, что ничего я не понимаю в настоящем искусстве.
— Так-так! — оживился журналист. — Что за фотограф, фамилию знаете?
— Да какой-то… слушайте, не помню. То ли с телевидения, то ли из глянца. Изабель тогда прямо в этом макияже ко мне на маникюр пришла. Я и пошутила: «Кто тебя так изуродовал?» А она: я, мол, только что с фотосессии у маэстро, новый чуть ли не Уорхолл. И на следующий день прислала мне этот снимок на электронную почту. Я, конечно, похвалила — чего расстраивать девочку? — но сама подумала: «Руки такому надо пообрывать».
Полуянов снова извлек снимок мертвой старухи. Да, ему не показалось: Изабель — и труп! — даже в позах похожих сидели. Глупое кресло, ноги скрещены, правая рука на подлокотнике…
— Вы перешлете мне эту фотографию? — попросил он Базанову.
— Да хоть сейчас, — кивнула она. — А если нужно, могу и распечатать. Цветной принтер есть, на оргтехнике мы решили не экономить.
Уже к вечеру риелтор Аскольд Иванович позвонил Митрофановой, отрапортовал:
— Ну, Надежда Батьковна, похоже, крупно тебе повезло. Все в порядке с твоей квартиркой. Приватизация действительно первичная, перепланировка законная, дарственная от отца Истоминой в полном порядке. А что в бывшую коммуналку едут — тоже понятно, их туда хорошей скидкой заманили. Рада?
— Ну… да, — кисло ответила она.
— А чего голос грустный?
— Мне хозяйка квартиры ужасно не нравится, — призналась Митрофанова.
— Неадекват? — тут же оживился Аскольд.
— Хуже. Красотка, — вздохнула Надя. — А Димка — тот от нее в полном восторге. Вот я и думаю…
— Что он, пока туда-сюда, купля-продажа, с ней шуры-муры заведет? — хихикнул «черный маклер». — Это вряд ли. Готов тебе весь свой опыт прозакладывать. Умный мужик никогда не нагадит там, где живет. И вообще, — добавил он снисходительно, — сделка — по меркам универсума! — мелочь, миллисекунда! Подписали договор, ключи забрали — и все, больше никогда в жизни не встретитесь! Дай мужику спокойно распушить хвост, а сама думай, куда будешь мебель расставлять.
— Нет, Аскольд Иванович, все равно у меня на душе неспокойно. И никак я понять не могу: с чего эта Изабель вдруг собралась такую хорошую квартиру продавать? Ради коммуналки, пусть даже со скидкой и в центре?
— Ну, моя милая, коли гложут сомнения, не страдать нужно, а идти на радикал, — решительно проговорил риелтор.
— Куда идти?!
— К хозяйке. И требовать, чтобы дала вам пробную ночь.
— Чего?!
— Не слышала даже? Ну да, в больших агэнствах — огромных и бесполезных — про такое даже не ведают. А вещь на самом деле чрезвычайно полезная. Проси хозяйку, чтобы разрешила переночевать в ее квартире. Еще до сделки. Сразу все поймешь. Соседи, коммуникации, звуки, запахи, вид из окна. Иррационал, опять же, часто случается. У меня случай был: мужику — очень даже адекватному, братку по жизни! — ночью призрак явился. Не смейся, не глюк, самый настоящий. Старуха в пеньюаре. На кровать присела, рукой ледяной за горлышко цап! И что ты думаешь? Он детальную проверку заказал и выяснил: криминала-то никакого, но самоубийца раньше здесь проживала. Ну и решил от греха подальше нехорошую квартирку не брать. Поэтому пробуй. Всяко — хуже не будет.
— А хозяева зачем соглашаются пускать себе в дом чужого человека? Мало ли, что я там у них натворю? — удивленно спросила Надя.
— Захочешь квартиру спихнуть — еще и кота к себе пустишь, — меланхолично отозвался Аскольд. — Многие, кстати, на пробную ночь их берут с собой. Коты вроде как негатив чуять умеют.
— Да она меня просто пошлет!
— А спрос карман не тянет, — усмехнулся Аскольд.
Изабель опешила только в первую секунду:
— Вы хотите переночевать в моей квартире?! Еще до сделки? А разве так делается?!
И Надежда (внутренне обмирая) соврала:
— Обычная практика. Если, конечно, хозяевам скрывать нечего. И вам тоже неплохо. Подзаработаете. Мы долларов сто заплатим, как за ночь в отеле.