Ежи Эдигей - Фотография в профиль

— Не только вам. А теперь я прощаюсь. До встречи в варшавской милиции.

Несколько следующих дней подполковник Качановский не занимался пойманным гестаповцем. Ранее начатые дела требовали, чтобы офицер милиции уделил им главное внимание. А Качановский был слишком честолюбив для того, чтобы попросить начальника о помощи или о передаче этих дел другим сотрудникам аппарата. Зато прокурор Щиперский допрашивал подозреваемого почти ежедневно.

Рихард Баумфогель, просидев несколько, дней под стражей, несколько изменил тактику своей защиты. Он уже не молчал, а наоборот — давал исчерпывающие, даже слишком пространные показания. По-прежнему отказывался признать, что является бывшим шефом гестапо в Брадомске, утверждал, что родом из района Несвиж, что зовут его Станислав Врублевский, но в то же время подробно излагал свою биографию. Называл деревни, окружавшие Бжезницу, в которой он якобы родился и где проживал до трагических событий семнадцатого мая 1942. года. Перечислял населённые пункты, в которых останавливался, и даже называл фамилии некоторых крестьян, предоставивших ему тогда убежище. Свой маршрут в Люблин, а точнее в Парчев, уверенно нанёс на предложенных ему картах.

Что касается пребывания в партизанском отряде под командованием поручика Рысь, то подозреваемый также вспомнил мельчайшие подробности из жизни этого отряда; бои, в которых участвовал, и наконец, описал, каким образом и в каком месте погиб командир отряда. Достоверность его показаний о концентрации различных партизанских группировок в яновских лесах и об их последующих боях с целью прорыва кольца гитлеровских войск полностью подтверждалась имеющимися историческими исследованиями на эту тему. Однако с этими исследованиями можно было без труда ознакомиться в любой публичной библиотеке, купить их в книжном магазине. Специальной литературы, посвящённой партизанским сражениям на польских землях, не говоря уж о мемуарах, достаточно много. Человек, задумавший «обзавестись» биографией подобной той, о которой рассказывал подозреваемый, мог легко сочинить её на основе этих источников.

Однако Баумфогель ничем не мог подтвердить свои показания. Называл самые разные партизанские псевдонимы, но не мог назвать ни одной настоящей фамилии. Якобы он их не знал. Утверждал, что подавляющее большинство этих людей погибло или пропало без вести во время трагедии отрядов Армии Крайовой в яновских лесах.

Прокурор составлял длинные протоколы этих показаний. Щиперский давно пришёл к выводу, что следствию придётся проделать очень большую работу. И от этой работы никуда не деться. Обвиняемый мог говорить всё, что ему заблагорассудится, но прокурор и милиция обязаны доказать, что его показания вымышленны или не противоречат главному пункту обвинения, который гласил: под именем Станислава Врублевского скрывается Рихард Баумфогель, о котором известно, что в 1940–1943 годах он возглавлял гестапо в Брадомске.

В то же время показания подозреваемого, относящиеся к более позднему периоду, соответствовали истине и их легко можно было проверить. Он действительно добровольно вступил в Войско Польское в Люблине. В рядах Первой армии прошёл боевой путь от Варшавы до Камня Поморского, проявив при этом исключительную отвагу и героизм. В Варшаве, на Черняковском плацдарме, сражался в составе небольшой группы, прикрывавшей отход солдат через Вислу. Будучи ранен, продолжал вести огонь до тех пор, пока последние понтоны не отплыли от берега. Затем преодолел Вислу вплавь и присоединился к своим. После двухнедельного пребывания в госпитале вернулся в свою часть с едва залеченной раной. Медаль «Крест Храбрых» была им получена по праву.

Следующую боевую награду этот человек заслужил, когда войска преодолевали укрепления Поморского вала. Он бесстрашно подполз к гитлеровскому доту и взорвал его. Оглушённый и вновь раненный, он снова попал в госпиталь, но сбежал оттуда. Во время боя в Камне Поморском был едва не погребён заживо под стенами разрушенного гитлеровцами пивоваренного завода, расположенного на берегу залива, но сумел выбраться из руин и продолжал оборонять свою позицию до тех пор, пока не подошло подкрепление. Таким образом, он был одним из тех, кто не позволил немцам захватить этот город, превратившийся в опорный ключевой пункт в дальнейших боях за взятие Щецина и форсирование Одры.

Однако на этот раз раны оказались более тяжёлыми. Конец войны Баумфогель, он же Врублевский, встретил в госпитале. Там и нашла его очередная награда — Серебряный крест ордена «Виртути Милитари». Залечив раны и расставшись с мундиром, бывший солдат осел в Бяло-гарде, Щецинского воеводства. Работал в финансовом отделе городского Народного совета и одновременно повышал свой образовательный уровень.

Анализируя этот отрезок биографий подозреваемого, прокурор снова столкнулся с некоторыми сомнительными моментами. Человек, выдававший себя за сына крестьянина из Белоруссии и сумевший, по его словам, едва закончить четыре класса начальной школы в деревне Бжезница, теперь вдруг удивительно легко начал штурмовать высоты науки. Так легко мог бы, наверное, учиться и добиваться успехов владеющий польским языком эсэсовец, у которого за плечами солидная база — немецкая средняя школа и офицерское училище СС. Сотрудник финансового отдела переводился из класса в класс каждые полгода, причём с прекрасными оценками. Свидетельство об окончании средней школы ему было вручено спустя всего лишь три года с начала учёбы. Он был одним из лучших абитуриентов, сдавших экзамены и прошедших по конкурсу в Гданьский политехнический институт. Бывший солдат, кавалер высшего боевого ордена Польши завоевал право на стипендию и место в студенческом общежитии. В институте ему пришлось попотеть, но всё же он закончил полный курс обучения в срок с неплохими результатами. Затем в третий раз сменил место проживания: женился на варшавянке, с которой познакомился на каникулах в Сопоте, и переехал к жене, в столицу.

В последующие годы его биография не содержала никаких загадок. Постепенно продвигался вверх по служебной лестнице в проектном бюро. Материальное положение становилось всё лучше. Купил четырёхкомнатную кооперативную квартиру, в которую вселился с женой и двумя детьми. Вёл размеренный образ жизни, без резких потрясений, взлётов и падений. Образцовый муж и отец. Но безмятежному существованию неожиданно приходит конец. На прилавках книжных магазинов появляются воспоминания Юзефа Бараньского «Я пережил ад и Освенцим». В книге помещена фотография, благодаря которой подчинённые Врублевского увидели своего шефа в несколько иной, официально не упоминаемой в его биографии роли.

Теперь на авансцену должны выйти судьи. Им надлежит вдумчиво, не поддаваясь эмоциям, оценить по справедливости жизнь и поступки этого человека.

«Я не Баумфогель, меня зовут Станислав Врублевский. Я никогда не был шефом гестапо в Брадомске и вообще ни разу не посещал этот город» — так допрашиваемый неизменно заканчивал беседу с прокурором. И каждый раз просил обязательно вписать эту фразу в очередной протокол.

Напрасно многоопытный прокурор, каким был Щиперский, доказывал допрашиваемому, что его наивная и не поддающаяся проверке версия лишь усугубляет его положение, тогда как чистосердечное признание могло бы привести к снижению меры наказания; что суд, вынося ему приговор, учтёт искреннее раскаяние обвиняемого, стремившегося собственной кровью и героизмом искупить свою вину; что отрицать все и вся при наличии бесспорного заключения экспертизы лаборатории криминалистики равносильно нежеланию облегчить своё положение при помощи смягчающих вину обстоятельств. Прокурор в беседах с допрашиваемым зашёл так далеко, что даже предложил ему заключить джентльменское соглашение: если подозреваемый откровенно во всём признается, тогда он, Щиперский, не будет требовать в суде ни смертного приговора, ни максимального срока тюремного заключения в двадцать пять лет. Решение вопроса о мере наказания будет отдано полностью на усмотрение судей.

В ответ на уговоры, продиктованные обыкновенным человеческим сочувствием и пониманием положения, в каком оказался человек с такой необычайно противоречивой биографией, допрашиваемый говорил приблизительно следующее:

— Будь я Рихард Баумфогель, то по достоинству оценил бы ваше благородство. Не могу им воспользоваться, так как я — Станислав Врублевский и мне нельзя брать на душу грехи, которые я не совершал.

Щиперскому не оставалось ничего другого, как продолжать вести следствие и доказывать, что обвиняемый лжёт. Обвинение не исключало также версии, что Баумфогель проник в партизанский отряд, а позднее и в Первую армию Войска Польского как гитлеровский агент, выполнявший приказ гестапо. Слишком многое указывало на то, что гитлеровцы были хорошо осведомлены о численном составе и маршрутах передвижения партизанских отрядов, чтобы это можно было классифицировать как чистую случайность.