— А откуда вы это знаете? Какие у вас доказательства, что это убийство?
— Я могу переслать вам по факсу протокол вскрытия прямо сейчас, но сильно сомневаюсь, что вы во всем там разберетесь. Вместо этого я вкратце изложу вам наиболее важные пункты. Подождите немного, мне надо найти очки, — сказал Педерсен.
Мелльберг слышал, как Педерсен ищет очки, и с нетерпением ожидал продолжения.
— Так, посмотрим, что тут у нас. Женщина. Возраст — тридцать пять лет. В хорошем физическом состоянии. Но это вы, наверное, уже знаете. Смерть наступила около недели назад, но тело хорошо сохранилось — в первую очередь благодаря низкой температуре в помещении, где оно находилось. Лед вокруг нижней части тела сохранил его полностью. Резаные раны на внутренней стороне обеих рук нанесены бритвенным лезвием, которое было найдено на месте. И вот именно здесь у меня появились подозрения. Оба разреза совершенно идентичной глубины и абсолютно прямые, что в данном случае весьма и весьма маловероятно. Даже более того — могу доказать, что это совершенно невозможно в случае самоубийства. Ты понимаешь, из-за того, что мы все либо правши, либо левши, то соответственно, к примеру, у правши разрез на левой руке был бы заметно прямее и глубже, чем рана на правой руке, так как пришлось бы использовать неправильную руку, так сказать. Я также исследовал пальцы на обеих руках, и мои подозрения стали еще сильнее. Лезвие бритвы настолько острое, что при его использовании в абсолютном большинстве случаев остаются микроскопические порезы на пальцах. Ничего подобного в случае Александры Вийкнер. Уже одного этого, таким образом, достаточно, чтобы утверждать, что кто-то другой разрезал ее запястья, наверняка пытаясь создать видимость самоубийства. — Педерсен сделал паузу и продолжил: — Спрашивается: как этот кто-то сумел сделать так, что жертва не оказала ему сопротивления? Я получил ответ в результате токсикологической экспертизы. В крови жертвы было обнаружено большое количество снотворного.
— Ну и что это доказывает? Она что, сама не могла принять снотворное?
— Конечно, могло быть и так. Но достижения современной науки, слава богу, оснастили судебную медицину необходимыми инструментами и методами. И один из них позволяет нам сегодня очень точно не только выявлять различные медицинские препараты и яды, но и определять время их действия. Мы несколько раз провели исследование крови жертвы и выяснили, что Александра Вийкнер никоим образом не могла сама перерезать себе вены: судя по концентрации снотворного, сворачиваемости крови и кровопотере, к этому моменту она уже какое-то время находилась в глубоко бессознательном состоянии. Какое точно — сказать не могу, поскольку наука еще не всесильна. Но в том, что это убийство, нет никаких сомнений. Я искренне надеюсь, что вы раскроете это дело. Насколько я понимаю, вы у себя в округе не часто сталкиваетесь с убийствами.
В голосе Педерсена прозвучало определенное сомнение, которое Мелльберг тут же воспринял как сомнение в лично его, Мелльберга, способностях.
— Да, ты прав. У нас не то чтобы очень большой опыт в расследовании убийств здесь, в Танумсхеде. Но, к счастью, так получилось, что здесь оказался я. Мой пост в Управлении полиции Гётеборга и мой многолетний опыт гарантируют, что мы сможем справиться с делом об убийстве. И у местных полицейских будет шанс увидеть, как делается настоящая полицейская работа. Так что можете быть уверены — мы быстро раскроем это преступление. Бьюсь об заклад, чтоб меня черти взяли!
Этой напыщенной тирадой, как считал Мелльберг, он ясно дал понять судебному медику Педерсену, что тот разговаривает по меньшей мере не с сопляком. Конечно, врач всегда может тебя удивить, но в любом случае работа Педерсена была окончена, и теперь настало время для профи продолжить дело.
— О, чуть не забыл.
Патологоанатом настолько растерялся от самовосхвалений полицейского, что не рассказал о двух фактах, которые, как он считал, были важны.
— Александра Вийкнер была беременна, на третьем месяце, и она уже рожала раньше. Я не знаю, имеет ли это значение для вашего расследования, но лучше больше информации, чем меньше, не правда ли? — спросил Педерсен.
Мелльберг только неразборчиво хрюкнул в ответ, и после нескольких ничего не значащих фраз они закончили разговор. Педерсен ощущал сильные сомнения насчет того, насколько компетентно будет проводиться розыск убийцы, а в Мелльберге пробудились воодушевление и рвение. Первый осмотр ванной комнаты был проведен сразу же после обнаружения тела. Но теперь он проследит за тем, чтобы осмотрели каждый миллиметр дома Александры Вийкнер.
Он согрел прядь ее волос в ладонях, маленькие льдинки растаяли и капельками потекли по его рукам. Смакуя, он тщательно слизал все эти капельки.
Он прижался щекой к краю ванны и почувствовал, как холод обжигает кожу. Она была такая красивая в своем ледяном покрове.
Связь, которая существовала между ними, по-прежнему осталась. Ничего не изменилось. Ничто не стало по-другому. Они вместе, и все по-прежнему.
Ее рука сопротивлялась, но с некоторым усилием ему удалось приподнять ее и прижать свою ладонь к ее ладони, он переплел свои пальцы с ее пальцами. Кровь свернулась и замерзла, и замерзшие капли прилипали к его коже.
Рядом с нею время никогда не имело никакого значения. Годы, дни или недели пролетали, превращаясь в запутанный клубок горя, и единственное, что имело значение, было только это. Ее рука в его руке. Именно потому предательство было таким болезненным. С нею время опять обрело для него значение, и поэтому теплая кровь больше никогда не будет бежать по ее телу.
Прежде чем уйти, он осторожно положил ее руку обратно.
Уходя, он не обернулся.
Вырванная из глубокого сна, Эрика не сразу поняла, что за звук ее разбудил. Это был пронзительный звонок телефона. У нее появилось ощущение, что телефон надрывался уже довольно долго, прежде чем она проснулась, и Эрика выскочила из кровати, чтобы успеть снять трубку.
— Эрика Фальк.
Мягко говоря, голос у нее был хриплый. Эрика закрыла трубку рукой и откашлялась, чтобы сипеть поменьше.
— О, извини, я тебя разбудил? Тогда я прошу прощения.
— Да ничего, я уже не сплю.
Ответ выскочил автоматически, и Эрика сама услышала, как неубедительно он прозвучал. Было вполне очевидно, что она отвечала спросонья.
— Ради бога, прошу меня простить. Это Хенрик Вийкнер. Дело в том, что я только что разговаривал с Биргит, и это она попросила меня связаться с тобой. Насколько я понял, сегодня утром ей позвонил какой-то весьма хамоватый комиссар из полицейского участка Танумсхеде и, не утруждая себя хорошими манерами, потребовал, чтобы она явилась в полицейский участок. Он не захотел говорить, в чем дело, мы можем только догадываться. Биргит это совершенно выбило из колеи, а сейчас во Фьельбаке нет ни Карла-Эрика, ни Джулии, и поэтому ты оказала бы мне большую услугу, если бы смогла сейчас подъехать к Биргит. Ее сестра с мужем на работе, и она дома совершенно одна. Я не смогу добраться до Фьельбаки быстрее чем за пару часов, а мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь из близких знакомых побыл с ней. Я знаю, что, может быть, слишком многого прошу, и мы с тобой не настолько хорошо знаем друг друга, но мне больше не к кому обратиться.
— Само собой, конечно, я поеду. Никаких проблем. Мне просто надо набросить на себя что-нибудь, так что я буду у нее минут через пятнадцать.
— Очень хорошо. Буду тебе вечно благодарен. В самом деле. Биргит всегда была немного неуравновешенной, и я очень хочу, чтобы ты присмотрела за ней, а я постараюсь приехать как можно скорее. Я сейчас позвоню и скажу ей, что ты приедешь. А я смогу появиться во Фьельбаке где-то после двенадцати. Ну, тогда и поговорим. Еще раз спасибо.
Все еще с совершенно заспанными глазами Эрика заторопилась в ванную и быстренько умылась. Она натянула на себя первое, что попалось под руку, ту же одежду, что надевала вчера, провела пару раз щеткой по волосам, чуть-чуть подкрасилась и меньше чем через десять минут уже сидела за рулем. Из Сельвика до Тальгатен езды было минут пять, так что почти с точностью до секунды через четверть часа после разговора с Хенриком она позвонила в дверь.
Биргит выглядела так, будто с того момента, когда они с Эрикой виделись в последний раз, она похудела килограмма на два, и казалось, что платье ей велико. На этот раз они не пошли в гостиную, Биргит повела ее на кухню.
— Спасибо, что ты смогла подъехать. Я так разволновалась и боялась, что просто не выдержу, если буду сидеть здесь одна и ломать голову до приезда Хенрика.
— Он сказал, что тебе позвонили из полиции Танумсхеде.
— Да, сегодня утром, в восемь часов. Звонил комиссар Мелльберг и сказал, что я, Карл-Эрик и Хенрик должны немедленно явиться к нему в участок. Я объяснила, что Карлу-Эрику пришлось срочно уехать по делам и что он должен вернуться завтра, и спросила, можем ли мы тогда и прийти. Он подчеркнул, что это совершенно неприемлемо и что ему необходимо срочно встретиться по крайней мере со мной и Хенриком. Он был очень бесцеремонен, и понятно, что я немедленно позвонила Хенрику и попросила его приехать как можно быстрее. Я испугалась и почувствовала себя загнанной. Это была идея Хенрика — позвонить тебе и попросить по возможности приехать, чтобы побыть со мной эти два часа. Я искренне надеюсь, что ты не сочтешь нас слишком назойливыми. Получается так, что ты все больше оказываешься втянутой в нашу семейную трагедию, но я действительно не знала, к кому еще могу обратиться. Просто когда-то ты часто бывала у нас дома и была нам почти как дочь, поэтому я подумала, что ты, может…
