Ознакомительная версия.
– Вы, Валерий, чем занимаетесь?
– А вы?
– Скажите, а почему вы на каждый мой вопрос отвечаете встречным вопросом?
– Семен Семенович, ведь вы остановили меня, а не я вас. Так что по всем правилам вам следует представиться первому.
– Вы что, будете учить меня правилам поведения?
– Да нет… – я пожал плечами и потянулся к двери. Он опередил меня, нажал на кнопку запора замка.
– Ладно, вы правы, – сказал он, сделав над собой усилие. – Но я ничем сейчас не занимаюсь. Я – в отставке. Просто я оказался свидетелем того, чем вы интересовались в библиотеке.
– И что?
– Вы не удивились, что вам так быстро принесли подшивки?
– Действительно, быстро.
– Знаете, почему?
– Почему же?
– Потому что перед вами я интересовался этими же материалами. Вы только повторили мой заказ. И я хочу спросить: почему вас интересуют скинхеды?
– А вас?
По-моему, по его лицу пробежала нервная судорога. Он спешно полез в карман куртки за сигаретой и закурил. Попыхтел, попускал дым в окошко.
– Хорошо, ваша взяла. Я… неравнодушен к этим ребятам.
– Я тоже…
– Правда?! Я так сразу и подумал. Я с некоторыми знаком лично. Это герои. И за ними, это, как его, будущее. Они – спасение нации.
– Нации?
– Да, – произнес он торжественно. – Русской нации. Вот вы – русский?
– Как вам сказать… Мама русская. А отец…
– Мама! – перебил он. – Национальность определяется по матери. С молоком матери ребенок воспринимает ее душу. Русскую душу! Среди больших политиков – всем известный сын юриста. Но он, это, как его, русский патриот, душа у него русская. А это-то и важно. Это важно осознавать, чтобы противостоять ползучей оккупации инородцами.
Первым моим порывом было бежать подальше от этого маргинала. Но я почувствовал толчок в груди – как сигнал искать следы на этой территории. Я только переспросил:
– Оккупации инородцами?
Он выдвинул пепельницу, аккуратно загасил недокуренную сигарету и посмотрел на меня внимательно. По-моему, мой рост, мое лилипутство он уже не замечал. Он искал мой взгляд. Мой понимающий взгляд. Мне подумалось, что ему сейчас, как наркоману доза, нужна аудитория. Хотя бы такая миниатюрная. За неимением гербовой пишут на почтовой.
– А что же это, если не оккупация? Кто прибрал к рукам, это, как его, матушку-Рассею? Борисы абрамовичи и романы абрамовичи! Ходорковские, невзлины, Лившицы! Это дело?! Это дело, я вас спрашиваю? В телевизор невозможно глядеть: одни еврейские рожи. Половина ведущих, это, как его, картавит.
Это была простая неправда, но я промолчал. Дальше пошла настоящая абракадабра: потомки сионских мудрецов, видя, что в одиночку им с русским народом не совладать, снюхались с ваххабитами и прочими мусульманскими экстремистами и общими силами…
– А в правительстве по-прежнему – их всесильное лобби, и поэтому им все сходит с рук.
Глаза его сверкали, в уголке рта показалась пена. Мне стало страшно. Я притих. Я все же надеялся на какую-нибудь информацию.
– Кто торгует на рынках? Черные. Одни черные. Что, наш Ванька, это, как его, не может? Может! Но не дают. Рестораны, магазины – кто держит? На АЗЛК армянская дирекция в распыл пустила, это, как его, завод! А что им: чужое!
Он вдруг улыбнулся:
– Вот наши ребята и наводят рихтовочку.
И подмигнул мне по-свойски.
– Вы прямо оратор! – похвалил я его.
– Оратор и есть, – согласился он. И уточнил: – Лектор.
– Лектор?
– Да, читаю лекции на эти темы.
– Где же?
– А приглашают.
– Скинхедам читаете?
– Не только.
– В обществе «Фюрер» читали, например?
Он посмотрел на меня подозрительно:
– А почему вы спрашиваете?
– Тут такое дело. Убили одного из общества «Фюрер», обвинили моего друга. Он арестован. Хоть ни ухом, ни рылом… Вообще в эти игры не играет. Я хочу помочь следствию. И спасти друга.
Он прямо встрепенулся весь. Нагнулся ко мне:
– А убили не одного из тех, что Царицынский рынок пощекотали?
– Из тех.
– И армяшку, это, как его, замочили?
– Да.
– Третий уже.
– Что значит – третий?
– А их четверо было под судом. Ты ж читал.
Ага. Мы уже «на ты».
– Читал…
– Троих уж нет среди нас, – скорбно сообщил он.
– Мстят, жидовские морды!
– Троих?!
– Так точно! Одного – в наглую, возле дома, в упор. Полбашки разнесло. Днем! И никто не видел. А?!
– А второго?
– В метро. Толкнули под поезд на Павелецкой. А третьего – не знаю. От тебя услышал.
– А скажите, Семен Семенович, – спросил я, – возле убитых не оказывалось никаких записок?
– Записок? Нет. Они же трусы, суки, нерусь нехорошая. Впрочем, – он немного подумал, – бумажки ка-кие-то, кажется, это, как его, находили… Кажется, оба раза. Там какие-то буквы были, не помню точно…
– СВС?
– Да, вроде… А ты откуда знаешь?
– Оттуда. Помоги мне, Семен Семеныч, найти убийцу.
– Это ты помоги мне. Только назови, кто. Мы сами с ним разберемся, не надо никакой, это, как его, милиции.
– Опять убийство?
– А это тебя не касается. Так поможешь?
– Семеныч, – сказал я. – У нас с тобой одна задача. Давай помогать друг другу. Вот мой телефон. – Я чиркнул на клочке бумаги номер и дал ему. – Дай мне свой.
Он замешкался, потом сказал:
– Дам сотовый. – И я получил листок из миниатюрного блокнотика. – Звони по сотовому. А домашний я никому не даю. Ну его на фиг! Тебя подвезти?
– Да нет, спасибо. Я на метро. У меня прямая ветка.
Приехав домой и пообедав целым сырком и яичницей из одного яйца, я сел за компьютер. Прежде всего, я набрал, сверстал и отправил в редакцию шесть сканвордов – скромные плоды наших с Евгением усилий. Потом нашел в Интернете сайт «Свежей газеты» и выписал номера телефонов отдела, где трудился журналист Н. Конопелько. Собрался было набрать номер, да призадумался, как известная ворона («Да призадумалась, а сыр во рту держала»). Что я скажу журналисту? Что я скажу ему такого, чтобы он захотел со мной встретиться? Что я ищу убийцу скинхеда? Пораскинем мозгами. Во-первых, никакой нормальный человек не воспримет всерьез доморощенного сыщика ростом метр с кепкой. Во-вторых, даже если воспримет… Н. Конопелько, как видно из текстов его статей, ненавидит всех этих фашистов, скинхедов и прочих ксенофобов. И негодует, что молодые преступники ушли в суде от возмездия. Так с какой стати он станет помогать разыскивать того, кто это возмездие все-таки свершил? Да не станет ни за что. Не станет. А мне просто необходимо с ним встретиться. Надо что-нибудь придумать прежде, чем звонить. Я положил трубку. Что же такое выдумать? «Ну, давай, ну выручай же!» – приказал я своей голове и даже постучал по ней кулаком. Но она не отвечала, молчала, как тупая. Ступор. Требовала (я ее знаю!) перемены декораций. Я выкатил с балкона подростковый велосипед, надел красивую жокейскую шапочку и поехал кататься по микрорайону.
Я знал: для того чтобы что-нибудь придумалось, надо удалиться от проблемы. Думать вообще о постороннем, да и все. О чем-нибудь хорошем. О том, как за последние два года преобразился микрорайон: бордюры, стриженые газоны, забранные в кокетливые оградки, маленькое футбольное поле с надежными воротами, сваренными из труб. Да ворота еще и покрашены: одни в синий цвет, другие – в красный. Куда делась мерзость запустения! Кто-то на кого-то давит, кто-то исполняет, в результате – очень славно: едешь на велосипеде, получаешь удовольствие. А детская площадка! Все новенькое, яркое, песочницы, скамейки для мамаш и бабушек. Одну скамейку, правда, уже разломали: проломили главную доску и половинки вывернули с корнями (то есть с болтами). Кто-то серьезно постарался.
Явно не дети. Ну что тут скажешь, ну – такой народ… А еще сооружения: качели, вертикальные лестницы, маленькие брусья и перекладины. Захотелось вдруг бросить велосипед да закрутить «солнышко» на перекладине. Но, как сказал поэт, «я себя смирял, становясь на горло собственной песне». Однако же что-то толкнулось в груди, просигнализировало, что придумка где-то поблизости порхает, вот-вот залетит в голову.
Я еще покатался – до усталости – и отправился домой.
Поработал над сканвордом. Составлял сетку. С этим у нас лучше справляется Евгений. Но за неимением такового под рукой и вообще в Москве, и вообще на свободе… Процесс не должен останавливаться. Лег спать рано. Свернулся калачиком, уткнулся в стенку лбом. Стал думать. И придумал.
Насколько мне известно, ни в одной редакции не начинают работать раньше десяти. Я позвонил в одиннадцать. Ответил приятный женский голос. Я сказал – Доброе утро, мне нужен господин Конопелько.
– А госпожа Конопелько вас не устроит?
Ознакомительная версия.
