На это счет у меня имелась своя версия: Пухов искал встречи со мной. Наедине. Вне этих стен.
Извинившись, я вышел в приемную. Гезель была на месте, на столе перед ней стоял красивый, старинной работы, глиняный кувшин — по утрам Гезель выходила на угол, где старая армянка в киоске каждый раз открывала специально для нее свежую банку виноградного сока.
— С Пуховой ты можешь меня связать, Гезель? Ты давно видела ее?
— Жену Сережи Пухова? — удивилась она. — Сегодня. Вернее, сейчас. Она, кстати, спросила, когда у вас прием.
— Какое совпадение!
— Я сказала — по понедельникам.
— Гезель! Сегодня только четверг!
— В обед она собирается на кладбище…
— Ничего не поделаешь, — сказал Бураков, когда после совещания я рассказал о плачевном состоянии, в котором пребывает прокурорская «Нива». Надо посылать Рустама, чтобы чинил колеса. — Он покачал головой, похлопал себя по толстому животу.
— И все? — спросил я.
— А что поделаешь? Все равно виновника не найдем. Такие вещи можно вскрыть только случайно.
— Постарайтесь объяснить мне, зачем это сделали?
— Ну как зачем? — развел руками Бураков. — В порядке общей дисциплины. Чтобы знали, что не вся власть у вас.
— Может, все-таки из хулиганства? Бураков посопел в короткие широкие ноздри, будто продул двустволку, потом сказал:
— Не думаю, что из хулиганства. Это вас все-таки припугивают.
— Кто, зачем?
— О-о-о, если б я знал, — сказал Бураков. — Такие уж условия игры. Вам намекнули, что здесь на каждого можно найти управу. Он ведь знали, что вы не будете поднимать сильный скандал.
— А почему они, по-вашему, это знали?
— У нас все про всех знают. Знают, что вы вчера ужинали с девушкой в ресторане, выпили пару рюмок коньяка, а потом ездили на машине, что запрещается. Уже основание, чтобы вас вздрючить. Потом поставили машину около дома, а не оставили в прокуратуре… Есть тактика упреждающих ударов, — рассудительно заключил Бураков. — Вперед ваших шагов они вам легонечко так по носу дали, чтобы вы знали: полезете дальше — они вам найдут укорот серьезнее. Сейчас я скажу Рустаму!
Он вышел, но в ту же секунду голова его снова показалась в дверях.
— Вас тут ждут.. — Он выразительно мигнул.
Я вышел в приемную. Там было несколько человек — Бала, Ниязов, еще кто-то. В углу весьма решительно, не глядя ни на кого, с голыми коленками, в черном траурном платье и таком же черном платке сидела жена Умара Кулиева. Я едва не назвал ее про себя вдовой, хотя приговоренный к расстрелу муж Кулиевой пока еще был жив.
— Ко мне? — спросил я. Она поднялась. — Проходите.
Едва мы уединились, за дверью кабинета воцарилась полная тишина. Я словно кожей почувствовал интерес моих коллег, вызванный приходом Кулиевой.
Я предложил ей сесть. Она села недовольно, ничем не дав понять, что помнит нашу первую встречу — на улице, накануне убийства Пухова.
— Гезель передала вам мое приглашение? — спросил я.
Она подняла голову. В приемной скрипнули половицы, затем послышались чьи-то приглушенные шаги на балконе. Я поднялся, закрыл балконную дверь.
Кулиева молчала. Я начал разговор снова:
— Тогда, в переулке, вы хотели ко мне обратиться. Может, по поводу мужа?
— А что по поводу мужа? — Она вскинула голову. По ее манерам я угадал в ней несовершеннолетнюю. В школе ее не обучили ни полным предложениям, ни интонациям вежливости. — И так все знают. Знают и молчат… — Она дернула носом.
— Молчат? О чем?
Она пожала плечами. Разговаривать с ней было одно удовольствие.
— Кто все? — снова спросил я.
— А все!.. — Она махнула рукой.
— Я, например, ничего не знаю.
— Вы — другое дело! Я говорю про местных!
— И Гезель?
— Ну, Гезель сейчас ничего не интересует, кроме своего живота…
Кулиева упорно не хотела смотреть мне в глаза.
— Но что же они знают, эти «все»? Ваш муж невиновен? Я попал в точку.
— Конечно, нет!
— А приговор? Он вошел в законную силу…
— Подумаешь! Рыболовные сети Умару подкинули, а потом будто бы нашли!..
— Кто подкинул?
— Милиция, рыбнадзор…
Иного я не ожидал от жены осужденного. Но меня интересовал Сергей.
— А Пухов верил, что ваш муж невиновен?!
— Сергей потом узнал… — Мне показалось, в ее отношении ко мне наметился поворот. — Сначала и Пухов не хотел ничему верить. Год не хотел верить! А когда Мазут передал ему записку от Умара…
— Касумов? Разве они не враждовали? В приговоре указано, что ваш муж в тот вечер поджег «козлятник» Касумова и Мазут с Ветлугиным его едва затушили…
— Ветлугин! — Она как-то странно взглянула на меня. — Вы сначала узнайте, что они с ним сделали, с Ветлугиным…
— Что вы имеете в виду?
В приемной послышалась громкая речь. Это Эдик Агаев о чем-то спросил Балу. Бала ответил. Мой заместитель как-то удивительно робел перед начальником милиции. Агаев интересовался — на месте ли я. Затем в дверях появился он сам — высокий, барственный, остановил холодный начальственный взгляд на Кулиевой, многозначительно помолчал.
— Я зайду позже, — сказал он. — Есть важные новости… — Он так же величественно удалился.
Мгновенного этого вторжения оказалось достаточно, чтобы уничтожить наметившееся было движение ко мне моей посетительницы.
— А-а… Что зря говорить! Не верите — ну и не верьте… — Она сделала движение подняться.
— Подождите!
— Ничего я вам не скажу!
— Вы сказали, что Мазут передал Пухову записку от вашего мужа. Когда это было? Перед нашей встречей с вами?
— Не знаю.
Она снова сделала движение подняться. И потому, что она делала все во вред себе, я был готов ей верить.
— У Мазута связь с тюрьмой?
— Пусть он сам вам и объявит. А я ничего не знаю… — грубо сказала она.
Момент был упущен.
Я вдруг вспомнил девочку, которая жила в нашем дворе во времена моей юности. Многие ребята из дома с нею спали, но каждый раз ее предстояло завоевывать заново: наутро она ни с кем из них не желала здороваться.
— Все, что ли? — Она поднялась, поправила сбившееся над голыми коленями платье.
Я пожал плечами. Она вышла, не попрощавшись.
— А где… — спросила меня через минуту Гезель, она отлучилась из приемной, чтобы наполнить заварной чайник. Я только развел руками.
— С ней бывает, — успокоила Гезель, — убежит, хлопнет дверью, а потом, смотришь, опять идет как ни в чем не бывало…
Мне показалось, Кулиеву напугал барственно-надменный вид начальника милиции, брошенный на нее презрительный, злобный взгляд.
Надо же было ему появиться в эту минуту!
— Гезель, — попросил я, — мне нужен один материал. Попытайся его найти…
— Конечно!
— Материал о несчастном случае с Ветлугиным.
— Потрясающая новость!.. — Агаев, к которому я зашел, поднялся из-за стола мне навстречу. Бисеринки пота блестели у него на висках. Он, не глядя, достал батистовый платок и так же, не глядя, промокнул их. — Я узнал, почему арестовали Мазута! Сначала я решил, что Довиденко просто хотел утереть нос водной милиции и водной прокуратуре… Нет!
Еще в школе Агаева и его компанию отличала поразительная осведомленность. И не только в отношении учителей и директора. Они коллекционировали фамилии директоров заводов и управляющих, инструкторов, заведующих отделами ЦК, не говоря уже о командующих военными округами, министрах, председателях госкомитетов и их заместителей.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного — в компанию их входили в основном сынки республиканской номенклатуры. Удивительно другое информированность эта никем в школе не ценилась, а успеваемость компании была даже ниже средней.
— Ночью передали с парома «Советская Нахичевань»… — сказал Агаев, складывая платок и убирая его в карман. — К матросу на трапе подошла цыганка. Сказала, что за «козлятником» Касумова, на Берегу, есть тайник. Он закрыт камнем. В нем будто бы находится пистолет, из которого Мазут убил Пухова…
— Что за цыганка? — спросил я.
— В том-то и дело! Пока матрос бегал за помощником по пассажирской работе, цыганки все перемешались — там целый табор!
— Нашли?
— Искали. Но безрезультатно. Информация пошла не через нас, а по старому каналу — через территориальную милицию и прокуратуру области. Нас только сейчас подключили. И то — областное управление настояло! Генерал Эминов!
— Безобразие…
— Это не все! Они сразу поехали на метеостанцию и все изъяли. «Макаров» с запасной обоймой. С патронами. Все — в управлении внутренних дел области. Довиденко дал им свое благословение.
— Все это делается в обход нашей прокуратуры, — сказал я. — Я буду сейчас говорить с прокурором области.
— Довиденко можете не застать — заметил Агаев. — Он собирается в обком. Там Кудреватых. Приехал из Москвы…
