Алена даже испугалась, не сошел ли он с ума. Но тут же взяла себя в руки, успокаиваясь мыслью о том, что Журавлев — актер и всего лишь играет роль. Такое часто случается с актерами. Она растянула губы в робкой, настороженной улыбке:
— Всему виной чьи-то неудачные шутки. Кстати, с вами разве никогда такого раньше не проделывали?
Но, похоже, Журавлеву было не до воспоминаний, он снова отвернулся к двери и разочарованно проговорил:
— Я думал, хоть кто-то меня понимает.
— Я не думаю, что вам следует обращать внимание на эти розыгрыши. В конце концов, ваш страх только разжигает азарт того, кто пытается вас запугать.
— Наверное, вы правы, — на удивление покорно согласился Александр и вздохнул, — хотя мне никак не удается казаться безразличным, — он снова вздохнул. — Ну да ладно, вы же хотите задать мне какие-то вопросы?
Алена кивнула:
— Интервью с вами будет напечатано в декабрьском номере нашего журнала, как раз когда пройдет премьера «Гамлета», поэтому мои вопросы связаны в основном с этой вашей ролью и всем, что с ней связано…
— Я думаю, вы не станете писать про дурацкие записки и прочую дребедень, да?! — это был не вопрос и даже не просьба. Это было четко сформулированное условие только что составленного договора, который Алена, как журналист, должна была подписать. Она быстро заверила Журавлева в том, что ничего о теперешней нервозной обстановке в театре на страницы журнала «Оберег» не просочится.
— Ну хорошо… Начнем, — он так и не обернулся к ней, продолжая пялиться в сторону двери.
Алене даже показалось, что он кого-то ждет. Впрочем, особенно размышлять времени у нее не было Она быстро раскрыла блокнот, лихорадочно выискивая первый вопрос, который лучше всего задать в сложившейся полудоверительной атмосфере.
— Итак… — по-деловому произнесла она.
В этот момент Журавлев быстро кивнул кому-то позади себя и неожиданно резво вскочил на ноги.
— А знаете, — с совершенно несвойственной в последние дни жизнерадостностью заявил он, — кажется, скоро все наши неприятности с записками закончатся.
— Да?! — Алена ошарашенно посмотрела на него снизу вверх, не зная, что предпринять. Долгожданное интервью опять откладывалось — актер явно собрался уходить, а она ничего не может сделать, чтобы его остановить. Вряд ли он послушается, даже если она повиснет, уцепившись за лацканы его пиджака. Слишком уж решительным он выглядел.
— Да, — весело заверил ее Александр, протискиваясь по проходу и переступая через нее своими длинными ножищами, — кажется, я вышел на след неудачного шутника. Ждите сокрушительного скандала, потому что я почти уверен, чьих рук это дело!
— А наш разговор? — с отчаянием крикнула Алена, обращаясь к его удаляющейся спине. Она готова была разрыдаться.
— Подождите меня здесь, — донеслось до нее, — минут через десять я вернусь, и мы потолкуем. — Он вдруг обернулся в проеме дневного света и, наверное, улыбнулся, Алена это поняла по интонации голоса, лица его видеть она не могла — только темный силуэт в дверях. — Не обижайтесь, я скоро.
С этим она его и отпустила.
* * *
«Они танцевали долго, может быть, десять минут, может быть, два часа… Вдруг он начал рассказывать о своей книге. Она чувствовала его горячее дыхание у своего виска. Голос его звучал завораживающе. Он говорил так же, как писал, — искренне, красочно и четко. Симоне припомнились его недавно прочитанные строки: «Однажды она пришла на пляж Сан-Тропез. Музыка — волнительная и страстная — разрывала ночное небо. Танцующие пары кружились в тумане голубых огней. Тела людей содрогались в такт порывам ветра и барабанной дроби. И вскоре дам из высшего общества уже нельзя было отличить от уличных проституток. Свет потушили. Сначала на пять минут. В наступившей темноте слышались стоны. Когда фонари зажглись вновь…»
— Я давно хотела поговорить с вами, — услышала Алена прямо над ухом.
Она обернулась и машинально улыбнулась молоденькой девушке в объемном свитере.
— Маргарита Тушина, — представилась та, — вернее, просто Рита. Я в театре второй сезон.
— Очень приятно, — Алена еще раз улыбнулась, с трудом скрывая удивление. С чего бы актрисе молодого состава навязывать ей свое знакомство. Она вряд ли похожа на продюсера или еще на кого-нибудь, кто мог бы посодействовать продвижению актерской карьеры.
— Честно говоря, я до сих пор нахожусь под впечатлением вашей статьи о девушках из рекламы, — призналась Тушина. — И вообще, мне странно, что вас тут никто не замечает. Вы же настоящая знаменитость, поймали маньяка…
— Ну, это сильное преувеличение, — смутилась Алена, — я всего лишь сыграла роль червяка, на которого его ловили.
— А вот и нет, — Рита одарила ее невыразительной улыбкой. Впрочем, не только улыбка, вся она, с ног до головы, была какая-то бесцветная: пегие волосы, бледная кожа, небольшие серые глаза, тонкие черты лица. «С таким лицом не использовать косметику — просто преступление», — подумала Алена, ощущая при этом приступ стыда и раскаяния. Все-таки девушка подошла к ней, чтобы выразить восхищение ее профессионализмом, подобное не так уж часто встречается в жизни, а она ее тут разглядывает с пристрастием. Да и разглядывать, собственно, было нечего — фигуру Риты смело можно было назвать тщедушной — тоненькая шейка, легкий намек на грудь, ножки-палочки, наверняка под свитером кости торчат везде, где только можно.
— А над чем вы сейчас работаете? — в глазах Тушиной промелькнул безжизненный интерес.
«Странно, кто же в театре не знает, какого черта я околачиваюсь тут уже вторую неделю».
— Собираюсь взять интервью у Александра Журавлева, — все же терпеливо объяснила Алена.
— Все хотят знать о таких, как Журавлев, — с едва скрываемой грустью произнесла девушка, — а ведь он и без того достаточно известен. Странно, что никто не пишет о молодых актерах, — тут она улыбнулась так же невыразительно, как раньше, и пролепетала: — Ой, не подумайте, что я намекаю на себя. Я вообще никому неинтересна, я-то имела в виду Людомирова, например. Чем он хуже Журавлева? Пройдет года два, и он будет популярнее и Журавлева, и Ганина.
— Просто ужас какой-то, — рассмеялась Алена, — в этом театре все предсказывают. Кто — конец света, кто — чужие успехи, кто — собственную кончину. Просто общее помешательство. Я начинаю соглашаться с упомянутым Людомировым, что отец Гиви как нельзя лучше вписывается в вашу труппу. Практически свой человек.
— Не знаю, — под свитером девушки обозначились два остроконечных бугорка плечей, — мне кажется, что с появлением гуру в театре повисла какая-то зловещая атмосфера.
— Не может быть! Неужели и у вас те же подозрения?! — совсем развеселилась Алена. — Я вас успокою, вы не одиноки. Тут все только об этом и говорят.
— И все-таки вы должны были заметить, что гуру — довольно странный человек, — Рита не оценила Алениной шутки. Как раз, наоборот, ее маленькие глаза доверительно округлились, на минуту став неестественно большими. — Однажды вы уже вычислили маньяка, так что глаз у вас наметанный.
— Боюсь, я не оправдаю вашего мнения обо мне, — ухмыльнулась Алена, — да мне это и неинтересно. Все, что меня сейчас интересует, так это: когда я наконец смогу поговорить с Александром Журавлевым. Кстати, вы не знаете, куда пошел Журавлев?
— Нет, я столкнулась с ним в дверях. Я искала Лешку Людомирова, — она как-то странно замялась, притворно улыбнулась и, наверное, покраснела бы, если б щеки ее имели свойство хоть немного краснеть. Но кожа ее была хронически белой. Она судорожно оглянулась, явно чтобы скрыть смятение, с которым не могла сладить, потом быстро произнесла: — У меня было такое чувство, что он куда-то спешил. Может, его кто-то позвал к телефону?
— Нет, не к телефону, но его кто-то позвал. Несомненно. — Алена поднялась, в основном потому, что общение с Маргаритой казалось ей скучным и абсолютно ненужным. — Может, попробовать его разыскать? Он сказал, что уходит на десять минут, а прошло уже больше получаса. Скоро начнется репетиция — значит, я опять с ним не поговорю. Пойду скажу ему, что больше не стану за ним гоняться! — Алена так распалила себя этой речью, что в самом деле решительно двинулась к выходу в холл, чтобы отправиться на поиски Журавлева. «Какого черта!» — злость холодила ей спину — так бывало редко, только тогда, когда на нее нападал приступ самой настоящей ярости. А разве она не была терпелива?! Разве не она покорно ждала, пока ему надоест капризничать и строить из себя звезду? Пока он терзал ее, не находя для интервью получаса в своем не таком уж плотно забитом графике? И вот теперь, обнадежив ее, практически начав разговор, вдруг снова так нагло надуть и смыться?! Так что же еще он хочет получить взамен? Благодарность?! К чертям! В лучшем случае он обретет пощечину, в худшем — удар под дых!
