– Царапины в этих местах очень часто маскируют следы от инъекций, – Мельников оперся рукой о мраморный стол. – Вы давно здесь работаете?
– Что вы этим хотите сказать?
– Ничего, – Мельников помотал головой из стороны в сторону. – В вашей профпригодности я не сомневаюсь, лично я. Но супруг покойной попросит назначить повторную экспертизу и доверить её другому лицу, не вам. Это его право. Надо все-таки узнать, отравился человек грибами или не пережил ревматизма. Где вещи покойной?
– У нас в камере.
– Хочу их посмотреть, заодно и телефоном вашим воспользуюсь.
В тесной кладовке Мельников снял с антресолей холщовый мешочек, вытряхнул из него на придвинутую к подоконнику тумбочку черное вечернее платье без рукавов в золотых блестках, нижнее белье, электронные часики и пару лаковых босоножек. Запустив руку в мешочек, он пошарил в нем в поисках новых предметов, но внутри ничего не оказалось. Осмотрев вещи, он положил их обратно, забросил мешочек на прежнее место. В коридоре Мельникову встретился санитар Коля. Перебросив через плечо простыню, он шагал к лестнице.
– Что, сейчас родственники подъедут? – спросил он Мельникова. – Вот простыночка.
– А разве я на родственника не похож?
– Деньги даете, это как родственник, те всегда деньги суют, – Коля смерил Мельникова взглядом. – А так нет, видно, что из милиции.
* * *…Мельников ожидал Леднева на лавочке в пыльном тополином сквере возле главного лечебного корпуса. Дважды он покидал свое место, шел в закусочную через дорогу, выпивал стакан холодного сока и возвращался на прежнее место, скрытое от жаркого полуденного солнца кронами деревьев. Он мутным взглядом водил по асфальтовой площадке, заставленной машинами, местами раскрошившемуся бетонному заборчику, отделявшему больничную территорию от внешнего мира, редким прохожим.
«Бестолковая какая-то жизнь и такая же бестолковая смерть, – думал он. – Чуть было её не сожгли в крематории, как сжигают тела безымянных бродяжек, не опознанных родственниками». Сняв сырой на спине пиджак, Мельников пристроил его рядом с собой на лавочку и подумал, что надо бы сдержаться, не пить больше жидкость в такую жару. «Все потом выходит», – сказал он вслух. Он снова вспомнил исполосованный скальпелем женский труп. «Печень, наверное, плавает в баночке с формалином, – думал Мельников. – Придется сделать срез печени для фармакологической экспертизы. Да, не за свое дело взялась эта Татьяна Федоровна. Это работа не патологоанатома, а судмедэксперта, опытного судмедэксперта».
Мельников вспомнил врача, с которым беседовал накануне в судебном морге. Вроде мужик опытный. Этот, если попотеет три-четыре дня, скажет что-то более определенное, чем эта Татьяна. Следит барышня за собой. Этот халатик, маникюр. В морге чистота, мытые полы. Это не то, что в московских трупохранилищах, где мужик лежит на бабе, а баба на мужике, текут, разлагаются. Даже не то, что в Лианозове, где порядка больше, чем в других моргах, но обстановка все равно убийственная. Не выпив спирт и внутрь не зайдешь, сблюешь от одного запаха. Тут совсем другое дело. Порядок, чистота. Если бы ещё вскрытия делали на совесть, не ленились провести химический анализ.
Мельников бросил себе за спину на газон сигаретный окурок. Что там спросил его Леднев по телефону, спросил вдруг изменившимся, не своим голосом? «Ты уверен, что это Лена?» – вот что он спросил. Мельников замешкался с ответом, кашлянул в кулак, хотя думать было не о чем. «Ты уверен, что это Лена?» – повторил Леднев. Чудак, разве Мельников стал бы сообщать ему эту новость, если бы не был уверен: он нашел, кого искал. «Уверен, Иван, конечно, уверен», – и правда, запершило в горле. В эту минуту Мельников пожалел, что взялся помогать Ледневу, пожалел лишь на мгновение, душевная слабость быстро прошла. «Приезжай, Иван», – Мельников дважды продиктовал адрес. «Что, следов насилия на теле нет?» – спросил Леднев. «Следов насилия нет», – ответил Мельников и услышал на другом конце провода звук, похожий на вздох облегчения.
«Значит, если нет следов насилия, требуется мое разрешение на проведение вскрытия?» – спросил Леднев. А все-таки молодец Иван, в такую минуту он способен что-то соображать. Ему бы плакать, как героине фильма «Будни майора милиции», плакать беззвучно, а он задает эти вопросы, впрочем, не лишенные практического смысла. «Нет, Иван, вскрытие уже делали, – ответил Мельников. – Таков порядок. Установили, что смерть не насильственная. Сердце остановилось». Мельников, ведя этот разговор в кабинете Татьяны Федоровны, чувствовал её взгляд спиной. Он не стал вслух высказывать свои мысли, сказал только, мол, возможно, придется сделать ещё кое-какие дополнительные анализы.
* * *Кто– то прикоснулся к плечу Мельникова, он поднял голову. Леднев в летнем светло-сером костюме, белой сорочке и темном одноцветном галстуке чуть нагнулся над ним. «Черт, у него добрый час занял этот туалет, -подумал Мельников, поднимаясь на ноги и пожимая руку Леднева. – Следователь прокуратуры там, в морге, наверное, совсем скис. А Леднев заставляет себя ждать, будто он барышня, а прокурор в морге жених». Мельникову хотелось сказать вслух что-то обидное.
Он повел Леднева к моргу ближней дорогой через стройку.
– Сейчас тебе предъявят результаты вскрытия, – говорил Мельников на ходу. – Там написано, что смерть наступила от сердечной недостаточности. Но причины сердечной недостаточности не установлены. Уголовное дело прекращено в связи с тем, что труп не опознан. Как только произойдет официальное опознание, дело будет продолжено в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Ты меня понял?
– Понял, – Леднев пролез под перекладиной забора. – Чего тут понимать? Сердечная недостаточность, стандартное заключение. Лена никогда не жаловалась на сердце.
– По закону ты можешь потребовать проведения повторной судебно-медицинской экспертизы, но доверить её другому лицу.
– Сколько дней займет новая экспертиза?
– Дня четыре, это только сама экспертиза, – Мельников показал рукой, куда идти дальше. – Считай, неделя. Но свидетельство о смерти можно выписать уже сегодня, после опознания.
* * *Возле стола с трупом топтался следователь городской прокуратуры Георгий Семенович Чепурной. Он то и дело потирал большим и указательным пальцем седые усы, словно проверял, на месте ли они.
– Чего-то долго ты, – проворчал Чепурной. – Когда в МУРе работал, быстрее бегал. Зови твою начальницу Татьяну Федоровну, – сказал он санитару. – Скажи ей, что понятой будет.
– Бывший супруг покойной сюда, между прочим, из Москвы добирался и добирался не на ракете, – Мельников приподнял с трупа простыню. – Эй, – окликнул он уходящего санитара. – Я же просил одеть труп, а ты только простыней накрыл.
– Он не велел, – санитар показал пальцем на Чепурного.
– Иди-иди, – сказал Чепурной санитару и проверил, на месте ли усы. – Какие нежности при нашей бедности, – он подошел к высокому подоконнику, где лежала его затертая свиной кожи папка. – Тебе, Мельников, хорошо известно, как проводят опознание трупов, вот и помалкивай себе. Тут я хозяйничаю, как скажу, так и будет. Твой друг может сам попросить, чтобы труп одели, но знай, я его просьбу отклоню. Носильные вещи опознает отдельно, – он кивнул головой на соседний столик, где лежали вещи из камеры хранения.
– Зачем человеку видеть, как искромсали его жену при вскрытии? – Мельников поджал губы. – Он её и в одежде опознает.
* * *Следователь прокуратуры Чепурной вслух читал протокол предъявления для опознания. Читал медленно, делая частые остановки и, отрываясь от текста, оглядывал лица присутствующих одно за другим, снова опускал глаза к бумаге, исписанной кудрявым старушечьим почерком.
– На автостраде вблизи поселка Ключниково в автомобиле «Жигули 21013» с московским номером таким-то обнаружен неопознанный труп женщины, внешность и одежда которой имеют сходство с приметами и одеждой без вести пропавшей Ледневой Е. В., описанными Ледневым И. С. на допросе в московском отделении милиции таком-то и запротоколированными в карточке без вести пропавших, – голос Чепурного, отраженный низким сводчатым потолком, звучал зловеще.
Он снова поднял глаза и внимательно посмотрел на Леднева. Тот, не зная, нужно ли подтверждать слова следователя, на всякий случай кивнул и выдавил из себя «да». Чепурной левой свободной рукой потрогал усы.
«На каком ещё допросе в милиции? – спросил себя Леднев. – В милицию я сдал заявление. Не было там никакого допроса. Впрочем, какая теперь разница: был допрос или его не было? Не имеет значения, все это уже не имеет никакого значения». Он отступил на шаг назад, чтобы в поле зрения не попадал стол, на котором лежали останки бывшей жены, накрытые серой простыней.
