— Черт, я же отключил сотовый, когда играл, а потом забыл перезвонить жене, что задержусь, — нарушил тишину его тихий голос. В окнах холла горел свет. Я ясно представила себе Юлию Матвеевну, ждущую мужа за дверью со сковородкой. Ведь сковородка — страшное оружие в руках разъяренной женщины.
— Я войду первой, на всякий случай, — сказала я, оттесняя Кравцова от двери. Вполне возможно, за дверью вовсе и не жена со сковородкой, а киллер с пушкой. Береженого бог бережет. Я вошла первой. Юлия Матвеевна стояла у подножия лестницы, уперев руки в бока. В ее глазах я увидела будущее адское пламя.
— Дорогая, я сейчас все объясню, — послышался голос Кравцова у меня над ухом. За спиной захлопнулась входная дверь.
— Ты был с ней! — истошно закричала Кравцова, тыча в меня пальцем. — Сначала отключил телефон, потом блокировал звонки! Я сразу все поняла! — Она медленно двинулась вперед, словно примеряясь, как поудобнее вцепиться мне в волосы.
— Евгения Максимовна, идите в свою комнату, — велел мне Кравцов. — Нам с женой надо поговорить.
Кравцова с воплем метнулась ко мне, хищно растопырив пальцы с длинными накрашенными ногтями. Я отскочила в сторону, и она, пролетев мимо, попала в объятия к своему мужу. Ее ногти немедленно распахали Кравцову правую щеку. На всю комнату раздалась звонкая пощечина. Визг Кравцовой сразу оборвался, сменившись горькими рыданиями.
— Идите к себе! — прикрикнул на меня Аркадий Никифорович, удерживая жену. Я с радостью выполнила его приказ. Может, они и покалечат друг друга, но тут уж ничего не поделаешь, если не хочешь остаться виноватой.
— Мало того, что все деньги спускаешь в казино, так еще шлюху себе молодую нашел, — слышала я у себя за спиной выкрики Юлии Матвеевны, перемежавшиеся всхлипами и стенаниями.
— Она телохранительница, — взывал к разуму жены Кравцов, — на комбинате проблемы были, вот я и задержался.
— Да какая она телохранительница! — вопила в ответ Кравцова. — На лбу написано: проститутка.
Открывая дверь выделенной мне комнаты, я вздохнула. Издержки профессии. Теперь спать.
Но спать мне не дали. Баталия четы Кравцовых продолжалась до шести утра, то затихая, то разгораясь вновь.
В особенно драматические моменты я от воплей подскакивала на кровати, хватаясь за револьвер.
В шесть наступила благословенная тишина, а в восемь я проснулась от запахов готовившейся пищи. По-военному быстро собравшись и умывшись, я двинулась в столовую. Мрачный Кравцов с чашкой кофе в руке стоял перед окном и смотрел на высоченную голубую ель, произраставшую возле дома. Несколько воробьев затеяли под ее ветвями веселую возню, радуясь новому дню.
— Чтобы через пятнадцать минут были готовы, — сказал Кравцов, печально глядя на меня. Царапины на его лице были замазаны тональным кремом. Не говоря больше ни слова, он вышел из столовой. Появившаяся после его ухода Татьяна вежливо поздоровалась и выставила передо мной с принесенного подноса тарелку горячего горохового супа, курицу с рисом, какую-то сдобу и сказала, что чай принесет минут через семь, поинтересовавшись, устроит ли это меня.
— Лучше кофе, — попросила я и принялась за еду. В голове крутились мысли, как распланировать сегодняшний день.
И вот я вновь в джипе директора направляюсь в «Молочные реки». За рулем злой от недосыпа Игорь, рядом молчаливый, как каменное изваяние, Кравцов.
В приемной секретарша, взглянув на измученного шефа, поинтересовалась, хорошо ли он себя чувствует.
— Бывало и лучше, — буркнул Кравцов, с недовольным видом наблюдая, как я проверяю дверь в его кабинете. Вчера перед уходом я прикрепила волосок между косяком и дверным полотном. Сегодня он был оборван. Я посмотрела на секретаршу.
— Кто входил в кабинет с утра?
— Я входила, — ответила секретарша с беспокойством в глазах. — Я каждое утро в восемь поливаю цветы и вытираю пыль.
— У вас, значит, есть ключ от кабинета? — спросила я, приблизившись к ее столу.
— Да, есть, — призналась она с недоуменением.
— Где он хранится? — продолжала я допрос.
— В моей сумочке, — ответила секретарша с оттенком недовольства в голосе.
— А сумочка? — давила я.
— В тумбочке. — Секретарша озабоченно посмотрела на шефа, не понимая, куда я клоню.
— Дайте ключи, — потребовала я.
Глаза секретарши расширились от удивления.
— Зачем это? — хмуро спросил Кравцов.
— В целях безопасности, — ответила я коротко.
— Маша, отдайте ей ключи! — распорядился он, а когда секретарша выполнила это, сказал ей: — До обеда я для всех занят. Соединяйте только в экстренных случаях. Если дело не срочное, проси перезвонить после обеда.
Секретарша послушно кивнула, и мы вошли в кабинет.
— Значит, так, — начал Кравцов, — я собираюсь сейчас поработать с бумагами, а вы идите к себе в кабинет, занимайтесь чем хотите и меня не трогайте.
— Как скажете, — ответила я, перехватив его тоскливый взгляд, направленный на удобный кожаный диван у стены.
— Как вы думаете, это дерьмо будет продолжаться? — В голосе Кравцова прозвучала слабая надежда, что я скажу «нет». Но врать было не в моих интересах.
— Уверена, что они продолжат, — ответила я.
— Помните, вчера вы мне говорили о какой-то аппаратуре за двести тысяч, — напомнил мне Кравцов. — Набросайте мне служебную, что ли, и распишите все по пунктам. Я после обеда посмотрю.
— Напишу, — согласилась я, — но аппаратуру лучше приобрести за наличные без всякой бумажной волокиты. Все должно быть секретом.
— Хорошо, — устало произнес Кравцов, — деньги получите вечером, когда сниму их со своего счета.
— Вы куда-нибудь звонили насчет установки системы безопасности на ваше жилище? — поинтересовалась я, уже направляясь к двери.
— Да, завтра обещали все сделать, — ответил Кравцов, взглядом показывая, что мне пора уходить.
Я вышла из кабинета, спустилась на лифте в вестибюль и направилась к вертушке. Взгляды охранников жгли мне спину, вернее, то, что пониже, обтянутое голубоватыми брюками и прикрытое сверху пиджаком. Не обращая внимания на их смешки, я покинула заводоуправление и направилась к цехам, чтобы проверить обстановку. Не посвященному в события прошедшей ночи показалось бы, что ничего не произошло. Однако мне бросилась в глаза некоторая нервозность в разговорах, подозрительность, написанная на лицах рабочих и начальства.
В цехе мороженого я встретила Попову. Натянуто улыбаясь, она спросила, как мне понравился первый день на новом месте и не собираюсь ли я увольняться. Я бодро ответила, что меня трудностями не испугаешь. Пожелав мне удачи, Попова пошла по своим делам. Затем мне попался навстречу Калмыков, тащивший на плече какую-то изогнутую трубу. Я предложила ему отойти поговорить. Он велел следовать за ним в сепараторную, там никого не должно быть. Так и вышло. Когда мы остались наедине, он стал расспрашивать меня про вчерашнюю диверсию. По заводу уже об этом ходили дикие слухи. Поговаривали, что скоро начнутся поголовные увольнения, а также что начальство со всех будет высчитывать по половине зарплаты на покрытие убытков. Я успокоила его и поинтересовалась, не видел ли он чего, что может заинтересовать меня. Напустив на себя загадочный вид, Калмыков сообщил мне шепотом, что он наблюдает за одним подозрительным субъектом.
— Кто он, имя, фамилия, — потребовала я от него немедленно.
— Федоркин Виталий, работает месяца четыре, — начал Калмыков подробно излагать припасенную информацию. — Раньше он работал в «Сельхозтехнике», но его оттуда поперли. Перешел к нам, работает сейчас грузчиком. Посмотришь на него, и сразу понятно, что не на заводе ему надо работать, а лежать в специальном учреждении на окраине города у соснового бора (он имел в виду тарасовский дурдом).
— Человек, который совершает на заводе диверсии, не дебил, — заметила я.
— У Виталия животный инстинкт самосохранения. Он как крыса — трусливый, но хитрый, — сказал в ответ Калмыков. — Он соображает не ввязываться в спор с начальством, молчит, а потом делает гадости исподтишка.
— Про гадости поподробнее, — сказала я, насторожившись.
— Недавно своими глазами видел, как он вдавил в стаканчик с мороженым дохлую муху, заровнял верх, закрыл коробку и отнес на склад, — ответил Калмыков с кривой улыбкой. — Я, конечно, его догнал, засунул это мороженое ему за шиворот и припугнул, что если еще раз увижу, то он в морду получит. Потом он за обедом болтал, что неплохо бы отравить всех начальников, чтоб поменьше орали…
— Это все, что ли? — с досадой спросила я.
— Что я видел собственными глазами — все, но мне еще кое-что рассказывали о нем, — таинственно заявил он.
— Кто конкретно и что рассказал? — требовательно спросила я.
