Луис Рохелио Ногерас - Современный кубинский детектив

— Нет, ограничились сбором сведений о нем.

— Допросите. — Роман положил сигарету на край пепельницы. — Интересно, подтвердит ли он рассказ Карденаса. Вряд ли стоит полностью доверять его показаниям, но, возможно, они помогут нам получить дополнительную информацию о Фело. После допроса установите за ним наблюдение. — Роман затянулся в последний раз и потушил сигарету на дне стеклянной пепельницы, сделанной в виде колодца. — О Тео Гомесе есть что-нибудь?

Сьерра состроил унылую мину.

— Ничего. Ни дома, ни у своей невесты он не появлялся.

Зазвонил телефон, и лишь после второго звонка Сьерра снял трубку, пробормотав:

— Наверняка Кабада или кто-то из группы наблюдения, — и затем: — Слушаю, да, давайте, кто говорит? — взглянув на Романа, он недоуменно поднял брови. — Это вас, лейтенант, — и передал трубку.

Роман не спросил, кто звонит: он знал, что человек на другом конце провода не назвал себя.

— Слушаю, — произнес он.

Молчание.

— Слушаю, — повторил Роман громче.

— Это лейтенант Эктор Роман? — наконец донесся далекий мужской голос.

— Да, это я.

Голос вновь умолк.

— Вы меня слышите? — крикнул Роман.

— Слышу, слышу, — опять прозвучал далекий голос. — Мне нужно немедленно поговорить с вами. По срочному делу.

Роман быстро взглянул на Сьерру.

— Кто это говорит? — громко спросил он.

Вновь молчание, на этот раз показавшееся Роману бесконечным.

— Мне нужно немедленно поговорить с вами, — повторил далекий голос.

— Да, я вас понял, но все-таки кто это? Ответьте, пожалуйста.

— Тот, кто последним видел в живых Эрасмо Суаснабара, — сказал человек на другом конце провода.

Он нажал на пружину, и обойма с легким щелчком наполовину выскочила из рукоятки пистолета; он выдернул ее и швырнул на кровать. Потом прицелился и несколько раз нажал на спусковой крючок. Осторожно положив пистолет на кровать, снова взял обойму, надавил большим пальцем на первый патрон и подтолкнул его вперед: патрон 32-го калибра соскользнул на белую простыню. За ним так же бесшумно упали остальные. Положив пустую обойму рядом с пистолетом, он пересчитал рассыпанные по постели патроны: их было девять.

Затем он встал, подошел к небольшому столу у окна, выдвинул ящик с бумагами и долго рылся в нем, пока не нащупал плоскую коробку из очень толстого картона, вынул ее, открыл крышку, достал один патрон и положил коробку на прежнее место. Вновь усевшись на кровать, вставил патрон в обойму, а за ним и все остальные. Теперь их было десять — полная обойма. Резким движением он вогнал ее в рукоятку пистолета, спрятал пистолет под подушку и взглянул в открытое окно. Между слабо освещенных зданий виднелась полоска темного неба.

Бросив взгляд на свои часы, он лег и с наслаждением вытянул ноги. Потом достал из кармана рубашки пачку сигарет и зажигалку, закурил. Зажигалку и сигареты положил рядом с подушкой.

Немного поворочавшись с боку на бок, он потушил маленькую лампу с зеленым абажуром, которая стояла на тумбочке. Комната сразу погрузилась во мрак. И лишь медленно дотлевавший огонек сигареты, казалось, плавал над кроватью.

Высокая массивная дверь, выкрашенная в темно-серый цвет, приоткрылась.

— Это вы, лейтенант? — произнес кто-то внутри, и Роман сразу узнал хриплый голос человека, который говорил с ним по телефону полчаса назад.

— Да, это я.

Дверь распахнулась почти настежь, и лейтенант увидел перед собой могучего сложения негра лет пятидесяти, который немного удивился, увидев на пороге два силуэта: он ждал одного Романа. Впрочем, он тут же оправился от замешательства и пригласил:

— Проходите в дом и располагайтесь.

В просторной гостиной стояли два старых полированных кресла темного дерева. В углу на небольшом столике, покрашенном белой краской, горела лампа, в остальных комнатах было темно.

Роман и Сьерра уселись на диван, хозяин придвинул к нему кресло-качалку. Поставив на стол кассетный магнитофон, сержант как бы ненароком включил его. Это не укрылось от взгляда хозяина. Он искоса посмотрел на Сьерру, но тут же отвел глаза и повернулся к Роману.

— Извините, что я заставил вас приехать в Бехукаль в такое время, — сказал он виноватым голосом, — но мне кажется, я могу сообщить вам кое-что важное. — Он запнулся, взгляд его маленьких глазок опять остановился на магнитофоне, но тут же вновь обратился к Роману: — Меня зовут Лавигне, Максимо Лавигне. Я работаю на здешней автобазе. Эрасмо Суаснабар был моим лучшим другом. — Он снова умолк. Потом отвернулся и посмотрел в глубь темного коридора. — Вы не можете себе представить, как я переживаю его смерть, — продолжал он, все так же неподвижно глядя в коридор.

Когда он снова повернулся к гостям, Роман впервые как следует разглядел его глаза: воспаленные, потухшие.

Он не заслужил такой смерти, товарищи. — Его голос чуть-чуть дрожал. — Это был настоящий человек, лейтенант. Революционер еще со времен Гитераса[2].

Лавигне наклонился вперед и взял со стола недокуренную сигару. Чиркнув спичкой, зажег ее. Роман внимательно следил за ним. Лавигне снова заговорил:

— Меня очень удивила его смерть, и прежде всего то, как его убили.

Лицо Лавигне скрылось в клубах дыма, и все же лейтенант успел разглядеть, что оно искажено гневом. Или это ему показалось? Дым медленно рассеивался по комнате. Лавигне сделал еще одну затяжку.

— Суаснабара застигли врасплох, лейтенант, его заманили в ловушку, ручаюсь.

Голос Лавигне дрожал от боли и гнева, и Роман понял, что не ошибся.

— Он с малых лет привык рисковать жизнью, — продолжал негр, в волнении покусывая сигару, — на работе об этом мало кто знал, но он не раз и не два смотрел смерти в глаза, еще в тридцатом году.

У Романа вертелся на языке один вопрос, но он не хотел перебивать Лавигне, видя, что тот никак не доберется до главного и пока обходит то, ради чего звонил.

— В день, когда убили Эрасмо, я задержался на работе и пробыл на базе допоздна, — начал Лавигне. — Дежурство у Эрасмо начиналось в десять, но он всегда приходил раньше, приблизительно между четвертью и половиной десятого. — Взгляд Лавигне снова устремился в темноту коридора. — Он всегда приходил в это время. — Лавигне не глядел на Романа, словно забыл о его существовании. — Шел себе не торопясь, ну а пес, как всегда, впереди бежал.

— И вы видели, как он пришел в тот вечер? — наконец задал свой вопрос Роман.

Лавигне взглянул на него, и лейтенант заметил, что глаза негра вновь покраснели.

— Да, видел. — Откинувшись на спинку качалки, Лавигне сунул сигару в рот. — Он появился в начале десятого. Я был в это время на стоянке, осматривал машины, которым предстоял рейс на следующий день.

— А вы не видели товарища, который дежурил до десяти?

— Видел, — уверенно ответил Лавигне. — Это был Роке, шофер.

Роман закурил, перебирая в памяти показания Роке и диспетчера Каталы.

— А вот он вас не видел. Он сказал нам, что видел только механика. Вы разве механик?

— Механик. Я как раз шел из мастерской на стоянку и видел, как Роке в будке разговаривал по телефону, но не окликнул его. Я даже видел, как он уходил, если вас это интересует. Но возможно, меня он не заметил.

— Роке сказал, что видел кого-то из механиков: тот лежал под грузовиком в дальнем конце двора. Кто именно это был, он не разобрал.

Лавигне выпустил большое облако дыма.

— Я и был.

— И вы разговаривали с Суаснабаром в тот вечер?

— Конечно, — сказал Лавигне, — само собой.

Его сигара погасла. Он положил ее в пепельницу.

— Эрасмо сам подошел ко мне, он заметил, что кто-то работает на стоянке, и пошел посмотреть, кто это.

— О чем вы беседовали? — поинтересовался Роман.

— Так, ни о чем, — Лавигне развел руками. — О бейсболе, о холодах. Не помню. По-моему, ни о чем таком...

Роман понимал, что имеет в виду механик, но все же хотел услышать более точный ответ.

— Ни о чем таком, что показалось бы вам странным? Иными словами, ни о чем, что было бы связано с дальнейшими событиями?

— Именно, — подтвердил Лавигне. — Потом я подтягивал болты на колесе у грузовика, что стоял как раз неподалеку от будки. По-моему, это было последнее, что я делал в тот вечер. Эрасмо сидел на пороге будки, и мы разговаривали. Потом он угостил меня кофе, скоро я ушел домой.

— В котором часу? — спросил Роман.

— Часов в десять, наверно.

Роман потушил сигарету.

— Лавигне, — он посмотрел механику прямо в глаза, — вы ведь еще не сказали того, что хотели. Мы ждем.