«Зачем он рассказывает мне все это? Мстит? Или подозревает?» – вся дрожа, думала Марина. Но парень вышагивал рядом с нею своей обычной беспечной походкой. Тогда она решилась задать главный вопрос:
– А что она делала в вашем дворе, Челищева эта? Она же в новом микрорайоне живет как будто?
– Так она к Егору приходила. Ты что, не знаешь? – Алеша даже остановился от удивления. – Они же с братом моим еще с весны того… дружат…
Марина этого не знала. Неожиданно ее пронзил такой острый стыд, что даже заболел живот: оказывается, она отомстила сопернице, которой и не было у нее вовсе…
Так она поняла, что способна на резкие, ослепляющие вспышки ревности. А вслед за этим ей стало ясно и другое: она, оказывается, всерьез любит Алешу. Так любит, что способна ради него на все!
А он? Любил ли он ее так же сильно? Ответа на этот вопрос Марина жаждала получить больше всего на свете, но до сих пор ей этого не удавалось. Казалось, парень отдает Марине свое свободное время. Она также ясно чувствовала, как Алеша благодарен ей и за то, что она подружилась с его матерью – до сих пор с этой пьяницей мало кто дружил, а друзья-подружки ее сыновей относились к Антонине с почти нескрываемым презрением… Потом, Алеша делал ей небольшие подарки – флакончики духов, модные в этом сезоне наборы пластмассовой бижутерии, конфеты… Так любит? Или… или просто он к ней привык?
Немало настораживало ее и то, что за все время дружбы, провожая Марину до дома и посещая с ней последние сеансы в кинотеатрах, Алеша еще ни разу ее не поцеловал. И это в то время, как девчонки в их классе, сбившись на переменках в тесные кучки, жарко рассказывали друг другу: «Я вчера еле от Васьки вырвалась», или «…а потом Кондратьев как давай меня тискать!!». Почему же… почему же Алеша не прижмет ее к себе в темноте лестничной площадки (стыдясь самой себя, Марина даже специально вывернула на ней лампочку) и не вырвет у нее их первый поцелуй? Марина сопротивлялась бы ровно столько, сколько положено, не больше…
Нужно сказать, что родители Ильинской, хоть они и желали для дочери более солидных знакомств, в принципе относились к полудетской дружбе Марины и Алеши более или менее снисходительно.
– Эти школьные романы никогда ничем серьезным не кончаются, – говорил Петр Назарович Ильинский своей жене Илоне, когда та пыталась все же высказать свое беспокойство по этому поводу. – Пусть молодняк пока на травке порезвится, настанет время Мариночку замуж выдавать – тогда мы с тобой и будем волноваться.
– Ты смотри все же, Петя, – осторожничала Маринина мама, – очень уж она сегодня прыткая, нынешняя молодежь!
– Нет, милая моя, это уж ты смотри, – возражал Петр Назарович. – Ты – мать, да и потом, это все ваши дела, бабьи…
В девятом классе измотанная бессонными ночами Марина решила сама взять быка за рога. «Не родись красивой, родись активной!» – вычитала она в одном женском журнале и подивилась правоте этой нехитрой истины. И вот как-то днем, сказавшись больной, она не пошла в школу.
– Маринка, давай врача вызовем? – обеспокоилась мама.
– Да нет, мам, я отлежусь просто, – притворно прохрипела-прокашляла дочь. – Ты не беспокойся, со мной ничего страшного не случилось. К тому же и учебный год почти закончился. Иди на работу, иди.
И мама ушла. Папа выходил из дома еще раньше. Аленка, ее сестричка, убежала в школу последней. Девушка осталась одна.
Она знала, что сразу же после шестого урока Алеша непременно зайдет ее проведать. И поэтому, неумело взбив волосы и проведя по щекам кисточкой от румян, она слегка опрыскалась мамиными французскими духами и переоделась в ее воздушный пеньюар, оставлявший открытыми шею и грудь. Правда, девушка с досадой тут же обнаружила, что декольтировать ей почти нечего – в девятом классе она еще не носила лифчика. Пришлось ей снять пеньюар и надеть новую коротенькую шелковую рубашку с фривольными рюшечками.
И тут она вздрогнула: в дверь позвонили.
Алеша…
Парень оглядывал Марину немного отстраненно и даже испуганно: до сих пор девушка никогда еще не представала перед ним в таком легкомысленном виде. Он нерешительно перешагнул через порог, и голос его впервые сел, когда он задал подруге самый обыкновенный вопрос:
– Ну, чего ты? Заболела, что ли?
Марина уже забралась обратно в постель и раскинулась на подушках, томно и печально:
– Да ты знаешь… Что-то такое со мной происходит – сама не знаю. Томление какое-то…
(Эту фразу она вчера подсмотрела в одном из маминых дамских журналов.)
Марина не видела себя со стороны, и зря – несмотря на все ее старания, вид у нее был очень курьезный. Девушка принадлежала к тому типу худышек, о которых говорят не «тоненькая» или «хрупенькая», а исключительно – «тощая». Руки-ноги шестнадцатилетней Марины были похожи на веточки, ключицы выпирали, и вообще она несколько затормозилась в развитии: в то время как ее одноклассницы уже оформились в фигуристых барышень, Марина все еще оставалась угловатой дурнушкой. И сейчас, в своем порыве играть роковую соблазнительницу, она выглядела смешно и даже жалко.
Алеша топтался возле кровати и отводил глаза.
– Милый… – она впервые назвала Алешу «милый», – посиди со мной…
Не зная, как от этого уклониться, парень присел на край постели.
– Я так рада, что ты пришел… – Она подхватила его руку и тихонечко сжала. Глядя в пол, Алеша пошевелил пальцами, чтобы освободиться, но Марина, крепко держа его за ладонь, потянула его руку к своей груди… На самом подходе к решающему бастиону между молодыми людьми возникла деликатная борьба, в которой победила мужская сила.
– Ну, я пошел… некогда мне… мать велела еще в магазин зайти… Пока! – пробормотал Алеша и быстро попятился к выходу. Хлопнула входная дверь.
В своем нелепом наряде Марина навзничь лежала на кровати и плакала…
Она плакала день, ночь и еще день – навзрыд, не прерываясь почти ни на минуту и все это время не поднимаясь с кровати. Растерянные родители стояли рядом и не знали, что делать, они не понимали причин ее истерики. Мама гладила ее по плечу, уговаривала встать, выпить воды, умыться – все было бесполезно. В конце концов врач «Скорой помощи», которую им пришлось вызвать, выписал направление на обследование в неврологическое отделение горбольницы.
– Ничего страшного, это бывает, просто переходный возраст, – успокаивал он родителей. – Они в этот период и сами не знают, что с ними такое творится…
В больничной палате, в которую к ней никого не пускали, Марина написала любимому письмо. Восемь тетрадных листочков в клеточку были обильно смочены слезами, слова перечеркнуты и вновь подчеркнуты мажущейся черной пастой, и при всем своем многословии эти слова просили, умоляли, заклинали Алешу дать ей ответ только на один вопрос: любит ли он ее? Хочет ли он ее так, как влюбленные хотят друг друга? Планирует ли он на ней жениться, как только они закончат школу?
Вместо ответа Алеша прислал ей в больницу охапку первой сирени с одной только припиской: «Любимой…»
* * *
– Что с ней тогда творилось, ты не представляешь! Она пела, плакала, смеялась, даже в пляс пускалась, – говорила мне Зоя, мечтательно закатывая к потолку свои сведенные к переносице глазки. – Когда Мариша выписывалась из больницы, то на радостях столько вещей мне подарила! У нас хоть и разница в возрасте, но фигуры одинаковые: обе мы худощавые, обе один размер носим… Со спины – так даже перепутать можно, кто она, а кто я. Помню, тогда она плащ мне отдала, беретик такой славненький, синенький, туфли почти не ношенные, на каблуках… Ей родители все новое потом к выписке привезли. Расставались мы – думали, не встретимся больше, обнимались, всплакнули даже… И вот – видишь, как вышло? Опять она здесь!
Зоя как будто уже закончила свой рассказ, но по тому, как беспокойно вела себя сиделка (гримасничала, вертелась, принимала чересчур невинный вид), я сделала дедуктивный вывод: она была откровенна со мной только наполовину.
– Зоя! Я бы посоветовала вам договорить все до конца. Иначе… – и я выдержала многозначительную паузу.
– А ты, оказывается, та еще штучка, – обиженно сказала Зоя, подпрыгнув на месте. – Я и так к тебе по-хорошему…
– Почему же ты тогда не до конца все рассказываешь? Ведь когда Марина снова попала в больницу, не зря именно тебя опять позвали к ней в сиделки!
– Не зря, – гордо подтвердила Зоя. – Марина сама меня захотела!
– Ну вот. А раз так, значит, она снова выбрала тебя в свои наперсницы, – замкнула я логическую цепочку. – Так?
– Ну, так…
– Вот и договаривай уж все до конца. Что там у них дальше получилось?
– Дальше – хуже, – закатила глазки Зоя.
…Итак, Алеша прислал Марине охапку сирени, приложив к букету только дорогую для сердца девушки записку.
Все сразу встало на свои места. Марина быстро пошла на поправку. У ворот больницы ее встретил немного смущенный Алеша и, осторожно наклонившись, бережно поцеловал в бледный лоб… Родители Марины, опасаясь нового срыва дочери, сделали вид, что ничего не заметили.
