Мы сообщили охраннику, куда направляемся, и он в ответ лишь кивнул головой. Видимо, он сидел здесь только для порядка. Функции цербера в его обязанности не входили.
На лифте мы с Жемчужным достигли седьмого этажа и тут легко отыскали 712-й офис. Костя, не постучав, приоткрыл дверь и тут же пожалел об этом. Я тоже увидела интересную картину.
На черном овальной формы столе сидела женщина, закрыв глаза. Ее правая грудь была обнажена и выпущена наружу из просторного выреза блузки. Красный с коричневатым отливом сосок обладательницы этой груди пощипывала пальцами мужская рука. На коленях перед столом стоял обладатель этой руки, возраст которого определить было невозможно по причине того, что голова его скрылась под юбкой женщины между ее ногами. Левая нога дамы покоилась на плече кавалера. Туфельки на шпильках валялись на полу неподалеку. Мужчина до неприличия громко сопел, остервенело массируя рукой обнаженную грудь предмета своего обожания.
Жемчужный потихонечку, стараясь не произвести ни малейшего шума, закрыл дверь.
— Вот черт, — сказал он.
— Совершенно верно.
Я оттеснила его в сторону и деликатно постучала в офис покойного Георгия Сякина. Реакция на мой стук последовала мгновенная. Послышалась спешная возня и тихая ругань мужчины, что-то упало со стола и грохнулось на пол.
— Одну минуточку, — донесся до нас приятный голос Красильниковой. Я была уверена, что женщина, сладострастно развалившаяся на столе, не кто иная, как секретарша Георгия. То есть слова Берг подтвердились с первой же секунды. Нам даже общаться для этого не пришлось с Красильниковой.
Минуты две мы с Костей томились в ожидании. Наконец послышалось долгожданное: «Войдите!» Я первой переступила порог. Константин Эдуардович за мной. Картина в офисе была совершенно невинна и даже, я бы сказала, девственна. Красильникова сидела на своем рабочем месте за столом, ее недавний партнер стоял у окна и просматривал какие-то бумаги. При этом он близоруко щурился, делая вид, что никак не может разобрать написанное.
Красильниковой, к моему изумлению, было за сорок пять лет как минимум, но выглядела она довольно экстравагантно. Невысокого роста, аккуратная стрижечка каре, неброская, но со вкусом наложенная косметика, ногти средней длины и отлично ухоженные. У нее были голубые глаза, небольшой чуть вздернутый носик, ямочки на щеках и подбородке и ряд ровных белоснежных зубов, которым она, видимо, уделяла очень много времени. И все это располагалось на миленьком овальной формы лице. Несмотря на возраст, мне показалась, что Красильникова была наиболее симпатичная из всех встреченных сегодня мной женщин, составлявших окружение Гоши. На ней был модный зеленый костюм, состоящий из юбки и пиджака.
Взглянув внимательнее на человека, стоящего у окна, я поразилась еще больше. Это был еще очень молодой человек. Однако трехдневная щетина и волевой с вызовом взгляд говорили о том, что он не вчера слез со школьной скамьи. Глаза карие, нос картошкой, скулы широкие, массивные. Черные волосы зачесаны назад. Одет парень был в сиреневые слаксы и косую кожаную куртку. На ногах черные лодочки.
— Добрый день! — пропела Красильникова. — Чем могу быть полезна?
Почему так долго нельзя было попасть в офис, она не сочла нужным объяснить. Уверенная в себе особа. Мне такие уже встречались. Чувствуют себя хозяевами жизни и берут от нее все.
— Я — Костя, брат Георгия, — Жемчужный вышел вперед из-за моей спины.
— Ах, вот оно что, — Красильникова тут же состроила на лице подобающую случаю траурную мину. Ей это не очень шло. — Проходите. Садитесь. Дима, — она переключила внимание на парня у окна, — ты еще не ознакомился с бумагами?
— Почерк очень неразборчивый, Анна Викторовна, — оправдался он.
— Возьми домой, — посоветовала она. — И поезжай в банк. Они с утра дожидаются.
— Хорошо, — Дима покорно сложил листки пополам и сунул их под куртку. — Я прямо сейчас и поеду.
— Удачи, — бросила Красильникова, не глядя на него.
Уходить Диме, видимо, очень не хотелось. Он еще с минуту топтался у порога, то поправляя куртку, то шаря по карманам в поисках чего-то. Он искренне рассчитывал, что мы заскочили на пару минут, и тогда он, потоптавшись этажом выше, сможет вернуться, дабы продолжить то, на чем мы их с Красильниковой так бестактно прервали. Но ни я, ни Жемчужный не сказали ни слова, ожидая, пока Дима скроется за дверью. Наконец он ушел. Жутко разочарованный.
— Это наш бухгалтер, — пояснила нам Красильникова, когда за Димой закрылась дверь. — Молодой еще, неопытный, но способности у него, безусловно, есть.
Мне очень хотелось поддеть ее и сказать, что она, видимо, уже успела в них убедиться, но я сдержала себя, лишь улыбнувшись в ответ на ее слова.
— Хотите выпить? — без всякого перехода предложила она и, не дожидаясь согласия, встала из-за стола и направилась к холодильнику, стоящему у боковой двери, на которой висела табличка: «Президент фирмы „Металл-С“». — За помин души Георгия. Когда я узнала эту ужасную новость, я не поверила. Думала, меня разыгрывают. А сейчас… До сих пор в себя прийти не могу.
Пока она ходила за бутылкой вина, а затем еще раз за фужерами, я обратила внимание, что колготок на ней не было, юбка довольно короткая и походка у Ани была свободная и непринужденная.
— Гоша был для меня не просто патроном, — продолжала она говорить, разливая вино. — Он был мне другом, соратником, если хотите. Вообще, отличный парень, — с этими словами она протянула мне фужер, другой передала Косте.
Мы с Жемчужным еще не успели сесть, и потому получилось непроизвольно, что мы выпили стоя. Красильникова, видимо, не любила, когда пустует посуда и, как только фужеры освободились, наполнила их снова.
— Присаживайтесь, — вторично предложила она и сама, обойдя стол, разместилась на вращающемся кресле. Я и Костя сели на диванчик для посетителей.
— Как ваша мама? — спросила у Жемчужного любительница заниматься любовью при открытых дверях.
Похоже, ее нисколько не интересовало, кто я такая и зачем, собственно говоря, мы вообще к ней пришли. Она вела себя так, будто с утра была готова к нашему визиту.
— Ужасно, — ответил Костя. — Она сама не своя.
— Могу себе представить, — Красильникова сделала глоток вина и перевела взгляд на меня. — Кажется, мы не знакомы? Или вы представились, но я по рассеянности прослушала.
— Женя, — коротко отрапортовала я.
— Аня, — она призывно подняла фужер.
Я больше пить не стала, но ее это не не остановило. Опорожнив фужер наполовину, она отставила его на край стола и достала сигареты. Курила Красильникова ментоловый «Данхилл».
— Хотите? — тут же последовало предложение.
Я отказалась, сославшись на то, что не курю, а Костя сказал, что предпочитает исключительно свои, и извлек из кармана пачку «Явы». Красильникова едва заметно поморщилась. Она, конечно, не переносила запаха дешевых сигарет. Но Костя тоже был товарищем без комплексов и, сделав вид, что не заметил сокращения мышц на лице Красильниковой, засмолил сигарету от своей зажигалки. Аня тоже закурила. Кабинет постепенно начал окутываться сизым дымом.
Я прокашлялась.
— Скажите, Аня, а чем занимается ваша фирма? Какие у нее функции?
— Скупка и продажа металлов, — ответила она.
— Золото, серебро? — встрял Костя.
— Напротив, — рассмеялась Красильникова. — Медь, алюминий и тому подобная чепуха. Лом, проще говоря.
Жемчужный был разочарован. Я это заметила. Небось, бедняга, уже навострил лыжи прибрать к рукам братову фирмочку. Как раз на свадебное путешествие бы собрал.
— И сколько человек работают в вашей фирме? — продолжила я расспросы.
— Вместе с Гошей работало четверо. Он, я, Дима-бухгалтер и Федор.
— Кто это — Федор?
— Кажется, одноклассник Гошкин. А теперь его зам и компаньон, что ли, — Красильникова вновь взяла фужер и теперь сидела с дымящейся сигаретой в одной руке и фужером янтарно-красного вина в другой. Очень впечатляющая картина. — Только сейчас его нет.
— А где он? — поинтересовалась я.
— В области. Уехал еще позавчера, сказал, дней на пять. Так что на неделе будет. Он вам нужен? — о неизвестном компаньоне Федоре Красильникова говорила с легким пренебрежением. Будто и не о человеке вовсе, а о незначительной детали дамского туалета.
— Ему известно о смерти Георгия? — спросила я.
— Откуда? Кто ему мог сообщить?
— А вы не звонили?
— Куда я могу позвонить? Он же не по делам фирмы уехал, а к себе домой. Отца, что ли, навестить. Приболел вроде. Приедет, узнает. За голову начнет хвататься, волосы на себе рвать.
— Так был привязан к хозяину? — не поняла я.
— Неврастеник, — вынесла свой приговор Красильникова. — Он без Гошки как без рук. Неудачник, одним словом. А теперь чего он без поддержки товарища делать будет? Сам ничего не умеет, головы на плечах нет. Вот и будет реветь в три ручья. Пропадать-то не хочется.
