заставляй играть. Скромный.
— Поглядеть бы. Неужто лучше моего Рудольфа Поруки, что в десятом номере?
— Куда твоему косолапому! Мой высокий, ровненький, как юнкер, даже еще лучше.
— Посмотреть бы, — мечтательно протянула Шурочка.
— Увидишь. Успеешь. Он от нас в Австрию, сказывал, уезжает. Ждет заграничного паспорта. Родители за кордоном, а он в университете доучивался.
— Надо же, все разузнала…
В это же время в канцелярии гостиницы о новом постояльце вели речь управляющая — худосочная пучеглазая старуха Соболева и дородная распорядительница Гоголева. Они ругали швейцара Степана за то, что тот суется к приезжим с разговорами о милиции.
— Может, он этой милиции боится пуще медведя в лесу, а у нас и без того половина номеров пустует.
— Не трещите, сороки, — зло огрызнулся бородатый швейцар. — Ждите, бабы, и до вас милиция доберется. Посадят в казенный дом. И меня заодно. Степан приложил палец к виску. — Шурупить надо. Потому и прощупывал залетного. Много их ноне оттедова, от новой власти, проверяют нас тайно. Энтот-то, что в десятом номере, на втором этаже, Рудольф Порука, никакой не торгаш, а сам черт не ведает кто. Назвался Порукой. Мы ему верим. А дружки мне толковали — агент он из губмилиции.
Женщины, казалось, были потрясены.
— А ходит, носом водит что тебе гусь, воды не замутит… — всплеснула пухлыми руками Гоголева.
— Вот и приглядитесь к новому. До атамана, хлопцы сказывали, дюже охоча нонче милиция. Так-то!
— Рудольф Порука этот вторую ночь где-то пропадает, — шепотом сообщила золотозубая Соболева.
— В деревню Березово увезли его наши хлопцы, уговорили — мол, вожака там увидишь. Глядишь, и придушат чекиста. — Степан потер мутные глаза и скрутил цигарку.
— Ох, Степан, — с тревогой покачала головой управляющая, — втянул ты нас в пакостное дело. Арестуют ни за понюх табаку…
Степан, не отвечая, выпустил струйку дыма.
— Окаянный ты, из-за тебя теперь ночью не засну. Выгода от твоих награбленных тряпок копеечная! — Управляющая подошла к выключателю и щелкнула им. — Обещали сегодня запустить электростанцию. Все керосином пропахло.
— Тихо, бабы! — насторожился швейцар.
По лестнице спускался новый постоялец. Швейцар подобострастно согнулся перед ним.
— На прогулку изволите? Это-с самое распрекрасное занятие для молодых людей.
— А что, любезный, ресторан далеко?
— Как же-с, совсем рядом, вход за углом. Заведеньице купца Слезкина. Приятного-с аппетита.
Тихон небрежно сунул швейцару рублевку. Тот подобострастно засуетился:
— Мерси. Премного-с благодарен.
— Цену себе знает, — причмокнула Соболева.
— Важная птица, — вторила ей Гоголева.
Степан посмотрел вслед Столицыну и неопределенно хмыкнул.
На площади перед рестораном собралась толпа. Тихон подошел ближе и увидел: люди окружили двух купцов в дорогих шубах. Один из них, постарше, объяснял:
— По городу распространяются слухи, будто мы завезли в магазины большие запасы муки. И будто мы обратились к властям с просьбой расширить свободную торговлю хлебом. Это ложь. Поверьте нам: в склады разгружали алебастр, а не муку. Нет у нас хлеба.
— Паника, господа хорошие, уж не извольте сомневаться, — добавил второй купец. — Муки кот наплакал.
Стоявший тут же милиционер с красной повязкой на рукаве тужурки обратился к народу:
— Вам все понятно, товарищи, об этой муке? Со своей стороны могу сообщить: комиссариат продовольствия делает все, чтобы не было полной голодухи. На днях завезут нужное количество продуктов. Просили так вам передать. А сейчас расходитесь безо всякого шума.
Ощущение голода Тихон помнил с самого детства. Были дни, когда мать делила между детьми краюху чернушки, намазанную тонким слоем смальца. Но в общем-то Тихону повезло. Его, восьмилетнего, мать отдала в Москву, к зажиточной и образованной родственнице, та определила Тихона в гимназию, а затем и в университет, где он первым шел по всем дисциплинам. Но тетка умерла, и кончить университет не удалось, пришлось вернуться в подмосковный городок.
Столицын стряхнул у порога ресторана снег с туфель и уверенным шагом направился по узорчатому половику к гардеробной. Старичок-гардеробщик, принимая пальто, посмотрел на Тихона явно недоброжелательно. Столицын остался доволен произведенным впечатлением. Даже гардеробщик, повидавший на своем посту немало состоятельных людей, принял его, Тихона, за одного из них!
Причесывая волосы перед зеркалом, Тихон поглядывал на объявление: "Зимний городской театръ. Дирекция Е. Ф. Боур. Сегодня и до конца декабря "Набатъ", пьеса въ 5 действиях". По другую сторону зеркала бросался в глаза еще один анонс: "Художественный кинематографъ, Никитская площадь, д. Благовещенского. Телефон 315. Сегодня "Смерчъ любовный". Драма в 4 частях. "Паташон противъ Шерлока Холмса". Комедия".
Раздвинув тяжелый бордовый занавес, Столицын вошел в полупустой зал. Перед ним тотчас вырос официант и выжидающе склонил старательно прилизанную голову.
— Прошу удобный столик, — буркнул Тихон. — У меня ждать нет времени.
— Отдельный номер? — понимающе улыбнулся официант. — Прошу пройти за мной…
— Нет-нет. Здесь. — Тихон обвел взглядом большой зал с колоннами: уютно, чисто.
— Пожалуйте, вот у окна. — Официант отодвинул стул, махнул над столом салфеткой.
Тихон взял в руки меню, но официант опять склонился к нему и тихо произнес:
— Есть лепешки с творогом, кофе. Из мясного — холодец. Что будете заказывать?
— Откуда же, любезный, запах мяса? — недовольно приподнял брови Тихон.
— Конина, старье, не угрызете. Уже давно не было баранины или свинины. Поджарить?
— Несите все съедобное, я голоден. Но не конину. — Тихон брезгливо сморщился.
Столицыну показалось, что в зале он не произвел должного впечатления. К нему не бросились. Официант хотя и был вышколенно вежлив, но без того подобострастного угодничества, с которым лакеи обычно принимают богатых гостей. Внезапно Тихон показался сам себе жалким в чужом наряде.
— Побыстрее, милейший, — сердито сказал он. — У меня нет охоты ждать!
Это подействовало.
— Один момент. — Официант побежал на кухню.
А Тихон уже мысленно ругал себя и за неуверенность, и за невесть откуда взявшееся ощущение одиночества и тоски. Похоже, на миг сдали нервы. Он вновь подумал о Кривоносове. В течение дня Николай должен был ему встретиться в Гостинице, но не встретился. Может, его вообще здесь нет? Тогда где он и что с ним?
За спиной послышалось шуршание шелка. Столицын обернулся. По залу шла девушка, которую он видел на улице утром. Встретившись взглядом с Тихоном, она вдруг почему-то поздоровалась.
— Зосенька, проходите в номер, — бросился к девушке официант с усиками.
— Буду ужинать здесь. — Она капризно повела плечами. — Только вкусненькое несите.
Ее большие глаза еще раз на мгновение остановились на Тихоне и скользнули в сторону.
— Вы сегодня не будете петь? — поинтересовался второй пожилой официант, подойдя к девушке. — А то музыканты… запаздывают.
— Дайте отдохнуть. Оркестр у подруги на свадьбе.
— Почему же вы, Зосенька, не у подруги?
— Представьте, есть причины. Я здесь, и не изводите меня расспросами!
За окном сгущались сумерки. Официанты начали
