— А ты что думала?
— Н-не знаю... Я думала, она поменьше. Мастерская была футов пятьдесят в длину. Именно ради нее я и купил этот дом. Мне тогда было двадцать три года, и дом я купил на деньги, заработанные мной самим. Три верхних этажа я перепродал. Этого хватило, чтобы обставить мою квартиру на втором этаже. Но сердце дома было здесь, в допотопной мастерской, принадлежавшей раньше какой-то фирме, которая прогорела.
Система приводов, которая позволяла почти всем станкам работать от одного мотора, сохранилась еще с прошлого века, только теперь паровая машина была заменена электродвигателем. Я заменил пару станков, но в целом старая техника работала вполне прилично.
— А для чего все это? — спросила Элли.
— Ну... вот этот электромотор, — я показал ей компактный кожух, смонтированный на полу, — соединен вот с этим приводным ремнем, который вращает вон то большое колесо.
— Ага, — она задрала голову.
— Колесо присоединено к вон тому длинному валу, который идет под потолком вдоль всей мастерской. Когда вал вращается, он приводит в движение другие приводные ремни, которые идут к станкам. Сейчас покажу.
Я включил мотор. Ремень привел в движение большое колесо, которое начало вращать вал, и другие приводные ремни тоже пришли в движение. Слышалось лишь жужжание мотора, тихое поскрипывание вала и шуршание ремней.
— Прямо как живые! — сказала Элли. — А как работают станки?
— Подключаются каждый к своему приводу, и ремень вращает ось станка.
— Как в швейной машинке.
— Примерно так.
Мы пошли вдоль ряда станков. Элли спросила, для чего предназначен каждый из них.
— Вот это фрезерный станок, для ровных поверхностей. Это токарный станок, для работы по дереву и по металлу. Вот этот маленький станочек я купил у часовщика, для мелких деталек. Это пресс. Это шлифовальный станок. Это циркулярная пила. А это сверлильный станок. А вон тот, что стоит отдельно, — я указал на другую сторону, — это большой токарный станок, для особо крупных деталей. Он работает от своего электрического привода.
— Невероятно! И все это...
— И все это для игрушек?
— Ну...
— На самом деле все эти станки совсем несложные. Они просто экономят массу времени.
— Неужели для игрушек нужна такая... такая точность?
— Модели я обычно делаю в дереве и металле. В массовом производстве они делаются в основном из пластика, но, если первоначальный образец не будет точным, игрушки будут плохо работать и часто ломаться.
— А где ты их держишь? — Элли осмотрела голую, чисто выметенную мастерскую без малейших признаков деятельности.
— Вон там, справа. В шкафу.
Я подвел ее к шкафу и открыл широкие дверцы. Она распахнула их пошире.
— О-о!
Элли была потрясена. Она стояла перед полками, разинув рот, и глазела на игрушки, как малое дитя.
— О-о! — повторила она, словно утратила дар речи. — Это же... это же вертушки!
— Они самые.
— Что ж ты сразу-то не сказал?
— По привычке. Я никому не говорю. Она улыбнулась мне, не отводя глаз от рядов ярких игрушек на полках.
— Что, у тебя так часто просят бесплатные образцы?
— Да нет, просто надоело рассказывать.
— Я же ими сама играла! — она внезапно уставилась на меня, явно озадаченная. — У меня дома, в Америке, была куча таких игрушек, лет десять-двенадцать тому назад!
Она явно имела в виду, что я слишком молод, чтобы быть их изобретателем.
— Первую я сделал в пятнадцать лет, — объяснил я. — У моего дяди в гараже была мастерская... он сам был сварщиком. Он мне показал, как обращаться с инструментами, когда мне было еще лет шесть. Дядя был мужик толковый. Он заставил меня взять запатентовать игрушку прежде, чем я ее кому-то показал, и одолжил денег на патенты.
— Одолжил?
— Патенты очень дорого стоят, а для каждой страны надо брать отдельный патент, если не хочешь, чтобы твою идею сперли. Кстати, самые дорогие — японские.
— О господи!
Элли снова обернулась к шкафу и достала оттуда игрушку, послужившую основой моего состояния, — юлу-карусель.
— У меня была такая юла, — сказала Элли. — Точно такая же, только другого цвета.
Она раскрутила юлу пальцами, и разноцветные лошадки побежали по кругу.
— Просто не верится!
Она поставила юлу на место и принялась доставать другие игрушки, восклицая при виде старых друзей и внимательно разглядывая незнакомые.
— А двигатель от них у тебя есть?
— Конечно, — сказал я, доставая его с нижней полки.
— Ой, можно я?
Элли была взбудоражена, как маленькая. Я поставил двигатель на верстак, а она притащила туда четыре игрушки.
Двигатель для вертушек представлял собой большой плоский ящик. В данном случае он был квадратный, два на два фута, и в шесть дюймов высотой, но бывали и побольше, и поменьше. Сбоку у него торчала ручка, которой он заводился. Внутри коробки был вращающийся вал — почему эти игрушки и назывались «вертушками». Длинный вал, на который наматывалась широкая лента, усаженная рядами зубчиков, как у шестеренки. А на верхней части ящика были ряды дырочек. Каждая из механических игрушек, таких, как юла и сотни других, вращалась на оси, которая торчала снизу и заканчивалась шестеренкой. Когда эту ось вставляли в дырочку, она цеплялась за зубчики на ленте, и, стоило повернуть рукоятку, как лента приходила в движение и игрушки начинали работать — каждая по-своему. Внизу каждой игрушки было простенькое устройство, которое не позволяло вертеться ей самой.
Элли принесла карусель и американские горки из набора «Луна-парк», корову из набора «Ферма» и стреляющий танк Она расставила игрушки в дырочки и повернула рукоятку. Карусель завертелась, по американским горкам забегали вагончики, корова принялась качать головой и размахивать хвостом, а танк начал вращаться и пускать искры из ствола.
Элли радостно рассмеялась.
— Просто не верится! Я и не думала, что это ты изобрел те самые вертушки.
— Я и другие изобрел.
— Какие, например?
— Ну, вот... последней в магазины поступила шифровальная машинка. Говорят, очень хорошо расходится перед Рождеством.
— Это что, «тайный шифр», что ли?
— Да.
Я удивился, что она о нем слышала.
— Ой, покажи! Сестра купила ребятам к Рождеству по такой машинке, но они уже запакованы в подарочные пакеты...
И я показал ей шифровальную машинку, которая обещала позволить мне завести еще пару-тройку скаковых лошадей. Она нравилась не только детям. Недавно выпустили новый вариант, для взрослых. Он был сложнее и, соответственно, стоил дороже, а значит, приносил мне больше процентов.
Снаружи машинка в детском варианте выглядела как ящичек, чуть поменьше обувной коробки, со скошенной верхней частью. На этой скошенной крышке были клавиши с буквами — такие же, как у обычной пишущей машинки, только без цифр и знаков препинания и без пробела.
— А как она работает? — спросила Элли.
— Просто печатаешь какую-нибудь фразу, и она получается зашифрованной.
— И все?
— Вот попробуй.
Она с хитрой улыбкой посмотрела на меня, повернулась так, чтобы я не мог видеть ее пальцев, и умело напечатала одной рукой около сорока букв. Из коробки выползла узкая бумажная полоска, на которой были напечатаны группы из пяти букв.
— И что теперь?
— Оторви бумажку, — сказал я. Она так и сделала.
— Как телеграфная лента!
— Это и есть телеграфная лента. По крайней мере, она той же ширины.
Она протянула ленту мне. Я посмотрел, что там напечатано, и почти покраснел, хотя мне это в принципе не свойственно.
— Что, ты это просто так читаешь? — удивилась Элли. — Ты что, крутой шифровальщик?
— Я ведь ее сам изобрел, — сказал я. — Я все эти шифры наизусть знаю.
— А как она действует?
— Там внутри цилиндр с двенадцатью вариантами полного алфавита, все буквы разбросаны в случайном порядке, и ни один не повторяется. Поворачиваешь вот этот диск и устанавливаешь его на любую цифру от одного до двенадцати, а потом печатаешь то, что хочешь зашифровать. А клавиши внутри печатают не те буквы, на которые ты нажимаешь, а те, которые соответствуют им внутри. Еще внутри есть пружина, которая автоматически делает пробел после каждых пяти букв.
