В тот день Штыкин был дежурным. Он прибыл на место происшествия буквально через десять минут после свершения серьезной аварии, даже «скорая» еще не приехала. Была ночь, что-то около полуночи, слегка моросило, дорога была мокрая, скользкая. Это была шикарная машина, «Мерседес», самый лучший и самый дорогой, с подушками безопасности, автоматической коробкой передач, кондиционером. В машине находился один богатый и влиятельный бизнесмен. Очень богатый и очень влиятельный. В момент столкновения он сидел на переднем сиденье, а сзади – его жена с маленьким сыном. Она держала мальчика на коленях. Водитель не справился с управлением и въехал в грузовик. Дорога в том месте делает очень крутой поворот. «Мерседес» должен был повернуть направо, а вместо этого направился прямо на грузовик, неожиданно показавшийся из-за поворота.
Когда Штыкин приехал, женщина была еще жива. Умерла она в машине «скорой помощи», по пути в больницу. Она, увидев, что происходит, схватила мальчика, чтобы его защитить. Ее швырнуло на переднее сиденье, и это сломало ей позвоночник. Потом даже не делали вскрытия, чтобы определить причину смерти. И так было ясно, что умерла она не от пневмонии или инфаркта. Штыкин хорошо помнил, что женщина не кричала, не плакала, даже не стонала – только смотрела. Им тогда с трудом удалось вызволить мальчика из ее рук, чтобы извлечь ее из машины и погрузить в «скорую». Хорошо хоть машина не загорелась.
Мальчик не пострадал, мать прикрыла его своим телом. Отец метался возле машины. Он тоже не пострадал, просто был в шоке. Его спасла подушка безопасности, шофер тоже не пострадал, только рассек лоб о зеркало заднего вида. Штыкин обратил внимание на одну странность: ссадина была слева. С этой ссадины все и началось. Получалось, что за рулем во время столкновения был не шофер, а бизнесмен.
Вероятно, ему надоело сидеть сложа руки и захотелось самому порулить. Но когда его жена погибла, все клялись, что машину вел шофер. Вернее, это утверждали бизнесмен и его шофер, а мальчик молчал. Никто не мог вытянуть из него ни одного слова ни тогда, ни позднее.
Шофер вежливо, без истерик заявил, что за рулем машины был он, и почему голова его ударилась о зеркало слева, а не справа, объяснить не мог. Штыкину показалось, что он сильнее напуган, чем ранен. Бизнесмен после похорон, придя к ним в управление, поклялся, что за рулем был не он, а когда Штыкин отважился предположить, что на его памяти, скорее всего, сказался шок от пережитого, разозлился и ушел, хлопнув дверью.
Вскоре Штыкина вызвал к себе начальник и, отводя глаза в сторону, сообщил, что позвонили свыше и предложили перевести его, Штыкина, «со значительным повышением», правда, в небольшой городок во Владимирской области. Начальник симпатизировал своему подчиненному и понимал, что с ним поступают несправедливо, поэтому предложил ему свою помощь. Штыкин в то время как раз заканчивал заочный юридический институт, и начальник посоветовал ему взять отпуск, отгулы, получить диплом. И пообщал, когда все уляжется, с помощью своих знакомых подыскать ему место по специальности.
Штыкин долго не раздумывал. Выбора у него не было, он не стал никому ничего доказывать, ибо по опыту знал, что его просто никто не станет слушать, вернее, вежливо выслушают и посоветуют оставить свое особое мнение при себе. Он понимал также, что в покое его не оставят, поэтому согласился на предложение своего начальника. Вскоре Штыкин получил назначение в прокуратуру небольшого районного городка, расположенного всего в получасе езды на электричке от Москвы. Ему предоставили хорошую трехкомнатную квартиру. Штыкину городок и квартира понравились, чего было нельзя сказать про его жену. Она сказала, что лучше быть последней в Москве, чем первой в такой дыре, и со своей стороны постаралась сделать его жизнь просто невыносимой. Вскоре их брак распался. Жена вернулась к своим родителям, а он остался один в огромной трехкомнатной квартире. Штыкин с головой ушел в работу и очень скучал по дочери, так как из-за нехватки свободного времени не мог видеться с нею так часто, как ему хотелось бы.
Убийство любовника обманутым мужем на первый взгляд показалось ему делом простым и ясным. Застукал муж на даче жену с молодым парнем. В порыве ярости ткнул кухонным ножом в грудь. Парень умер, жена от страха сбежала. Все элементарно. Осталось установить личность любовника и найти жену, которая наверняка прячется на квартире у своей подруги и льет от страха слезы. Пусть выплачется, на допросе будет спокойнее. Подругу, кстати, он уже видел: простодушная толстуха, типичная домохозяйка, питающая слабость к пирожкам и мыльным операм. Сразу ринулась на защиту своей подруги, про высокое давление наплела. Знаем мы это давление: бабская истерика, не более. Штыкин решил, что с утра зайдет к патологоанатому, узнает предварительные данные вскрытия, наверняка к этому времени помощники установят личность потерпевшего. Он возьмет ордер и сам отправится прямо на квартиру к этой Пульхерии – послал же Бог этой женщине такое имя! – не дожидаясь, пока Денисова сама явится к нему. Элемент неожиданности обычно обезоруживает и упрощает допрос подозреваемых.
«Лучше бы я разрешила ей поплакать, – думала Пульхерия, с жалостью глядя на безучастную подругу. – Надо же нам было так бездарно влипнуть. Для таких дураков, как мы с ней, народ даже пословицу придумал “Бесплатным сыр бывает только в мышеловках”. А здесь сыр был не только бесплатным, но нам за него еще и заплатили. Какая же я дура! Надо было насторожиться. Что теперь делать? На Марину надежда слабая, она сейчас в шоке. Вероятно, если бы она поревела, то быстрее вышла бы из ступора, а так мне одной отдуваться придется».
Для начала Пульхерия решила позвонить своему знакомому следователю с Петровки Алексею Александровичу Кузьмину. Он ей и раньше помогал, когда она влипла в историю с наркотиками, а до этого он вел дело об убийстве жены одного банкира. Пульхерия была свидетельницей этого убийства, ее ранили, и она потеряла память. Следствие зашло в тупик, а она тогда помогла найти убийцу. Во всяком случае, Кузьмину Пульхерия доверяла.
Подругу она напоила чаем, дала ей таблетку снотворного и уложила в постель, а сама набрала номер телефона следователя.
– Здравствуйте, Алексей Александрович, это Пульхерия Афанасьевна. Вы меня помните?
– Конечно помню. Разве можно забыть такое большое дело.
– Вы сказали тело или дело? На мой большой вес намекаете? – беззлобно хихикнула она.
– Я оговорился. Надо было сказать громкое дело, тогда бы у вас не возникла ассоциация с телом, – попытался оправдаться Кузьмин.
– Оговорка по Фрейду. Ладно, перейдем от тела к делу. Алексей Александрович, я влипла, причем по-крупному.
– Вы, Пульхерия Афанасьевна, по-другому влипать не умеете. Если свидетельница, то не бытовой драки, а убийства, если кражи, то не меньше чем на двести миллионов евро. Свидетелем чего вы на этот раз оказались? Или, может быть, не дай бог, соучастницей?
– Не я, а мы с подругой. Вернее, муж моей подруги.
– Я помню, по делу тогда проходила какая-то ваша подруга. Если мне не изменяет память, Марина Владимировна Денисова.
– Ну и память у вас, Алексей Александрович, – с восхищением произнесла Пульхерия. – Я вам сейчас кое-что расскажу, только вы мне должны пообещать, что меня не выдадите.
– Я что, похож на Павлика Морозова? – рассмеялся Кузьмин.
И Пульхерия в общих чертах поведала майору об их с Мариной злоключениях.
– Таким образом, я знаю имя убитого, а менты нет. И что вы об этом думаете? – в заключение спросила она.
– Да, история, прямо скажем, с душком, – ответил Кузьмин. – Если бы вы были маленькой девочкой, я посоветовал бы вашим родителям вас хорошенько наказать: выдрать как Сидорову козу, к примеру, или в темный угол поставить, коленями на горох.
– В уголовном кодексе такого вида наказаний нет, – пробурчала Пульхерия.
– Зато в нем есть статья, в которой четко указано, сколько лет надо дать за то, что вы натворили.
