Кривиц так и подскочил. При этом он ударился спиной о треногую табуретку, а оттуда со звоном упали на каменный пол зажигалка и портсигар. Тогда Кривиц нагнулся и принялся ощупью шарить вокруг себя, пока не нашел упавшие вещи. Когда он наконец выпрямился, лицо у него было мертвенно-бледное, перекошенное от страха. Рука, пытавшаяся засунуть зажигалку в карман зеленого халата, судорожно цеплялась за ткань.
— Черт подери! — со стоном выдохнул он. — Ну и напугали же вы меня, господин лейтенант. У вас, никак, опять возникли вопросы?
— Нет, не возникли, — отвечал Крейцер. — Главный вопрос уже решен. Преступника мы нашли.
— Как вы сказали? — Кривиц невольно отпрянул назад. Голос у него сразу сел, и он продолжал уже хриплым шепотом: — А зачем же вы тогда ко мне пришли?
Крейцер насмешливо улыбнулся.
— Перестаньте ломаться, Кривиц. Игра проиграна. Вы арестованы.
— Я? А в чем меня обвиняют?
— Кражи, мошенничество, бегство с места дорожного происшествия, нанесение тяжелых телесных повреждений, подделка документов. Пожалуй, хватит, а?
Кривиц дрожащими руками зажег сигарету.
— А доказательства у вас есть? — спросил он и покосился через плечо на открытое окошко.
— Куда больше, чем требуется, — сказал Крейцер. — А теперь пошли. У нас еще полно всяких дел.
Затолкнув сигарету в угол рта, Кривиц тихонько подбирался к длинной кочерге, лежавшей возле котла. Широко распахнутые глаза, выражавшие отчаянный страх, неотрывно глядели на Крейцера, словно хотели его загипнотизировать.
Крейцер невольно рассмеялся.
— Перестаньте изображать героя. Это действует только на слабую психику, вот как у бедного Бруно. А на деле вы жалкий трус.
Кривиц тем временем подобрался к кочерге и стиснул ее в руке.
— Вы бы лучше оглянулись, — спокойно посоветовал Крейцер.
Кривиц вздрогнул и быстро глянул в окно. В прямоугольном проеме он увидел ноги Арнольда. Тогда он закрыл глаза, и кочерга с грохотом упала на пол. Тело Кривица сразу обмякло. Он схватил сигарету, глубоко затянулся и вместе с дымом вытолкнул сквозь зубы грязное ругательство.
Крейцер подошел вплотную к нему, взял за плечо и повлек к выходу. Безропотно и безвольно позволил Кривиц себя увести.
Кривиц сидел на стуле в нескольких метрах от стола Крейцера. Сегодня он выглядел совсем по-другому. И дело было вовсе не в одежде — одет он был точно так же, но изменилось его лицо, изменилась вся повадка, исчезла самоуверенная, высокомерная складка в уголках его рта.
Крейцер уже привык к самым неожиданным превращениям своих «клиентов» и воспринимал их с полной невозмутимостью. Но Арнольд, как человек новый, даже не пытался скрыть, до чего ему претят старания преступника казаться паинькой.
— Расскажите свою биографию, — сказал Крейцер.
— Слушаюсь, господин лейтенант, — угодливо ответил Кривиц, причем ухитрился поклониться сидя. — Я родился тридцать первого октября тысяча девятьсот двадцатого года в Фульсбюттеле под Гамбургом в семье портового рабочего. Мать была прачкой. Мы жили очень бедно, потому что эксплуатация в капиталистическом обществе…
— Понятно, давайте про образование.
— Я ходил в начальную школу, а потом отец послал меня на стройку, где я до начала войны…
— В ученье вас куда-нибудь отдавали?
— Нет, у нас совсем не было денег, мне пришлось сразу пойти на заработки.
— В тридцать восьмом вас призвали в армию?
— Да, и после начальной строевой подготовки меня как отличившегося перевели в двадцать первый десантный полк. Там…
— Покороче, пожалуйста.
— Слушаюсь, господин лейтенант. Как вам известно, я был тяжело ранен над Критом в мае тысяча девятьсот сорок первого года и попал в плен к англичанам. В конце сорок пятого вернулся в Германию, проработал несколько лет на киностудии.
Крейцер заглянул в дело.
— Вижу. Три месяца в одном цирке, потом в другом, потом статистом на киностудии ДЕФА, рабочим сцены, опять статистом. Прямо по морям, но волнам. К судебной ответственности привлекались?
— По-моему, нет.
— Ах, по-вашему. Сорок седьмой год — шесть месяцев за кражу кроликов. Вы еще дешево отделались. Целый ряд хищений следствие не сумело доказать, хотя на вас падали очень серьезные подозрения.
— Прошу прощения, совсем забыл.
— Еще что-нибудь было?
— Нет, с тех пор я исправился.
— Тысяча девятьсот пятьдесят шестой — предупреждение за перепродажу продовольственных товаров в Западный Берлин. Здесь вам тоже удалось уйти от суда. Хотя было много улик и сигналов от населения, что вы вели спекуляцию в больших масштабах. К сожалению, вас не удалось поймать с поличным.
— Все клевета, все оговоры, господин лейтенант. Соседи, знаете, какой завистливый народ.
— О да, Кривиц, я знаю, вы сама порядочность. Как я вижу, вы за девять лет сменили двадцать семь мест работы. Круглым счетом — по три смены в год, не говоря уж о том, что порой вы вообще месяцами тунеядствовали.
— Это я по болезни. У меня сердце не в порядке, вам же известно.
— Мне известно, что вы с пятьдесят девятого получаете пенсию по инвалидности. А зная вас, я могу предположить, что болезнь вы симулируете. Мы предпримем тщательное медицинское обследование, нас не проведешь стародавними уловками, так что не трудитесь глотать мыло, пить воду с табаком или принимать противопоказанные лекарства. И если выяснится, что вы действительно симулянт, я вам не завидую. Социальное обеспечение взыщет с вас незаконно полученные суммы.
— Но мое состояние могло улучшиться, господин лейтенант. У нас ведь на такую высоту поднято здравоохранение, совсем не то что в Западной Германии.
— Да будет вам, просто уши вянут, — остановил его Арнольд, с трудом подавляя ярость.
Крейцер неодобрительно покачал головой.
— Давайте лучше перейдем к вашему последнему преступлению. С чего все началось?
— Я ведь и не хотел вовсе, господин лейтенант. Я сколько лет вел себя хорошо, и ни к чему мне это все было. Я прилично зарабатывал…
— Довольно ходить вокруг да около. Как и когда у вас возникла мысль устроить эту аферу?
— Да понимаете ли, это мой племянник Бруно меня натолкнул. Я видел, как он залез в дачу Першке и вынес оттуда вещи.
— Каким образом видели?
— Из окна, в ночной бинокль.
— А зачем вам вообще понадобился ночной бинокль?
— В нашей местности, видите ли, много заброшенных дач, и молодежь тут шатается всякая. Вот я и решил проследить, чтобы они не забрели на наш участок и не свистнули чего-нибудь.
— А в этом вы весь, Кривиц. Молодежь — надо полагать, парочки, не так ли?
— Ну так. Вы правы. А что с того?
— Как и следовало ожидать, вы не понимаете, что прилично, а что нет. Ну хорошо, значит, Бруно принес машинку. Что было дальше?
— Ну, я взял его в работу. Поначалу я просто хотел, чтобы он отнес машинку назад. Но он разревелся, и мне стало его жалко. У бедняги никогда не бывает ни гроша собственных денег. Он и подсказал мне мысль воспользоваться машинкой, чтобы немного заработать.
— Лжете, Кривиц. — С этими словами Крейцер открыл папку. — Я зачитаю вам показания Бруно по этому пункту: «Когда я принес домой машинку, мой дядя Владо отобрал ее у меня и сказал, что все видел. И что, если я не буду поступать, как он велит, он расскажет отцу, что я вор, и отец тогда оставит от меня мокрое место. А еще я угожу за решетку… Я испугался и решил отнести машинку назад, но он сказал: «Ишь ты чего выдумал, никуда ты ее не понесешь». Потом Владо сказал, что у него есть отличный план, как заработать кучу денег. Без всякого риска. Но что ему нужен помощник. Он не первый раз заводил со мной такой разговор, но я не хотел с ним связываться, уж больно это опасно. А теперь мне пришлось согласиться». Ну и так далее. Короче, ваше обращение с племянником — это чистой воды шантаж. А теперь можете сочинять дальше. У нас довольно времени, чтобы вскрыть любое противоречие и опровергнуть любую выдумку. Значит, как обстоит дело с дорожным происшествием? Почему вы не оказали помощи велосипедисту?
Кривиц заклинающе воздел, руки.
— Помилуйте, господин лейтенант. Был густой туман, а я очень спешил. И потом, я даже и не заметил, что сбил велосипедиста, не то наверняка остановился бы и оказал ему первую помощь. Нет, я думал, что задел какое-нибудь транспортное средство, возможно просто телегу, которая стояла без огней на дороге.
— Телегу, говорите? — Крейцер презрительно рассмеялся. — Ваши увертки раз от разу становятся все глупее. Даже если люди бросят машину без огней, они не оставят ее посреди дороги. А вы ехали именно посредине. И задели велосипедиста передним крылом, и его перебросило через капот. Это установила экспертиза. Следовательно, вы не могли его не видеть, если, конечно, не страдаете слепотой, а этого вам, пожалуй, не доказать даже при вашей лживости.
