Ознакомительная версия.
— Ну что они с нами могут сделать? Худшее — это засадить за решетку, верно? А мне уже доводилось там сидеть, и не раз. И, как видишь, я цел и невредим.
Он снова отвернулся к полкам и не заметил, как подозрительно взглянула она на него и застыла на месте, не решаясь следовать дальше. Тут рука его что-то нащупала в темноте, и он радостно ахнул.
— Что там, Джек?
— Спички! Теперь живем!
И вот, чиркая спичками, они стали обследовать секцию с консервированными продуктами.
— Смотри-ка, Джек, а вот суп! Здорово, правда?
— О'кей. Берем суп.
— Тебе какой больше нравится?
— Да любой сойдет. Главное, чтоб мясо в нем было.
— "Малиган" сгодится?
— Бери два. Банки маленькие. Так что сварится быстро.
— Фасоль?
— Само собой.
Она выставила банки на прилавок, но он продолжал шарить по полкам и вскоре издал еще один радостный крик:
— Нашел, Флора, нашел! Как чувствовал, что они здесь есть!
— Что, Джек?
— Цыплята! Куриные консервы! Нет, ты только посмотри!
Затем он нашел смородиновое желе, растворимый кофе, сгущенку, пакет кускового сахара. Нашел еще и сигареты.
— О'кей, Флора. А чего бы еще тебе хотелось?
— Даже не знаю, Джек.
— Тогда пошли.
Возвращаясь в дом, они заметили, что на улице уже стемнело. Он подкинул в камин дров, пошел на кухню, снова наполнил ведро. Вернувшись и поставив его на огонь, заметил, что она надела юбку и свитер. Он пощупал джинсы. Вроде бы высохли. И надел их, но когда попробовал сунуть ноги в ботинки, почувствовал, какие они холодные и сырые внутри. Оставил их у огня, накинул на ноги плед. И тут вдруг она начала смеяться:
— А из чего, интересно, мы будем есть?
— Сейчас что-нибудь сообразим.
Он взял пилу, нашел небольшую гладкую дощечку, распилил. Получилось два деревянных квадратика.
— Чем тебе не тарелки?
— Здорово! Самые настоящие тарелки!
— Тут есть пара маленьких стамесок. Сойдут за вилки.
— Можно и руками.
— Да. Сам себе не поможешь — никто тебе не поможет.
Когда вода закипела, они опустили банки в ведро. Тяжелая, напоминающая по форме утюг банка с курицей пошла на дно, остальные, те, что поменьше, установили на нее. А потом уселись рядом и стали ждать. Спустя некоторое время Джек выудил банки с супом. Взял стамеску и молоток и аккуратно вскрыл.
— Края острые… Смотри осторожней, не порежься, Флора.
И они начали пить суп прямо из банок.
— Вкуснятина, ничего не скажешь! Вкуснятина… — Голос у него слегка дрожал.
Захлебываясь и обливаясь, они выпили жидкость, потом потрясли банки, чтоб добраться до овощей с мясом.
После этого они выудили остальные банки и вскрыли. Курица оказалась в последней. Флора ухватила куриную ножку и быстро переложила на "тарелку".
— Смотри соус не пролей. Выпьем потом прямо из банки.
— Ни капельки не пролью, не волнуйся, Флора. Погоди минутку… Где-то тут был нож. Надо разрезать пополам.
Он встал и начал озираться в поисках плотницкого ножа, которым стругал щепки для камина. Ножа видно не было.
— Черт, но я же точно помню, был нож! Куда я его задевал?
Она промолчала.
Тогда он разделил куриное мясо с помощью стамески и молотка. Они ели жадно, как пара молодых изголодавшихся животных, время от времени останавливаясь перевести дух. И вскоре от еды ничего не осталось — лишь пятна жира на дощечках-тарелочках. Он набрал свежей воды, поставил на огонь. Нагрелась она удивительно быстро. Тогда он пошел на кухню, прополоскал банки из-под супа. Вернулся и заварил в них кофе. Открыл сгущенку, распечатал пачку сахара. Щедро добавил в кофе и того и другого.
— Держи, Флора. Размешивать можно стамеской.
— Вот о чем я мечтала весь день! О чашке вкусного крепкого кофе.
— Как получилось, ничего?
— Шикарно.
Он предложил ей сигарету, но она сказала, что не курит. Тогда он закурил сам. Глубоко затянулся, откинулся на ворох просмоленной бумаги. Ему было тепло, уютно и сытно. И он полулежал, глядя, как она убирает банки и ведро. В ящике с инструментами нашлась чистая тряпочка. Она окунула ее в остатки горячей воды.
— Хочешь, руки тебе оботру? А то все в жире.
Он протянул ей руки, и она аккуратно обтерла ему ладони. Потом вытерла руки сама, отложила тряпку, уселась рядом. Он протянул ей руку ладонью вверх. Настороженно и даже мрачно глядя на него, как тогда в магазине, она какое-то время колебалась, затем все же вложила руку в его ладонь.
— А мы не так плохо устроились, верно, Флора?
— Да уж. Очень даже неплохо. Могло быть куда как хуже… Мы могли просто погибнуть, утонуть.
Он обнял ее и привлек к себе. Она опустила голову ему на плечо. Он чувствовал запах ее волос. Внезапно горло у него сдавило — так бывало, когда он собирался заплакать. Впервые за всю свою недолгую, злую и бестолковую жизнь он был счастлив. Еще крепче обнял ее, прижался щекой к щеке. Она зарылась лицом ему в шею. Он сидел и тихонько баюкал ее в объятиях, а потом вдруг почувствовал, что губы девушки совсем близко. Тогда он еще крепче стиснул ее, ощущая, как податливо и покорно ее тело. Наклонился, поцеловал.
И тут вдруг его пронзила острая боль. Он вздрогнул. Боль была сосредоточена под ложечкой. Он опустил глаза и увидел, что из-за воротника ее свитера высовывается заляпанная известью рукоятка. И тут же понял, что это и для чего предназначено. И резко вскочил на ноги:
— Так вот он где, нож!.. Я вытащил тебя из канавы, накормил, обогрел, носился с тобой как с писаной торбой! Не сделал ничего плохого, а ты все это время ждала момента вонзить мне эту штуку в спину. Исподтишка!
Она тихо заплакала:
— Но я же… никогда не видела тебя прежде… Ты сам сказал, что сидел… в тюрьме. И я… откуда мне было знать… Может, ты замыслил что-то нехорошее…
Он взял сигарету, закурил, побродил по комнате. Он снова чувствовал себя несчастным, одиноким, покинутым всеми. Вечно в холоде, в голоде, вечно в дороге… Выглянул на улицу. Дождь, похоже, стихал. Он отбросил окурок, сел на пол, с отвращением сунул ноги в холодные липкие ботинки. Злобными и резкими рывками завязая негнущиеся шнурки. Затем, не сказав ей ни слова, сгорбившись, вышел в ночь.
Перевод с английского Натальи Рейн
Я был приписан к кухне, стоял на раздаче жратвы для охранников. А вовсе не для заключенных, как говорили по радио. До этого работал в прачечной, но пальцы рук и ног здорово опухали, а в ушах постоянно стоял звон — наверное, из-за этого вонючего жидкого мыла, а потому меня перевели на кухню. Кстати, совсем забыл представиться. Я — Ред Конли. Если вы никак не можете вспомнить, сходите в библиотеку, покопайтесь в подшивках старых лос-анджелесских газет. Вы прочтете об этом человеке удивительные вещи. Ведь, согласно утверждениям всех этих писак, Ред Конли мертв.
Все утро лил дождь, а где-то около одиннадцати приехал фургон с мясом. Они пропустили его во двор, и тут Куки стал звать меня и Багза Каленсо, чтоб шли разгружать. Багз, он уже в пятой отсидке и получил срок сразу по трем статьям, последней из которых являлось нарушение условий досрочного освобождения. Но они, естественно, не стали мелочиться и влепили ему на полную катушку, так сказать по совокупности. Он должен был выйти на свободу где-то в 2042 году — да и то при хорошем поведении. Лично меня упекли за кражу новеньких покрышек из гаража Маллина, ну того, что на холме. Сама идея выкатить эти покрышки была блестящей, но меня застукали прямо на месте, не успел даже обертку с них сорвать. И я просидел уже год. И все у меня было о'кей, и если так пойдет и дальше, то где-то через месяц меня должны будут освободить досрочно.
Ну короче, мы с Багзом стали разгружать мясо, причем я таскал сами туши, так как был помоложе. А он работал с крюками, так как уже давно насобачился это делать. Я взваливал четверть туши на спину и тащил в морозильную камеру, где Багз нацеплял ее на крюк, свисающий с провода над головой. Затем нажимал на кнопку, и говядина отъезжала туда, куда ей и положено: грудинные части по одну сторону, задние — по другую. Всего в фургоне находились четыре бычка, два — для тюрьмы, два должны были ехать куда-то дальше. А это в свою очередь означало, что всего там было восемь четвертинок. И вся разгрузка заняла у меня минут десять, если не больше. Потому как мясо — это вам не птичьи перышки, и между ходками надо было маленько отдышаться. Но в конце концов я все разгрузил, и Багз стал орать и звать водителя, поскольку тот находился не на улице, как обычно, а где-то в помещении, прятался от дождя. Он орал и орал, и голос его разносился по коридорам, и совестил, и материл этого водилу на чем свет стоит, потому как честные налогоплательщики штата Калифорния ждут не дождутся этого самого мяса, а он, видишь ли, где-то прохлаждается, и вообще ему давно пора убрать свой гребаный фургон со двора. Вот к чему сводились его крики. А водила тем временем чесал языком с Куки, а потом к ним подвалили еще ребята, и вот они стояли, шутили разные там шутки и ржали, как кони. Что вообще-то было против правил, но надо же людям хоть иногда расслабиться.
Ознакомительная версия.
