- Ты скажи мне, вот что - когда вы с ней договорились о свидании? спросил Аркадий и вытянул вперед правую руку, размахивая ей, чтобы придать своему вопросу значительность. Олег же это принял за выпад и машинально отскочил назад, чтобы ему было удобней нанести Аркадию мощный удар. Но... поскользнулся на мокрых листьях и полетел с кручи в черную холодную воду. Успел крикнул что-то короткое, бранное, типа: "Ах ты... твою мать!", затем раздался всплеск воды, послышалось бульканье... потом ещё слабый крик "Помогите!", а дальше все затихло. Текла река, клубился над ней туман, моросил дождичек. Вокруг никого не было. Туман и зловещая тишина. Аркадий стоял на мосту и мрачно глядел на воду. До него как-то не сразу дошло, что только что он убил человека. Он смотрел и смотрел вниз, в этой черной воде таилась безнадежность. Становилось страшно. Дороги назад, во вчерашний день, в предыдущую минуту уже не было. При всем желании он не мог спасти Олега. Он уже, наверняка, потонул, захлебнувшись в холодной воде или ударившись о какой-нибудь острый предмет, ведь здесь очень высокий обрыв. Все произошло в считанные секунды, и Аркадий даже не успел ни ответить ничего, ни сориентироваться в обстановке - и вот уже результат... Как это странно и жутко...
Аркадию вдруг неожиданно вспомнился их давний поход на пляж, когда вся компания дружно поразилась, что атлетически сложенный Олег не умеет плавать. Он, правда, совершенно не стеснялся этого, заходил в воду, смачно обтирался, крякая и отдуваясь, и, выходя из воды, бросался ничком на песок рядом с очередной подругой. Вот оно - объяснение только что произошедшему...
У Аркадия закружилась голова, он резко отпрыгнул от зияющей дыры. Еще раз оглянулся по сторонам, убедился, что никто ничего не видел и, словно во сне, зашагал к станции. Кругом был туман, потихоньку начинало светать, но все было в тумане, и голова тоже была в тумане, потом на дорожке уже ближе к станции стали попадаться какие-то люди, но он не смотрел в их лица, широкими шагами быстро шел к станции. Скорее, скорее отсюда...
... В теплом вагоне он сладко задремал, совершенно обессилев, ему снилась Маша, потом снилось, как он летит вниз с обрыва, летит, летит и никак не может долететь до воды. Он даже чуть не вскрикнул от ужаса, что так долго летит, а может быть и действительно вскрикнул, но в вагоне почти никого не было и никто не обернулся. А поезд уже подходил к сырому перрону Киевского вокзала. Аркадий сел на вокзале в такси и поехал домой. Дома он разделся, залез под одеяло, но никак не мог унять бешеную дрожь в руках и ногах. А потом наступил тяжелый и долгий сон. Сначала мелькали перед глазами какие-то видения, странные и страшные именно тем, что были совершенно непонятны и необъяснимы, они были из какого-то другого измерения, чем то, в котором он жил предыдущий двадцать один с лишним год. Что-то цветное, шелестящее в ушах, кричащее шепотом, ужасное, а потом... он провалился в долгое забытье...
Долгий сон словно очистил его мозг. Молодость есть молодость, от чего только не в состоянии оправиться молодой здоровый организм?
Проснувшись от глубокого сна и через несколько мгновений вспомнив о случившемся, он резко вздрогнул как от пронзившего его электрического тока, но взял себя в руки и постарался в своих мыслях все расставить по своим местам.
"Я не хотел его убивать", - четко сказал себе Аркадий. - "У меня и в мыслях этого не было. Это случайность. Роковая случайность."
Да и Быстрова не было жалко, слишком уж он ненавидел его. Волновало другое - не видел ли кто? А вдруг были-таки свидетели? И его возьмут, арестуют и запрут в камере с уголовниками, а там будет очень страшно, а потом будет суд, и если докажут, что убийство непреднамеренное, то он получит срок, а если оно окажется преднамеренным, то огромный срок, а то, может быть и... Камера смертников, каменный мешок, ужас матери, пуля в затылок... А что? Он ведь ждал Быстрова у моста, караулил его... Вдруг кто-то видел его? Вдруг? Это и есть доказательство преднамеренного убийства...
Но он сумел взять себя в руки и доказать самому себе, что никто ничего не видел, и никто, кроме него самого ничего не знает. А потом вспомнил слова Быстрова перед его роковым падением, и снова бешенство придало ему сил. Вечером он поехал к Маше. А это вдохнуло в него огромные силы. Взбудораженный произошедшим, вдохновленный её присутствием, словно находясь между двумя полюсами добра и зла, он был любвеобилен и неутомим. Он ласкал Машу, как будто чувствовал, что любит и ласкает её в последний раз в жизни... Он ни о чем её не спрашивал, он не хотел ничего знать, а то, что происходило между ними, было искренне, было великолепно... Положительные эмоции лечили страшное воспоминание, лечили медленно, но уверенно...
Шло время, сначала Олег Быстров числился в пропавших без вести, потом, к весне оказался утопленником. Именно утопленником - никто не говорил о том, что он погиб насильственной смертью, а не сорвался с обрыва и утонул. И тогда до Аркадия постепенно стало доходить, как крупно ему повезло. Ведь только Маша могла догадываться, что утром девятого октября он был в поселке. Но с Машей была особая ситуация. Они как бы хранили заговор молчания, хотя никогда друг другу никакого слова об этом не давали. Они оба считали, что, не говоря об этом, поступают правильно, хотя, наверное, именно это и было их главной ошибкой. Ведь между близкими людьми не должно быть подобной недосказанности, тем более, в таких серьезных вопросах. Впоследствии они поражались, как могли нести на себе в течение стольких лет такой тяжелый груз...
... А кроме них тем туманным октябрьским утром никто ничего не видел...
... Так он думал целых девятнадцать лет...
5.
Тихим сентябрьским днем гулял Аркадий Юрьевич по дачному поселку. Стояло бабье лето, ярко светило солнце, небо было ослепительной голубизны. Утром они с Машей сели на машину и приехали сюда. Уже два года они здесь не были - прошлым летом они уехали отдыхать на Черное море, а потом, так и не посетив дачи, уехали обратно в Париж. Тогда их дом был там. А теперь закончилась долгосрочная командировка, надо было обустраиваться в России, и, как решили оба, находить точку опоры. Покинули они одну страну, приехали в другую, с её новыми особенностями, кое-какими преимуществами и ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНЫМИ, НЕВЕДОМЫМИ ДОСЕЛЕ ПРОБЛЕМАМИ...
... Дача была уже сильно запущена, облупилась краска, подгнили ступеньки на крыльце, кое-где совсем обвалился забор, и дача представляла собой уже совсем другое зрелище, чем девятнадцать лет назад, когда полный радужных надежд Аркадий впервые попал сюда. Относительный порядок на даче поддерживала только Полина Ивановна, которой, в общем-то, все это уже не было нужно. Но внутри дома все было чисто и аккуратно, как раньше.
Завтра должны были подъехать Полина Ивановна с Катей. А сегодня они с Машей были одни. Аркадий загнал "Волгу" в гараж, попил на веранде кофе и решил побродить по осенним аллеям поселка. На душе было спокойно, славно от того, что у него впереди отпуск, что переезд в Москву, наконец-то, состоялся... На той неделе надо будет ехать устраивать Катю в школу, в одиннадцатый класс... Но эти два дня полностью в их распоряжении...
Маша осталась дома разобрать вещи, приготовить что-нибудь к обеду. Аркадий шел по сентябрьской аллее, залитой солнцем, дышал ядреным лесным воздухом, глядел по сторонам и наслаждался бездельем, как вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд. Навстречу ему шел мужчина лет тридцати пяти. Аркадий поначалу не обратил на него ни малейшего внимания, но буквально наткнулся на этот неприязненный, колючий взгляд, как на неожиданно возникшее препятствие.
Среднего роста, невзрачный, белесый, неряшливо одетый, расширив глаза, глядел он на Аркадия, сначала удивленно, изучающе, оценивающе, потом - с какой-то злобной усмешкой. Аркадию стало не по себе. Мужчина даже приостановился и продолжал смотреть на Аркадия в упор, удивленно и презрительно.
- Вам, собственно говоря, что угодно? - в старомодной манере, холодным голосом произнес Аркадий. - Не слишком ли много внимания вы мне оказываете?
- Да нет, нет, - засепетил мужчина, впрочем нимало не смутившись словами и тоном Аркадия. - Совсем не много. Вы вполне заслуживаете. Та-а-акой человек, дайте уж мне поглядеть на вас.
Аркадий терпеть не мог таких водянистых глазенок с хитрецой, непонятно над кем подсмеивающихся. Он не понимал и боялся подобных взглядов. Человек с такими глазами мог сделать все, что угодно - расцеловать или, например, шарахнуть топором по голове. Он пожал плечами и, не желая ввязываться в скверную историю, зашагал восвояси. "Сумасшедший какой-то, или пьяный. Хотя, на пьяного не похож. И водкой не пахнет. Больной, наверное."
Он непроизвольно, словно подчиняясь чьей-то воле, оглянулся, чувствуя на своей спине напряженный взгляд. Прохожий так и продолжал стоять на месте, покусывая палец, сосредоточенно о чем-то размышляя, словно ему пришла в голову какая-то паскудная мысль. Не понравился Аркадию этот прохожий. Он и сам не понимал, почему, но очень не понравилась.
