Предводительствовал тот самый амбал с рассеченной переносицей и мосластыми пальцами - "шестерка" "смотрящего".
- Ну красавчик-мусорок - сам штаны снимешь или помочь? - с усмешкой, придававшей его лицу зверское выражение, спросил он, неторопливо, уверенно подходя ближе: - Сперва твой вонючий садильник вскроем, потом на клык вялого дадим. Хряпнешь, "скрипочка"...
Стиснув зубы, Саша промолчал.
- Давай, давай к нам, моя хорошая, давай, моя цыпа-рыба, давай, мой батончик, приласкаем тебя, понежим, приголубим, - коротко хохотнул стоявший за его спиной - невысокий, пожилой, с вытатуированным между пальцами пауком в паутинке - он демонстративно расстегнул пуговицу ширинки, - трубы тебе прочистим, целяк фуфлыжный сломаем. Девственность она ведь тоже излечима. А я на тебя давно глаз положил! Не бойся, это не больно, тебе понравится!
Еще со школьных курганских времен, когда в бестолковой кровавой свалке сходились класс на класс, район на район, Солоник мог один выстоять против целой кодлы. Главное - заставить противников хоть чуть-чуть расслабиться, утратить бдительность, а уж потом, выбрав пахана, постараться в короткое время отключить его. Кодла на то и кодла, как и стадо животных, сильна прежде всего своим единством - до первого оступившегося, до первой трещины...
- Ну что же ты, петушила? - физиономия третьего, маленького, чернявого, с низким лбом, расплылась в щербатой улыбке. - Тебя ведь предупреждали. Надо было "копченую балдоху" подмыть, надо было мыло душистое да полотенце пушистое приготовить...
Саша шагнул вперед, прищурился... Короткий, почти без замаха удар - и амбал с рассеченной переносицей, словно мяч, отлетел на несколько метров. Блатные, явно не ожидавшие такой борзости от кандидата в "акробаты", слегка опешили, но спустя мгновение, взорвавшись жутким матом, накинулись на наглеца. Он был один, а их много - "синие" лезли вперед, мешая друг другу, и это давало пусть маленькое, но преимущество.
Первый удар он пропустил - удар был нанесен подло, сбоку, и Саша тут же почувствовал, как из глубоко рассеченной брови потекло густое, теплое и липкое. Зато спустя секунду он, сориентировавшись, ответил обидчику тому самому щербатому, низколобому, только что обозвавшего его петушилой. Удар локтем пришелся точно в рот - послышался отвратительный хруст сломанных зубов, и противник завыл от боли.
Тем временем амбал - шестерка", поднявшись с цементного пола, сделал какое-то незаметное движение - спустя мгновение в руках его оказалась заточка. Солоник среагировал мгновенно - пригнулся, перехватил руку, вывернул ее и тут же резко потянул наверх до упора - амбал низко завыл, и заточенный прут с противным металлическим звуком свалился на пол. Сзади набросился кто-то невидимый, но очень цепкий. Его грабки тянулись к горлу, к кадыку - казалось, еще мгновение, и хрустнет под пальцами. Солоника спас его маленький рост - он резко пригнулся, сбрасывая нападавшего, и тот свалился ему под ноги. Удар ногой в промежность - и враг, ойкнув, сразу обмяк.
- Еп-ти!.. - истошно закричал кто-то, - братва, "акробаты" наших бьют!..
Еще один удар - на этот раз в кадык, и кричавший тут же захлебнулся.
Какой-то невысокий, белесый, с выцветшими бровями и красным слюнявым ртом бросился на него в ударе, но после ответного выпада кулаком в ухо, потеряв ориентацию в пространстве, головой вышиб дверь хозблока.
И тут удары посыпались на Сашу один за другим. Били всем - кулаками, локтями, прохорями-говнодавами и еще чем-то тупым, тяжелым - чем именно, он так и не сумел рассмотреть.
Тело делалось непривычно тяжелым, непослушным, каким-то чужим - он уже не мог отвечать на беспорядочные удары. Страшные, наглые рожи скалились перед ним, сливаясь в одну, и трехэтажный мат вперемежку с блатной феней пузырился на грязных ртах с фиксами.
Но он отвечал - бил, бил, бил, ставил блоки, уворачивался, пригибался и вновь бил - пока хватало сил.
Уже валялся на холодном цементе пола в луже темной, как деготь, крови тот самый обладатель татуировки-паука; уже нелепо корчился у стены, вытирая разбитый рот, тот самый низколобый, с щербатыми зубами; уже не подавал никаких признаков жизни амбал - шестерка", первым доставший острую заточку...
Но и Саше приходилось несладко: удары становились все ощутимей и болезненней, реакция тормозилась, и он не в силах был отвечать на каждый удар. Понимая, что солнце ему не светит, Солоник изменил тактику: выбрав изо всей татуированной кодлы одного, самого мощного и агрессивного противника, метелил его, стараясь не обращать внимания на боль...
Но как можно не обращать внимания? Ему нанесли удар в голову чем-то тяжелым - перед глазами поплыли огромные фиолетовые круги, и он словно бы провалился в черную компостную яму...
Солоник не помнил, что было дальше, не помнил, сколько времени прошло с того момента, когда он, получив страшной силы удар в темя, отключился: час, два, сутки или целая вечность?!
Саша с трудом разлепил набухшие кровью веки. Белый потолок в причудливой паутине тонких трещин, зарешеченные окна с занавесочками, ровные ряды кроватей с серыми казенными одеялами, под которыми угадывались контуры человеческих тел, капельница на штативе, какое-то худое незнакомое лицо, склонившееся над ним...
- Очнулся-таки...
Голос принадлежал этому самому незнакомцу, но доносился глухо, словно из-под земли или сквозь толщу воды.
Сквозь распухшие губы, Саша прохрипел что-то невнятное.
- Другой бы на твоем месте после такого в ящик сыграл, а ты, смотрю, - выжил. Живучий, - в голосе говорившего звучало скрытое восхищение. Ничего, теперь будешь жить.
- Т-ты... к-к-к... - шевеля непослушными губами спросил больной.
- Врач я твой, "лепила". Такой же арестант, как и ты, только не на общих работах, а тут срок мотаю, - Солоник пытался еще что-то спросить, но слова выходили невнятными, и опытный "лепила", угадав смысл вопроса лишь по едва заметному движению губ, продолжил: - Семнадцать швов тебе на голову наложили. Плюс сотрясение мозга и обширные гематомы. Другой бы загнулся на хрен, а ты...
Несомненно, зоновский врач был донельзя поражен произошедшим.
Саша не смог ничего ответить - что-то тяжелое и теплое мягко, но неотвратимо придавило его сверху, и он, расслабившись и забыв обо всем на свете, погрузился в спасительный сон...
Пациент "креста" по-настоящему пришел в себя лишь через неделю. Голова по-прежнему болела, тело ломило от ссадин, ушибов и подживающих гематом, расшатанные зубы не позволяли есть ничего, кроме жидкой каши.
Он знал: блатные не оставят его и тут. Уж если "синие" держат на зоне масть, то они сумеют достать его и на "больничке", и никто - ни режим, ни охрана, ни сам министр МВД не сможет им в этом помешать.
Саша готовился к худшему: он понимал, что теперь, после всего случившегося, его не будут пытаться опускать. Скорее всего просто прирежут, вероятно, ночью, когда все спят.
Однако этого почему-то не произошло: чтото у них разладилось. И спустя несколько дней выяснил - что именно.
Один из недавних врагов, лежавший после драки в хозблоке тут же, "стремящийся" (мужик в авторитете, не блатной, но желающий таковым стать), почувствовав к недавнему противнику невольное уважение, рассказал: уже после того как он, Солоник, окровавленный, потерял сознание, блатные не посмели к нему подойти - думали, он прикидывается, и первый, кто занесет над ним заточку, немедленно поплатится жизнью. А потом, как водится, с запозданием, прибежали контролеры, кум, начальник отряда. Дело, естественно, дошло и до "хозяина", и до блатного синклита, который в свое время и определил Корзубого "смотрящим".
И если со стороны начальника отряда санкций против зачинщиков инцидента не последовало, то блатной мир проявил несомненную принципиальность: на первом же сходняке Корзубого со "смотрящих" убрали.
- Офоршмачился Корзубый, - глядя на этого невысокого жилистого человека, едва не отправившего его на тот свет, продолжал "стремящийся". Получается, что вся кодла одного зяблика не то что завалить - отпетушить не смогла. Они - "синие", зону держат, а ты - мусор, хотя и бывший... Да еще по "мохнатке" сюда залетел. Получилось, что не они тебя опустили, а ты - их. Так что лечись спокойно - пока паханы нового "смотрящего" не определят, тебя трогать не будут.
Было очевидно - из этой истории он вышел победителем. Впрочем, радоваться было рано: блатные, которые держат почти на всех зонах масть, рано или поздно завалят его - вопрос лишь во времени. Это был как раз тот случай, когда победитель не получает ничего...
Спустя два месяца, когда Солоник, окончательно оклемавшись, выписался в отряд и вошел в зону, он понял, что не ошибся: местное начальство решило перевести его в другое ИТУ, в Ульяновскую "восьмерку". Несомненно, это было выгодно и "хозяину", который не хотел грядущих неприятностей на вверенном ему исправительно-трудовом учреждении и, как следствие, высоких проверяющих комиссий из ГУИТУ, и новому "смотрящему", который совершенно не желал офоршмачиться так же, как и его предшественник. Редкий случай, но интересы непримиримых врагов - мусоров и блатных - полностью совпали.
