СЕНЮШКИН. Послушай, паренек, поджог дома, убийство учителя, нападение на работника милиции…
Я. Зикен, вы попали в серьезную ситуацию. Или вы преступник, или из вас хотят сделать подставную фигуру. Кстати, чем было вызвано нападение на меня? Тем, что мы занимаемся расследованием поджога или вашей ревностью к Мендыгуль Оразбаевой?
Он молчит. У него крупная, красивой формы голова. Прямой нос, узкое, нервное лицо, стремительный разлет бровей и четко очерченные полные губы. Красивый парень — первенец Зинаиды Гавриловны Хромовой и Халила Бейсеева, павшего в боях за Сталинград…
Зикен поднимает голову, быстрым движением поправляет черную прядь волос, сбившуюся на лоб. На мгновение перед моими глазами встает лицо дворника из дома Галицкой, а в голову приходит вопрос, который мы не обговаривали с Сенюшкиным. Я спрашиваю Зикена, был ли он в моем городе.
— Был, — тихо отвечает Бейсеев.
— А четвертого июля вам сразу удалось найти улицу Панфилова? Дом номер двадцать?..
Он бледнеет, на лбу выступает маленькая капелька пота и начинает медленно катиться к носу.
— Значит, в двенадцатую квартиру, в квартиру Галицкой, вы не рискнули подняться? — продолжаю я, не спуская с него глаз — Решили просто потолкаться среди старушек? Или перед вами поставили какую-нибудь другую задачу? Кто поставил?!
Перехватываю недоумевающий взгляд Сенюшкина. Чаще всего, когда говорят об интуиции работников уголовного розыска, это вызывает ироническую усмешечку.
А она ведь существует, интуиция, и порой срабатывает.
— Почему же вы меня раньше не арестовали? — Он всхлипнул.
Это уже почти признание.
— Кто убил Галицкую и Клычева? Вы?
— Что вы!.. Я все скажу… Все, что знаю..
— Хорошо. Успокойтесь. Давайте по порядку. Кто сегодня с вами был в ресторане “Весна”?
— Ковальчук… Федор…
— И он же был с вами в парке?
— Да.
— И дом Клычева он поджигал?
— Не знаю!.. Наверное… Да…
— Его адрес?
— Улица Молодежная, восемь, квартира четыре…
Он называет еще четыре адреса, где может быть в настоящий момент Федор Ковальчук, адреса его приятелей и приятельниц. Ни по одному адресу Ковальчука нет: проверку сделали мгновенно. Вокзал и аэропорт были перекрыты, посты ГАИ оповещены. Судя по всему, Ковальчук все-таки решил исчезнуть из города, если уже не исчез. Утром станет яснее. Мы проводим обыски в доме Зикена и в квартире Ковальчука. У Ковальчука в письменном столе обнаружено незначительное количество наркотика — гашиша.
Очень любопытно!
Раннее утро. Небольшой аэропорт. Уже ушли два полупустых самолета, но я терпеливо жду. А что мне еще остается делать? Только надеяться: быть может, Ковальчук все-таки по каким-то причинам не успел выбраться из Салтановска. Если он вообще решил уехать, а не отлежаться “на дне”… Слишком много в нашей работе “если…”, “быть может…”, “в том случае…”.
Третий — и последний сегодня — рейс на Дарьинск. Он наиболее заполненный. Ну, слава тебе! Вот и “мы”… Кассир показала глазами на молодого человека, только что купившего билет. Собственно, эта немудреная “сигнализация” и не нужна была. Мы бы его и так не прозевали, лишь бы он сам решился улететь либо уехать из города. У всех предупрежденных сотрудников милиции — размноженные фотографии Ковальчука.
Вот он идет мне навстречу — здоровый, плечистый. Смотрит злобно: узнал и все понял, конечно. Тем более, что около него — впритирку — двое наших сотрудников.
Наверное, он посчитал, что мы будем ждать его на двух первых рейсах, а потом решим, что он уже ускользнул…
Впрочем, у меня нет ни малейшего желания гадать, о чем он думал, когда рискнул улететь дарьинским рейсом.
Ну что ж, сведем их вместе с Зикеном. Может, что-нибудь выясним сразу, по горячим следам, во время “свидания”. Я не ошибся в своих предположениях…
Через несколько часов, закончив все формальности, я готовлюсь к отъезду.
Да, пора уезжать. Прощаясь, мы обнимаемся с Мишей Сенюшкиным.
— Ты вроде бы еще пару килограммов сбавил в весе! — говорю я ему.
— Приезжай почаще, изящным стану, — отвечает он.
Откровенно говоря, нам грустно расставаться.
Коля Турин занимает мое место — в качестве пассажира. Рука у него добротно упакована. Я разворачиваю “газик” и медленно выезжаю из ворот Салтановского горотдела внутренних дел.
Позади остается почтовое отделение А–88. Можно, конечно, забежать на несколько минут туда, где за окошком “Заказная корреспонденция” сидит девушка по имени Мендыгуль, и сказать ей на прощание что-нибудь шутливое или… серьезное., Нет, серьезного мне нечего ей сказать, а шутить почему-то тоже не хочется. Наверное, можно просто попрощаться. Но я не делаю этого. Я мимолетно, но довольно шумно вошел в ее жизнь — с хрипом драки и ранением человека, с арестом парня, который из-за нее натворил кучу глупостей. Ну, а что касается моего отношения к ней?.. Да, да, все правильно, нет никакого отношения…
А вот здесь я, пожалуй, остановлю машину.
— Коля, я на несколько минут покину вас.
Я застаю их дома обоих. Увидев меня, Ангелина Федоровна бледнеет, а Пономарев медленно встает с дивана.
Черт возьми, а зачем я пришел к ним? Я вовсе не убежден, что им хочется видеть меня. Мое вторжение в их жизнь ничего радостного не принесло этой чете.
Впрочем, как знать?..
— Вот, — говорю я, — проезжал мимо и решил зайти. Я сегодня уезжаю. От души желаю вам счастья.
Господи, неужели я становлюсь сентиментальным? Я вижу, как кровь медленно приливает к щекам Ангелины Федоровны.
Пономарев протягивает мне руку. Ого, вот это пожатие!..
Около телефона-автомата я снова торможу.
К сожалению, Барманкулова в редакции нет. Его вызвали в горком партии.
— А что передать Хайрулле Жакеновичу, когда он вернется? — строго спрашивает женский голос.
— Передайте, что звонил Шигарев и велел кланяться…
Прощай, Салтановск!..
Зикена Бейсеева и Федора Ковальчука доставят в наш город под конвоем, поездом…
На повторном допросе Зикен Бейсеев сказал, что в ночь пожара в машине, кроме Ковальчука, сидел еще третий человек, которого Ковальчук назвал “Махмуд-ака”. Махмуд-ака… Зикен его не знает и до этого никогда не видел. Приезжий? Возможно… Тем более, что в ту ночь Зикен отвез его прямо на вокзал!
Ковальчук вообще отказался что-либо говорить — и о себе и об этом третьем.
Имею право подбить итоги. Пусть даже не окончательные.
Что известно? Клычева убили. Пономаревы ни при чем. Клычев знал Галицкую. Галицкую в Салтановске никто не видел и не знал. Никто — разумеется, условно. Во-первых, потому что я не имел возможности опросить весь Салтановск. И, во-вторых, Ангелина Федоровна Пономарева видела Галицкую — правда, не саму, а лишь ее фотографию — в альбоме Клычева. Видела фотографию, но ничего не знает о ней и фамилию “Галицкая” никогда не слышала. Как попали к Галицкой две газеты “Маяк” — остается пока загадкой. И все же я, кажется, выполнил свою главную задачу: вместе с ребятами Миши Сенюшкина нашел двух людей, которые непосредственно замешаны в убийстве Клычева и, по всей вероятности, в убийстве Галицкой.
Но, увы, неизвестного гораздо больше, чем известного. Кто передал Галицкой два экземпляра салтановской газеты “Маяк”? Почему погибли Клычев и Галицкая? Кто такой “Симаков” и где он скрывается? Кто такой “Махмуд-ака” и какова его роль в этом деле?..
Расследование продолжается…
…Я пришел в управление рано. Дежурный сказал мне, что Кирилл Борисович просил сразу же зайти к нему в кабинет. Полковник и Минхан Абугазин, как оказалось, уже прибыли и вызвали на допрос доставленных ночью Зикена Бейсеева и Федора Ковальчука. Я вошел в кабинет и бодро произнес:
— Здравия желаю!
— Садитесь, товарищ капитан, — официально пригласил Полковник.
Минхан при моем появлении чуть заметно улыбнулся одними глазами. А вот Зикен Бейсеев и Федор Ковальчук вовсе проигнорировали мое появление, даже головы не подняли.
— Продолжим, — сказал Полковник. — Значит, вы, гражданин Ковальчук, находясь на очной ставке с Зикеном Бейсеевым, не хотите отвечать на наши вопросы? Я правильно вас понял?
— Я вообще не хочу отвечать ни на какие вопросы! — нахально ответил Ковальчук, приглаживая рукой свою рыжую шевелюру. — Желаю сделать заявление!..
Он мне в этот момент представился похожим на дореволюционного купчика, во всяком случае, какими обычно показывают их в кино: лицо сытое, пышные рыжие волосы разделил пробор, не хватает только жилета под пиджаком.
— Заявление? — переспросил Полковник и взглянул на Минхана. — Вы не возражаете, Минхан Ергалиевич?
— Пожалуйста, — усмехнулся Абугазин.
Ковальчук встал, одернул пиджак и произнес:
