Ознакомительная версия.
Конечно, ты сейчас думаешь, что эти бумажки – ерунда, те дела забыты и похоронены. Но видишь ли, Ильюша, для полиции, может, они и не интересны, а вот наша четвертая власть любит покопаться в чужом грязном белье. Особенно если у нее есть заказ.
Если ты не знаешь, то Людка Вязельская у нас на ниве журналистики пашет. И в благодарность за мое хорошее к ней отношение написала статейку, вот почитай. В «Финансовом вестнике» ее, конечно, вряд ли опубликуют, но вот в какой-нибудь «Желтухе» – с радостью.
Хочешь стать знаменитым?
Что-то мне подсказывает, что нет.
Ильюшка, ты сейчас злишься, но подумай сам: каждый выживает, как умеет.
Как надумаешь – звони.
Номер телефона Генка написал на обороте.
Илья прочел письмо еще раз.
Перевернул бумаги.
И вытащил лист, который выделялся среди прочих яркою белизной. Людка, значит… Людку он помнил распрекрасно, она с девятого класса с Генкой за ручку гуляла.
В рот ему смотрела.
И выходит, ничего не изменилось. А вот статейка получилась грязной. Настолько грязной, что Илья не выдержал, выматерился громко и с душой, хорошо, в квартире был один. И ведь главное, написано так, что не подкопаешься.
Его и вправду задержали за торговлю наркотиками.
А потом отпустили.
Только меж строк читалось, что не только за сотрудничество, но и за то, что доходами своими Илья поделился с правильными людьми. Людка, следовало признать, умела напустить тумана. Ни одного прямого обвинения, а меж строк все читается прекрасно. Просто-таки жизненная история мальчика, который на наркотиках бизнес свой построил, а теперь живет себе, притворяется порядочным человеком.
Следовало признать, что статейка эта попортила бы Илье крови.
Нет, бизнес не рухнул бы.
И партнеры, люди здравомыслящие, не разбежались бы в ужасе, чай, не трепетные барышни… и все-таки хватило бы что слухов, что сплетен. Там, возможно, и до проверок дошло бы… а это – отдельная песня… Нервы свои Илья берег.
Настолько ли берег, чтобы заплатить Генке?
И как быть теперь, с его смертью?
Сунет Людка свою статейку в печать? Или же предпочтет сделать вид, будто и не было ее… На похороны, видно, придется пойти. Хотя бы затем, чтобы с Людкой поговорить.
Стоило принять решение, и полегчало.
Илья еще раз перебрал бумажки, находя какое-то особое удовольствие в том, чтобы сложить их по датам. Заодно уж нашел пару старых снимков, меж листами затесавшихся.
На первом – он с Генкой. Стоят в обнимку, улыбаются.
На втором – Генка, Людка и Вера, которой в этой компании весьма неудобно. Она и стоит в стороночке, улыбаясь застенчиво, будто извиняется, что вообще попала в кадр.
На третьем – вообще стена какая-то… и картина.
Знакомая такая картина.
Женщина в коляске. И этот снимок, сделанный, в отличие от других, недавно, разительно отличается от прочих. Он яркий. Слишком уж яркий.
Обои в бело-зеленую полоску.
Подоконник с графином. Картина, которая смотрится мрачным черным пятном. Нет, если приглядеться, то видна она в деталях, и надменность на лице женщины, и усталость какая-то…
На обороте же значилось:
«Это чтобы ты понял, что она и вправду существует».
Существует.
Пускай себе. Картина эта Илье без надобности. Ему бы решить, что с остальным делать. Для начала, само собой, нужно позвонить Таньке…
Или не ей?
Номер Веры он сохранил. Трубку она взяла почти сразу.
– Доброе утро, – сказал Илья, разглядывая старый снимок, тот, где Генка стоял с Людочкой и Верой. – Не разбудил?
– Доброе. Я уже встала.
– Хорошо… Это Илья…
– Я узнала.
– Вера, ты… на похороны Гены собираешься?
– Да.
– А где и когда они состоятся, случайно, не знаешь?
– Знаю, – спокойно ответила Вера. – Завтра. В одиннадцать. Сбор у Генкиной квартиры, оттуда уже поедем все вместе на кладбище. Ну и поминки, само собой. А ты…
– Придется, пожалуй, заглянуть.
– Ясно.
Ничего-то ей ясно не было.
– Скажи. – Вопрос возник стихийно. – А тебе Генка писем никаких не присылал?
Вера вздохнула.
Замолчала. И молчание это длилось и длилось, Илья даже испугался, что она положит трубку, но Вера отозвалась:
– Он и тебя шантажировал?
Надо же… выходит, угадал.
Вот только радости по этому поводу Илья не испытывал совершенно.
– А тебя…
– При встрече, ладно? – Голос Веры сделался выше, и нервозность в нем чувствовалась ясно. – Я… не люблю вспоминать ту историю.
– Понимаю.
– Но… наверное, в свете последних событий, придется…
– Наверное, – согласился Илья.
– Тогда…
– До встречи.
– Конечно. Завтра. В одиннадцать. Ты адрес…
– Помню прекрасно.
– А цветы ему покупать я не стану, – сказала Вера и отключилась.
Вот ведь.
Похороны никогда не относились к числу мероприятий, от участия в которых Илья получал бы удовольствие, что было, в общем-то, логично.
И, стоя на кладбище, он вдруг ясно вспомнил другие.
Московские.
Мама с отцом. Два гроба. Толпа людей, не столько сочувствующих, сколько преисполненных нездорового любопытства. Они шептались, но громко, а порой и вовсе говорили в голос, свято уверенные, что Илья слишком молод, чтобы понять, о чем идет речь.
…Такие молодые…
…Не повезло…
Не было невезения, но был пьяный водитель, который не справился с управлением и въехал в автобусную остановку. А там мама с папой стояли. На рынок собирались ехать…
– Поплачь, – сухо велела тетка, и эти ее слова, прозвучавшие едва ли не приказом, лишь заставили Илью стиснуть зубы. Не будет он плакать.
– Станет легче, – пояснила тетка и отвернулась.
В черном платье, несколько мешковатом, но все же красивом, слишком красивом для траурного наряда, она выглядела чужой тому месту.
Главное, что сама не плакала… рыдали мамины подруги. И соседки. И еще какая-то дальняя родня, которую пригласили, потому как не позвать было нельзя. А Илья их никогда-то не видел и видеть не хотел. Он ускользал от объятий и разговоров, он вообще желал одного – чтобы его оставили в покое.
Несбыточная мечта.
…Вот посмотришь, сдаст она мальца в детдом и квартиру себе приберет…
Люди тетку не одобряли. Осматривали, ощупывали взглядами, и не укрылось от них, настороженных и любопытных, ни платье ее красивое, ни черная вязаная шаль, ни туфли на каблуке.
Разве женщине в сорок лет положено носить туфли на каблуке?
Все сходились на том, что тетка – неподходящая кандидатура для опеки над Ильей. И дальние родственники оживились. Какая-то женщина, пахнущая котлетами, принялась хлопотать и присюсюкивать, что Ильюшечка от горя совсем с лица спал, и не ест, и не спит.
А мальчику нужно питаться правильно.
Другая, тоже полнотелая, одышливая, вторила ей… Что-то там такое, о лагере летнем, о путевке…
А тетка молчала.
Потом уже, после поминок, когда водка развязала языки, те женщины окружили Илью, зажали между собой и в голос принялись спорить, с кем ему будет лучше. Спор распалял их, и про Илью они как-то даже забыли, что позволило ему ускользнуть.
Тетка нашла его в холле.
– Сбежать решил? – поинтересовалась она и закурила.
– Нет, – соврал Илья, который как раз раздумывал о побеге. Останавливала лишь мысль, что бежать ему некуда.
– Если хочешь остаться с ними, я не буду возражать. – Тетка курила и пепел стряхивала в вазон.
– Нет.
Илья не знал, почему сама мысль о том, чтобы жить с одной из тех пышных и не в меру заботливых женщин, была ему неприятна.
– Умный мальчик. Тогда послезавтра мы уедем.
– Нет.
– Илья. – Она не сюсюкала и не пыталась погладить Илью по голове. – Послушай. В твоей жизни произошла трагедия. Не каждый взрослый человек способен пережить подобную. Мне жаль, что все получилось именно так…
Утешать она тоже не умела.
– Твои родители умерли. Но ты жив. И жить тебе придется… Если, конечно, ты не собираешься совершить какую-нибудь глупость?
– Какую? – Про глупость Илья не понял, а тетка усмехнулась и сказала:
– Значит, не собираешься. Хорошо. Мне некогда возиться с истеричными подростками. Поэтому послушай. Остаться одному тебе не позволят. Вариантов есть несколько. Первый – детский дом. Уверяю, тебе там точно не понравится.
Илья дернул плечом: он не собирался вот так признавать теткину правоту. Но детский дом…
– Второй – над тобой оформят опеку Галя или Люда. В целом, они довольно неплохие женщины, хотя… Илья, буду откровенна. Им нужен не ты, а твоя квартира. Возможность переселиться в Москву на законных основаниях.
Она опять замолчала, позволяя обдумать.
– Третий вариант. Я забираю тебя с собой. Твоя квартира мне не нужна, у меня собственная имеется. Переселяться в Москву я тоже не собираюсь. Мне нравятся моя жизнь и моя работа. Да, с твоим появлением кое-что изменится, но я надеюсь, что эти перемены не будут глобальны. Я… знаешь ли, не привыкла возиться с детьми.
Ознакомительная версия.
