Ознакомительная версия.
Лариса внезапно расплакалась. Из ее сбивчивого рассказа, перемежаемого горестными всхлипываниями и икотой, Елизавете удалось узнать некоторые детали злополучного вечера.
Не смирившись с тем, что их семейный союз дал глубокую трещину и развалился, оставив после себя только горстку не самых приятных воспоминаний, Лариса с присущей, пожалуй, только женщинам слепой верой в чудо решила сделать еще одну попытку к сближению. Благо случай был подходящий — ее день рождения. Интеллигент Климов не мог отделаться от нее отговорками и пустыми обещаниями. Воспитание не позволяло. Он, конечно, пришел. Лариса расстаралась на славу. Заказала столик в ресторане, именинный пирог. На себя не пожалела ни средств, ни времени: была обворожительна и нарядна. Но бывший супруг ее красоты не оценил. Молчал, словно на похоронах, к еде почти не притронулся. Когда принесли торт со свечами и все официанты, выстроившись в ряд, пропели именинное поздравление, он даже не улыбнулся, скупо поздравил супругу, клюнул в щеку. А когда Ларочка попыталась закинуть удочки относительно их дальнейшего времяпрепровождения, намекая, конечно, на страстную ночь, неблагодарный муж вспылил и, обозвав жену злобной Горгоной, собрался домой. Стоит ли рассказывать, что именинный пирог закончил свой путь бесславно — на физиономии и на коленках бывшего Ромео.
— У меня даже карточка осталась. Сейчас покажу…
С этими словами Лариса полезла куда-то на полки и, перевернув не одну кипу старых журналов и газет, выудила наконец дешевенький альбом с фотографиями. Вынув одну из них, она передала ее Лизе.
Дубровская внимательно рассматривала снимок. Лариса с модной прической и вечерним макияжем действительно выглядела бесподобно. Но Елизавету поразил Климов. То, что это был он, она не сомневалась — то же лицо, волосы, те же музыкальные нервные пальцы. Но насколько различным на фотографии и в жизни было выражение его лица, оставалось лишь удивляться. Дубровская беседовала с человеком, сломленным обстоятельствами, дрожащим и напуганным, нуждающимся в помощи. На снимке был совершенно другой мужчина — волевой, уверенный в себе. Даже взгляд серых глаз, осененных пушистыми ресницами, смиренный и какой-то детский у обвиняемого Климова, на фото казался колючим и стальным. «Что с людьми делает тюрьма!» — невольно вздохнула Елизавета.
Злосчастный торт, переливаясь свечками, еще нетронутый стоял перед бывшими супругами. Витиеватая надпись сбоку гласила: «12 июня. Ресторан „Зеленый попугай“.»
Все сходилось. Дубровская уже чувствовала лихорадочное возбуждение — верный признак того, что поиски ведут ее по верному следу. Да, кстати, нужно узнать время. То, что Климов праздновал день рождения жены в ресторане, еще ничего не значит для следственных органов. По железной логике обвинения он мог поесть, заплатить по счету, а затем отправиться на поиски жертвы. Дай бог, чтобы время смерти несчастной Марии Воронцовой было установлено экспертом более или менее точно. В том случае, если временной промежуток достаточно велик, обосновать алиби будет не так-то просто.
— На часы я не смотрела, — фыркнула Лариса. — Да и не до этого было. Вечер был, это точно.
Нет, такой ответ не подойдет. Придется ехать в ресторан самой и пытаться хоть что-нибудь узнать. Однако это будет сделать не просто. Кто вспомнит события прошлого лета, разве что зацепкой станет торт на костюме бедняги Климова. Наверняка подобное происходит не каждый вечер. Хотя как знать…
— «Зеленый попугай»? — переспросила Лариса. — Неудивительно, что вы не знаете. Этот ресторан находится не в нашем городе…
Вот удача так удача! Соседний город, крупнейший федеральный центр, находится от них на расстоянии более двухсот километров. Маловероятно, чтобы Климов после неудавшейся вечеринки мчался на все парусах домой только для того, чтобы задушить несчастную Воронцову. Легче было оторваться на собственной жене, коли уж так приспичило.
— А как вы оказались там? Праздновать день рождения в соседнем городе, конечно, можно. Это даже романтично. Но, насколько я понимаю, ваши отношения с Климовым были далеки от идеальных.
— Верно говоришь, — мотнула головой Лариса. — Нет романтики, это факт! Мы долго жили в том городе: окончили школу и институт, женились, развелись. Вот после этого злосчастного развода его папаша (скажу по секрету, редкая сволочь!) купил мне квартиру здесь. Думал, что сможет таким образом оградить сыночка от моего тлетворного влияния. Однако ничего у него не вышло! Я, конечно, убралась восвояси, но и у Алексея в скором времени вся жизнь наперекосяк пошла. Бросил он престижную работу, продал квартиру и рванул от родного отца, сверкая пятками. Снял квартиру в этом городе, но жизнь начать с нового листа так и не успел — арестовали его. Вот такая история, а ведь начиналось все так красиво! Эх…
Лариса роняла слезы в хрустальный бокал, а Лиза, нетерпеливо ерзая на месте, думала, как потактичнее навести рыдающую собеседницу на события десятого января. Вострецов рассказывал ей что-то о принципе «нитка — иголка». Как она поняла, железобетонное обвинение по одному из трех взаимосвязанных между собой эпизодов автоматически влечет за собой обвинение по остальным двум. Стало быть, оправдание по эпизоду Воронцовой ведет к оправданию по эпизодам убийства Кац и свеженькой Самохиной. Свое дело Лиза сделала, но неплохо бы заручиться еще одним алиби, и тогда — дело в шляпе! Два оправдательных эпизода против одного, и то весьма сомнительного. Представив, как жалко будет выглядеть рыжий Вострецов в минуты ее триумфа, Дубровская чуть было не хрюкнула от восторга.
— Десятого января этого года он лежал в больнице, — сообщила ей Лариса, отправляя в рот очередную порцию коньяка. — Автомобильная авария. Весь в гипсе. Поверь, о бабах он мог думать тогда в последнюю очередь…
Выяснив, что больница расположена в том же городе, что и «Зеленый попугай», Елизавета едва не подпрыгивала от радости. Оставалось немногое, точнее, масса работы, но приятной и несложной: посетить ресторан и больницу, расспросить и записать показания свидетелей; подкрепить полученные сведения медицинскими документами и всевозможными справками; заявить ходатайство следователю и высыпать ему на голову весь полученный материал, а также заручиться поддержкой Ларисы Климовой.
С последним возникли проблемы.
— Вот вам, — сказала бывшая жена арестанта, продемонстрировав Лизе кукиш. — Я вам помогать не буду. Поздно спохватились. И в суде, и перед следователем ничего подтверждать не собираюсь.
Она встала и, нетвердой походкой проследовав к шкафу, сунула заветную фотографию в пыльную кипу несвежей прессы.
— Но как же так… — Елизавета не знала, что и предпринять. — Зачем же вы тогда мне это все рассказали?
— Зачем? — Брови красавицы хищно изогнулись. — Посмеяться хотела. Вот теперь вы все знаете. Только что вы будете делать, а?
— Я даю тебе на сборы десять минут! — предупредил Андрей. — Успеешь?
Десять минут?! Но что можно сделать за это время? Разве что подобрать помаду под цвет одежды…
— Мы куда-то идем? — замерла в приятном ожидании Лиза.
— Конечно, — лучезарно улыбнулся Андрей. — Я приглашаю тебя… в цирк!
Дубровская еле сдержала стон разочарования, зато Вероника Алексеевна, ставшая случайной свидетельницей этой сцены, прыснула со смеху.
— Потрясающе! Надеюсь, молодой человек, вы принесете мне пакетик воздушной кукурузы?
Лиза стала пунцовой. Ей было неловко как за свою мать, так, впрочем, и за Андрея. Ну, во-первых, Вероника Алексеевна могла быть тактичнее и держать свои мысли при себе. А во-вторых, ее приятель… Неужели он не мог придумать ничего лучше, как пригласить подругу в цирк? Что за странная фантазия! Если учесть, что на часах еще полдень, то они имеют неплохие шансы попасть на дневное представление. Вообразив, как увлекательно будет продираться сквозь кучу детворы к своим местам, а в антракте покупать разноцветные клоунские носы на резинке, Дубровская даже зубами скрипнула от злости. Положа руку на сердце она терпеть не могла фокусников, воздушных гимнастов и прочих представителей балагана. Оставалось только радоваться, что сахарная вата не слишком обременит кошелек ухажера и он не сможет упрекнуть ее в расточительности…
— Форма одежды — футболка, джинсы, спортивная обувь, — прервал ее размышления Андрей.
Елизавета скривилась. Неужели он думает, что у нее хватит ума вырядиться в платье с декольте, а на ноги нацепить шпильки? Девушка поймала на себе иронический взгляд матери, которая как часовой заняла пост в дверном проеме, дожидаясь, чем закончится эта сцена. Всем своим видом она призывала дочь к благоразумию. Дубровская наконец решилась:
— Мне хватит и пяти минут.
Вероника Алексеевна безнадежно махнула рукой. Она не сомневалась, что ее глупая дочь зря теряет время…
Ознакомительная версия.
