- Огня, говорю, нету? - повторил парень.
- Есть огонь, - сказал Шкабров и вынул из кармана зажигалку.
Парень склонился над его сложенными трубочкой ладонями и погрузил кончик сигареты в оранжевый язычок пламени.
- Слышь, Абзац, - сказал вдруг он, не глядя на Шкаброва и продолжая усиленно работать щеками, - Хромой велел передать, что он тобой недоволен. Сказал, что уговор остается в силе, но премию он теперь будет уменьшать на два процента за каждый лишний день.
- А не много ли он на себя берет? - спросил Абзац, понимая при этом, что впустую сотрясает воздух: перед ним была шестерка, способная только с горем пополам воспроизвести кое-как заученный текст.
- Не знаю, - сказал посланец Хромого. - Мое дело - сторона. Я тут ничего не решаю. Ну, бывай здоров. Спасибо за огонек.
Он повернулся и беззвучно слился с темной стеной кустарника.
- Эй, - окликнул его Абзац, - погоди-ка! Ты как меня нашел?
Ему никто не ответил, лишь в отдалении негромко хрустнула попавшая под каблук сухая ветка да коротко прошуршали потревоженные листья.
- Оба-на! - воскликнул Абзац, глядя вслед незнакомцу. - Как говорится, "has been a hard day's night...".
Он заметил, что все еще держит в руке зажигалку, и не спеша закурил, продолжая вглядываться в темноту, лишь отчасти разжиженную слабым светом неоновых ламп. Зажигалка нагрелась и обожгла ему руку. Абзац с отчетливым щелчком опустил крышечку, гася пламя, положил зажигалку в карман брюк и двинулся домой, фальшиво насвистывая "Вечер трудного дня" и время от времени для поднятия настроения выделывая ногами танцевальные па, окончательно вышедшие из употребления в середине восьмидесятых годов.
Глава 5
"НАША СЛУЖБА И ОПАСНА, И ТРУДНА..."
Когда из репродуктора, втиснутого между стоявшей на сейфе сломанной пишущей машинкой и графином с мутноватой кипяченой водой, раздался писк сигналов точного времени, Чиж запустил руку в нагрудный карман рубашки и вынул оттуда обгрызенную половинку мускатного ореха. Он сделал это автоматически, не переставая писать, как делал ежедневно на протяжении уже полутора лет - с того самого дня, как от него ушла жена. "Изложенная выше информация, - писал Чиж, попутно откусывая от ореха приличный кусок и начиная жевать, - получена из надежных агентурных источников и подвергнута перекрестной проверке." Он скривился от терпкого вяжущего вкуса, поставил жирную точку и вздохнул. Фраза насчет перекрестной проверки была чистой воды враньем: у него не было ни времени, ни сил, ни возможностей проверять полученную от Сапсана информацию. Он просто знал, что лгать Сапсану незачем, но излагать свои соображения по этому поводу в официальном рапорте было бы, по меньшей мере, неловко.
Как только последняя крошка разжеванного мускатного ореха была с отвращением проглочена, дверь кабинета без стука распахнулась. На пороге возник подполковник Лаптев - без фуражки, но в остальном в полной форме, гладко выбритый, благоухающий неизменным "Шипром" и выглядевший лет на десять моложе своего возраста. Моложавость подполковника Лаптева не имела ничего общего с новейшими достижениями пластической хирургии, геронтологии и вообще медицины. Чиж давно заметил, что дураки старятся гораздо медленнее окружающих, и Лаптев неизменно служил наилучшим подтверждением этой доморощенной теории.
- В Москве десять часов и четыре минуты, - бодрым женским голосом произнес репродуктор.
Чиж сдержал улыбку: по Лаптеву можно было сверять часы.
- О, - сказал Лаптев своим глубоким баритоном, - что я вижу? Наш Чиж приводит в порядок документацию! Да еще и с утра пораньше! Решил начать новую жизнь?
- И рад бы в рай, да грехи не пускают, - со вздохом ответил Чиж, разминая затекшие от писанины пальцы и наблюдая за тем, как Лаптев не спеша подходит к нему.
Потом до Чижа дошло, что он, черт подери, грубо нарушает субординацию, и он неловко встал из-за стола, с протяжным скрипом отодвинув стул.
- Сиди, сиди, - благодушно пророкотал Лаптев и первым опустился на шаткий стул для посетителей.
Он, как всегда, забыл, что этот стул только и ждет случая, чтобы рассыпаться, и стул, по обыкновению, напомнил ему об этом, сделав некое волнообразное движение, которое всегда напоминало Чижу один из элементов восточного танца живота. - Ух ты, м-мать!.. - испуганно воскликнул Лаптев, хватаясь за край стола, чтобы сохранить равновесие. - Это же не стул, а мустанг какой-то! Ты когда его починишь?
- Как только, так сразу, - расплывчато пообещал Чиж, решив не ввязываться в старый спор о том, что входит, а что не входит в круг его служебных обязанностей.
- Дождешься ты, что кто-нибудь прямо у тебя в кабинете копчик сломает, - проворчал Лаптев.
Чиж заметил, что подполковник осторожно поводит носом из стороны в сторону, и опять сдержал улыбку. Собственно, смешно ему не было, но улыбка была единственной приемлемой реакцией на поведение Лаптева. Ну не драться же с ним, в самом-то деле!
Он дипломатично промолчал и, взяв со стола ручку, озабоченно почесал ею за ухом, ненавязчиво давая начальству понять, что у подчиненных тоже случаются неотложные дела.
- Что пишем? - не обратив на намек внимания, бодро поинтересовался Лаптев. Он все еще принюхивался, пытаясь определить, не пахнет ли в кабинете перегаром. - Письмо любимой женщине?
- В некотором роде, - не удержавшись, сказал Чиж. - Это рапорт на ваше имя. Можете ознакомиться.
Он протянул Лаптеву недописанный рапорт.
- Да-а? - удивленно протянул Лаптев с таким видом, словно ему предлагали прочесть первые несколько глав написанного Чижом порнографического романа и высказать свои критические замечания.
Он положил рапорт на стол, не спеша извлек из кармана архаичный пластмассовый футляр, с третьей попытки открыл его и торжественно водрузил на переносицу очки в металлической оправе. По отделу некоторое время ходили упорные слухи, что в эти очки вставлено обычное оконное стекло и что Лапоть носит их исключительно для солидности. Это была не правда: однажды Чиж, улучив момент, бросил взгляд на окружающий мир сквозь очки Лаптева и убедился в том, что линзы в очках самые настоящие. У него до сих пор болели глаза при одном воспоминании об этом эксперименте. Миф был развенчан, а Чиж получил очередную головомойку за несерьезное поведение, не соответствующее моральному облику офицера столичной милиции.
Лаптев вдумчиво прочел рапорт от начала до конца - вернее, до того места, на котором остановился Чиж. Он сдвинул очки на самый кончик носа, бросил поверх них быстрый взгляд на Чижа и, оттянув двумя пальцами нижнюю губу, щелкнул ею, как резинкой.
- Веселенькое дельце, - сказал он, снова принимаясь блуждать по коряво выведенным строчкам рапорта, словно в поисках орфографических ошибок. - И что же это, позволь поинтересоваться, за компетентные источники, из которых ты получил информацию?
Чиж промолчал. Это получилось у него довольно демонстративно, но и Лаптев был хорош. Пожалуй, подумал Чиж, наш Лапоть сегодня превзошел самого себя. Кто же задает такие вопросы? А главное, кто на них отвечает?
- Значит, - не дождавшись ответа, продолжал Лаптев, - ты хочешь убедить меня в том, что дело о нападении на машину Кондрашова можно считать закрытым? Судя по твоему рапорту, нам осталось только изловить и расколоть этого.., как его... Абзаца? Что за идиотская кличка! У него что, имени нет?
- Есть, наверное, - предположил Чиж. Украдкой он сделал глубокий выдох и проанализировал ощущения, которые возникли при этом у него во рту. Кажется, перегаром от него не разило: мускатный орех, как всегда, помог. Но кличка - это все, что мы о нем знаем на сегодняшний день. Кличка да еще тот факт, что кто-то заказал ему Кондрашова. Кстати, не пойму, чем вам не нравится его кличка. Абзац - это по существу. Знаете, как иногда говорят: абзац, мол, тебе пришел. Вот он и есть этот самый абзац.
- Судя по тому, как он управился с Кондрашовым, - проворчал Лаптев, это не Абзац, а так, любитель на уровне дворовой самодеятельности. Лично я считал и продолжаю считать, что твой Кондратов сам организовал это покушение для поднятия собственного авторитета.
Чиж пожал плечами, давая понять, что начальству виднее, но сам он остается при своем мнении. Личность депутата, ухитрившегося залезть в долги к бандитам, не вызывала у него ни сочувствия, ни симпатии, но необъяснимая ненависть Лаптева к Государственной думе вообще и к ее депутатам в частности во все времена казалась ему просто наивной провокацией, направленной на выявление среди сотрудников отдела неблагонадежных и вообще нигилистов. Можно было не сомневаться, что майор Чиж значится в списке подобных подрывных элементов под первым номером, причем с незапамятных времен. Лаптев никогда не скрывал, что считает Чижа слабым звеном в славных рядах правоохранительных органов.
Радио, стоявшее на сейфе, бормотало и гудело, как застрявший на вершине горы отец Федор после похищения колбасы у Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова. Это хриплое бормотание вдруг стало безумно раздражать Чижа, и он, привстав со стула, выдернул шнур репродуктора из розетки.
