Ознакомительная версия.
Возможно, он надиктует их своей жене Антигоне. Я познакомилась с ней незадолго до кукольного спектакля в приходском зале. Помнит ли она меня?
Мысленно я увидела, как она сидит перед печатной машинкой за кухонным столом в коттедже, обставленном с большим вкусом, выпрямившись, с идеальной осанкой, ее пальцы выжидательно зависли над кнопками. На ней серьги-кольца и шелковая блузка устрично-серого цвета.
«Флавия де Люс? — скажет она, глядя большими темными глазами на мужа. — Это ведь та очаровательная девочка, которую я видела в Святом Танкреде, дорогой?»
В уголках глаз инспектора Хьюитта появятся морщинки.
«Та самая, любовь моя, — ответит он, покачивая головой при воспоминании обо мне. — Та самая».
Мы добрались до конца моих показаний, до того, как инспектор сам приехал на место происшествия в Изгороди.
— Пока достаточно, — сказал он, захлопывая блокнот и убирая его во внутренний карман пиджака. — Я попросил сержанта Грейвса зайти попозже и взять у тебя отпечатки пальцев. Простая рутина, конечно же.
Я нахмурила брови, но в глубине души не могла сильнее обрадоваться. Детектив-сержант с ямочками, подмигиваниями и улыбками стал одним из моих любимцев в полицейском участке Хинли.
— Полагаю, они будут повсюду, — услужливо сказала я. — Мои и доктора Дарби.
«И того, кто напал на цыганку», — мог бы добавить он, но не стал. Вместо этого он поднялся и протянул мне ладонь для рукопожатия так официально, как будто мы были на королевском приеме.
— Спасибо, Флавия, — сказал он. — Ты очень помогла мне… Впрочем, как всегда.
Как всегда? Это что, колкость?
Но нет, его рукопожатие было твердым, и он взглянул мне прямо в глаза.
Боюсь, я самодовольно ухмыльнулась.
— Доггер! — сказала я. — Полиция придет, чтобы взять у меня отпечатки пальцев.
Доггер оторвался от обширного ассортимента серебряных столовых приборов, которые он полировал на кухонном столе. Секунду его взгляд был непонимающим, и затем он ответил:
— Надеюсь, они вернут вам их в целости и сохранности.
Я моргнула. Доггер пошутил? Я отчаянно понадеялась, что так оно и есть.
Доггер пережил ужаснейшие лишения на Дальнем Востоке во время войны. Теперь его разум, как иногда казалось, представлял собой безумную мешанину из поврежденных подвесных мостов, соединяющих прошлое и будущее. Если он и шутил когда-то раньше, я ни разу этого не слышала. Что ж, это может быть единичный случай.
— О! Ха-ха-ха! — Я рассмеялась слишком громко. — Очень хорошо, Доггер. Вернут мне в целости и сохранности… Я должна запомнить, чтобы пересказать миссис Мюллет.
Я вовсе не собиралась делиться этой репликой с нашей кухаркой, но подчас лесть не знает, когда остановиться.
Доггер изобразил слабую улыбку, положив одну вилку на место и взяв другую. Столовое серебро де Люсов хранилось в темном створчатом ящике, и когда его открывали, на свет являлся впечатляющий ассортимент вилок для рыбы, черпаков для пунша, старинных чайных ложек с дырочками,[16] лопаточек для извлечения костного мозга, ложек с зубчиками для лобстеров, щипцов для сахара, ножниц для винограда и лопаток для пудинга — все разложено ступеньками, словно косяк серебряных лососей, выпрыгнувших на каменную лестницу из ручья цвета виски где-то в Шотландии.
Доггер приволок этот ящик на кухонный стол для ритуальной чистки столового серебра, кажущегося бесконечным процесса, за которым я никогда не уставала наблюдать.
Миссис Мюллет любила рассказывать, как однажды, когда я была маленькой, меня нашли на столе, где я сидела и играла в куклы, которых соорудила, нацепив на семейство серебряных вилок свернутые салфетки. Их одинаковые лица — длинные носы и круглые щеки — были слегка намечены выгравированными буквами «Д» и «Л» на верхушке каждой ручки, и требовалась приличная доля воображения, чтобы их отличить одну от другой.
«Семья Мампетеров» — так я их именовала: мама Мампетер, папа Мампетер и три маленькие дочки, которых я заставляла ходить, танцевать и весело петь на столе, несмотря на наличие у них трех или четырех ног.
Я до сих пор помнила Гриндльстика, трехногого бродягу, которого я сделала из вилки для солений (которую отец именовал трифидом, то есть трехногим), он исполнял невероятные акробатические трюки, пока я не засунула одну из его ног в трещину и не отломала ее.
«Лучше, чем на ипподроме, вот как это было, — говаривала миссис Мюллет, утирая слезы от смеха. — Бедное создание».
Я так и не знаю, она подразумевала Гриндльстика или меня.
Теперь, глядя, как Доггер работает, я подумала, знал ли он о Мампетерах. Скорее всего, знал, потому что миссис Мюллет, когда дело доходило до сплетен, могла сравниться только со «Всемирными новостями».
Я знала, что лучшего времени для добычи информации не будет: миссис М. ушла со своего привычного поста на кухне, а Доггер казался на пике адекватности. Я сделала глубокий вдох и решительно приступила к делу.
— Я наткнулась на Бруки Хейрвуда прошлой ночью в гостиной, — сказала я. — Точнее, это было в два часа утра.
Доггер закончил полировать нож для грейпфрута, затем положил его и идеально выровнял по отношению к его товарищам на ленте зеленого сукна.
— Что он делал? — спросил он.
— Ничего. Просто стоял у камина. Нет, погоди! Он нагнулся и трогал подставку для дров.
Эти железные шпаги, служившие подставкой, принадлежали Харриет, и хотя на них были разные фигурки, и там и там были изображены хитрые лисьи мордочки. Харриет пользовалась ими в качестве главных героев для историй на ночь, которые она сочиняла для Даффи и Фели: факт, который они никогда не уставали мне припоминать.
Если уж быть совсем честной, я горько негодовала, что моя мать придумала так много историй о воображаемом мире для моих сестер, но не для меня. Она умерла до того, как я стала достаточно большой, чтобы получить свою долю.
— Какую из двух шпаг он трогал? — уточнил Доггер, вставая.
— Лису Салли, — ответила я. — Ту, что справа.
Лиса Салли и Шоппо — это имена, которые Харриет дала хитрой парочке, пускавшейся в веселые приключения в воображаемом мире — мире, утраченном вместе со смертью Харриет. Время от времени Фели и Даффи, пытаясь оживить теплоту и счастье минувших дней, сочиняли собственные истории о двух хитроумных лисах, но в последние годы почему-то этого не делают. Возможно, они стали слишком взрослыми для волшебных сказок.
Я пошла следом, когда Доггер вышел из кухни в вестибюль и направился в гостиную в западном крыле.
Он на миг остановился, прислушиваясь у дверей, затем растворился между деревянными панелями, словно клубок дыма, как это умеют делать многие старые слуги.
Он подошел прямо к Лисе Салли, разглядывая ее так торжественно, как будто он священник, пришедший провести последний ритуал. Закончив, он передвинулся на несколько футов влево и повторил ту же процедуру с Шоппо.
— Весьма странно, — заметил он.
— Странно?
— Весьма странно. Вот эта, — сказал он, указывая на Лису Салли, — отсутствовала несколько недель.
— Отсутствовала?
— Вчера ее здесь не было. Я не проинформировал полковника, поскольку знал, что он будет беспокоиться. Сначала я подумал, что мог переложить ее куда-то во время одного из моих… моих…
— Приступов задумчивости, — подсказала я.
Доггер кивнул.
— Благодарю, — сказал он.
Доггер страдал от периодических приступов паники, во время которых его сознанием завладевали невидимые силы, швыряя его в неведомую жуткую бездну. В такие времена его память снова переживала былые зверства, он снова оказывался в обществе старых собратьев по оружию, и его любовь к ним возвращала к жизни их беспокойные души.
— Месяц назад то же самое было с Шоппо — он пропал и потом снова появился. Я думал, что мне мерещится.
— Ты уверен, Доггер?
— Да, мисс Флавия, вполне.
Секунду я обдумывала идею, не сказать ли ему, что я брала шпаги, но я не смогла заставить себя произнести эту ложь. Что-то в Доггере требовало правды.
— Может, Даффи позаимствовала их для очередного сеанса живописи?
Периодические карандашные наброски Даффи всегда начинались довольно хорошо, но затем часто приобретали неожиданный поворот. У Девы Марии внезапно вырастали торчащие зубы, например, или отец на импровизированном эскизе, сидящий за обеденным столом, превращался в человека без глаз. Когда такое случалось, Даффи откладывала рисунок и возвращалась к чтению. Потом мы долго натыкались на выдранные из альбома страницы, засунутые в щели дивана-честерфильда и под подушки кресел в гостиной.
— Может, — сказал Доггер, — а может, и нет.
Я думаю, что именно в этот момент, не осознавая того, я начала догадываться, в чем тут дело.
Ознакомительная версия.