Психиатрическая больница располагалась за городом, недалеко, кстати, от трассы, идущей из Ильинского. Вокруг больницы зелень. Но пышная зелень - только и всего пышного и красивого, что было у этого "комплекса". Это потому я говорю, что само здание было в ужасном состоянии. Фундамент разрушался, шифер на крыше старый и побитый весь, осенью больным, видимо, было не сладко , когда от проливных дождей текли ручьи в палаты. Хотя, что могли эти больные сказать: разум у большинства из них разрушен; им теперь всегда было хорошо, лишь бы кушать давали. Единственный у них и был надежный рефлекс - еда. Ну, да ладно, я не философствовать сюда пришел, а по рекомендации Егория Васильевича от кошмаров своих избавляться. Врач-психиатр мужик был еще молодой, он вместе с Васильичем учился на одном курсе и даже на одном потоке. Они с Егорием внешне похожи были животами и толстой красной физиономией. Звали его, как мне сказал Егорий, Александром Александровичем Кирпичниковым. Я нашел его в кабинете. Кабинет был небольшой и неопрятный: стены обшарпаны, с потолка отпала часть штукатурки. Она и сейчас грозила падением, так что я даже примерился, куда бы мне лучше сесть, чтобы на голову не рухнул какой-нибудь здоровенный кусок штукатурки. Если он мне на голову, и без того болезную, рухнет, так кошмары мне уже не вылечить никогда. -Здравствуйте, я к Вам по рекомендации Егория Васильевича Попова. Зовут меня Иван Андреевич Криницин. -О-очень приятно, - поднял голову Александр Александрович. - Как же, как же: Звонил мне Егорий. Как он себя чувствует сам? Не болен ли? -Час назад был здоров, даже - слегка пьян. -Так вы с ним друзья? -Давно. -А что же мы с Вами не дружны, если он мне - тоже друг? -Надеюсь теперь, что подружимся. -Ну, рассказывайте, что у вас случилось? На что жалуетесь? Я рассказал ему историю своей болезни, о том, что меня периодически мучают кошмары, что кошмары эти впервые у меня появились после развода, незадолго до расследования, связанного с тем то, и с тем-то. -А сейчас Вы чем занимаетесь, если это не секрет? -Вообще-то, секрет, но: В общих чертах, это расследование связано с пропажей детей, точнее - одного ребенка. Вы знаете, то кошка мне снится, пожирающая еще не расцветший до конца бутон, то стали какие-то чудища сниться.. И все какие-то цветы, цветы. Или бутоны, на глазах засыхающие: они засыхают у меня на глазах и при этом жалобно плачут и плачут: Одним словом, ни сна мне, ни покоя. -А знаете, сны у Вас, возможно, пророческие! - вот что я вам скажу. И связаны они с Вашей работой. А что делать? - снятся же композиторам ноты ненаписанного еще произведения. Вот и Вам приблизительно то же снится. Не ноты, конечно, а объекты поиска. Или преступники: Ну, я не знаю, как Вы их там называете. На самом деле все оказывается проще, чем мне Егорий расписал. И лекарств Вам, возможно, никаких пить не требуется. Если уж совсем они, кошмары Ваши, покоя не дают, то, конечно, можно и попить чего снотворного. Однако, чаще это бесполезно. Для умного человека такие пророчества - не болезнь, а дар Божий. -Это что же, я в моих пророческих кошмарах могу в принципе увидеть и жертву, и преступника? -Да, только Вам эти кошмары, простите - пророчества - поощрять надобно. -Чем же их поощрять? Не алкоголем ли? -Ну, читать, работать, думать, версии всякие там предлагать мозгам Вашим: Алкоголь, который Вы - кстати очень! - упомянули, для нас, умных людей, принципиально не вреден, а и полезен для разрядки, значит, повышенной умственной работоспособности. Вот теперь я все понял. Все, что касается алкоголя, мне понятно до слез. -Так, я принес:алкоголь: -А что же Вы раньше молчали? -Речь о нем не заходила, а как зашла - вот, он - алкоголь. - И я вытащил из целлофанового пакета две бутылки марочного коньяка. -А вот это вы напрасно принесли. Сколько Вы за это добро заплатили? Небось, рубликов триста-четыреста? А сколько можно было простенькой русской водки купить? А-а! - то-то же. Мы с ним выпили тут же в кабинете бутылку коньяку, но я пил меньше, а ему с его комплекцией - знаете, сколько надо? Уже после третьей большенькой рюмки он раздобрел, и мы, наконец, перешли на "ты". -Вот, ты, Вань, ребенка пропавшего ищешь, а нам на днях женщина какая-то с дороги девочку привела, усталую и замызганную такую, что и описать невозможно. Видно, что лет этак тринадцать-четырнадцать, а узнать у нее ничего невозможно. То она мычит, то вообще молчит, а то вдруг подберет какую палочку маленькую либо хворостинку и - ну петь, а в песне той всего два слова и есть: спи, Зоя. У меня при этих словах дыхание в зобу сперло. -Где же ее нашли? -У дороги сидела, смотрела на автомашины. Глаза огромные, пустые какие-то, на вопросы не отвечает. Даже еду поначалу совсем не принимала, сейчас хоть это стала делать, но тоже как-то неопрятно и мало очень ест. Все молчит и молчит. И поет еще: как приступами это с ней начинается! - поет свои два слова. У меня сложилось впечатление, что она из своей жизни только их и запомнила, которые ей, может быть, самые приятные, то есть из того периода, когда ей хорошо было. -Это из чего же ты такой вывод сделал? А самому мне уже и говорить не в мочь было: сжало все в горле, дышать тяжело стало, а сердце! - сердце буквально из груди вырывается. -А из того, - поднял торжественно палец кверху Александр Александрович, - что у нее на теле ведь ни одного живого места нет, - сказал он и откинулся на спинку кресла, посмотрев на меня по-учительски. Посмотрел на меня да и еще добавил, уже нагнувшись к столешнице и понизив свой голос до шепота. - Насиловали ее, видать, жутким и всяким развратным образом. -Давай, Сан Саныч, еще выпьем, - и я с горя опрокинул еще одну рюмку, выпил и еще налил. И снова выпил. Тут же встал и нервно по кабинету прошелся. Резко перед доктором остановился и сказал отрывисто (себя я уже почти не контролировал!): -Пошли. Покажи мне эту девочку. Мне показалось, что Александр Александрович даже испугался моего вида, но пошел безропотно. Мы рядышком пошли с ним во двор: днем в палатах находились только буйные и отяжеленные сопутствующими заболеваниями, а остальные в это время гуляли во дворе. Некоторые больные ходили парами и разговаривали о чем-то, внешне, по крайней мере, они выглядели, как нормальные. Другие ходили поодиночке, разговаривали сами с собой. Мы едва не столкнулись с веселым мужчиной, быстро до этого ходившим по двору и жестикулирующим руками самым отчаянным образом. Он взялся убеждать нас в том, как беспечно и расточительно наше правительство: надо для экономии производить вечные спички. Я спросил его: -Вы кто будете по профессии? Он с пафосом ответил, указывая в небо пальцем: -Моя настоящая должность - министр мыльно-пыльно-угольной промышленности, и, вообще, я, между прочим, четырежды герой мира. Сейчас вот только по совместительству работаю истопником. Мы едва от него оторвались - такой оказался навязчивый. Зою я узнал сразу: она и сидела все так же, как там, в Ильинском, у дома своей бабушки Полины Галаниной. Сейчас Зоя баюкала маленькую хворостинку и протяжно, негромко, но очень уж жалобно напевала все одни и те же слова: -Спи-и-и, Зо-оя: Спи-и-и, Зо-оя:. -Давно это у нее продолжается? - спросил Сан Саныч у подошедшей медсестры. -Ну, минут десять-пятнадцать. -Сейчас закончит, -убежденно проговорил психиатр. И точно - Зоя замолчала, но сидела, как каменная - неподвижно, и смотрела в никуда пустыми огромными глазами с широкими зрачками. Я позвал ее тихонько: -Зоя, Зоя, ты слышишь меня? -Бесполезно, травма психическая, видимо, была так велика, что, боюсь, это все добром не кончится, - сказал Александр, озабоченно посматривая то на нее, то на меня. -Ладно. Пошли, Саша. Ты лечи ее, пожалуйста, самыми хорошими лекарствами. Все, что нужно, я добуду. Если деньги потребуются - дам. Мы расстались с Александром Кирпичниковым у входа в его больницу. Перед уходом я попросил его не сообщать в милицию о Зое, если еще не сообщали. Как оказалось, по халатности персонала как раз и не сообщили. Я пообещал сам сообщить, куда надо. С этим мы и расстались. Я шел и чувствовал, что меня буквально переполняет ярость, которую надо непременно выместить на злодеях. Иначе, не жизнь у меня будет, а один сплошной кошмар. Что до Зои - пусть пока полечится, а попозднее я тете Поле сообщу о ней. Очень уж девочка плохо выглядит: от одного только вида Зои как бы с Полиной-то чего не случилось.
Дня на три я совсем забыл о черном том "дипломатике", валявшемся у меня на заднем сиденье в машине. Меня так ошеломила смерть несчастного курьера, неожиданная встреча с Зоей в психиатрической больнице, что все из головы вылетело. Возвращаясь поздним вечером из гостей (меня на пельмени приглашала мама), я и обратил вновь свое внимание на него. Поставив машину в гараж, я захватил в дом и "дипломат". Дуська кинулась навстречу мне: скучает, проказница, или есть опять захотела. -Дуська, есть, что ли, хочешь? Но Дуська мяукала во всю Ивановскую. Понятно, на сей раз точно - кота захотела. Покормил ее, сам выпил рюмку коньяку и решился все-таки: открою кейс. Замок был закрыт кодовым замком. Я поддел слегка крышку ножом, и она откинулась. Изумленному моему взору открылась удивительная картина: в "дипломате" лежали с десяток толстеньких пачек с американскими долларами. Так это за порнопродукцию вез курьерчик с Галеевым рассчитываться! Черный нал, грязные деньги. Так - некому теперь отдавать их. Ну, и взаправду, не возвращать же бандитам этакое сокровище? Они им теперь совсем ни к чему. Да - глупость! - взять надо деньги на покрытие, хотя бы, немалых расходов нашего агентства. Возьму! Руку уже тянул к деньгам, но отдернул опять. Нет, не мои ведь деньги. Из-за таких вот равнодушных и жадных людей и бедствует наше государство. Я заходил в волнении по комнате, убеждая себя в этой правоте, рисовал картины одна радужнее другой: иду, скажем, в налоговое управление или иную какую инстанцию, отдаю эти деньги, они сердечно поздравляют меня, благодарят; в местных "Губернских ведомостях" заметка какая-никакая появится о моем благородстве: Заманчиво, конечно:Походил я по комнате в еще большем волнении. Только ведь никакому государству деньги эти не дойдут. Присвоят себе эти разгильдяи. Они такие! Я опять подошел к дипломату с деньгами и смотрел завороженно на эти тугие пачки с "баксами". Да:Черт бы с ними, возьму, пожалуй:
