Изобретая что-то на скорую руку, я меланхолично соображала, что лишние килограммы откладываются именно там, где они заметнее всего, поэтому себе я положила все в половинном количестве. Дениса оторвать от компьютера удалось с большим трудом.
Аппетитно уплетая разогретые в микроволновке пирожки, он разглагольствовал:
– Итак, Леруня, что мы имеем? Один труп, одно нападение, секту отступников, фотографа, которого опознать можно только по усам. Следовательно – они приклеенные. Плюс еще заботливого брата, стремящегося спихнуть сестру подальше.
– За хорошие деньги, заметь, – добавила я.
– Согласен, – кивнул Денис, – что еще? А-а, черный «Мицубиси-Галант», в нем компьютерные бандиты с пистолетами. Но очень интеллигентные, соблюдающие правила дорожного движения.
– Еще Барбара, с фамилией, как у пророка сектантов и Назилька, с орудием разрушения памятников старины – толстой задницей.
– Ну этих ты приплела напрасно. Одна – фанатичка своего дела, а вторая – просто дура. А то, что фамилия совпадает, так Уорнер – фамилия распространенная, вон возьми «Уорнер бразерс», киностудия такая есть.
– И все-таки я в совпадения не верю! – упрямо заявила я. – Когда происходит убийство, все совпадения подозрительны. Тем более убийство не простое, а ритуальное…
– Исполнено под ритуальное, чтобы все так подумали. Вот почитай, Денис протянул мне свежую местную газету, которую положили нам в почтовый ящик накануне.
Заметка гласила: «Чудовищное злодеяние. Три дня назад кладбищенский сторож обходил территорию городского кладбища в Ашкелоне. Его внимание привлек холмик, засыпанный ветками и пожухлыми листьями. Когда он подошел поближе, то обнаружил под грудой листьев два тела, похороненных недавно. Они были одеты в джинсы, рубашки и туфли. Могилы, из которых были извлечены тела, нашлись не сразу – преступники засыпали их и утрамбовали.
Главный раввин Ашкелона прочитал молитву и попросил прощения у тел, за то, что их покой был нарушен.
Полиция ведет расследование. Подозревается, что это совершила секта сатанистов, прячущаяся от правосудия.»
– Ну что? – спросил меня Денис, когда я прочитала заметку. – Ты видишь, что происходит? Убитого Илью находят абсолютно голым, завернутым в саван, а спустя некоторое время из могил вытаскивают два трупа, чтобы их одеть. Ты что-нибудь понимаешь?
– Жуть какая-то, – содрогнулась я. – У нас же тихий провинциальный городок. Безработица, археологические раскопки, пляжи, тишь да гладь… С чего бы тут сатанистам завестись?
– Заводятся блохи, а это провокация. Только не знаю, на кого она направлена. Может быть, таким ужасающим способом хотят отвести внимание от поисков убийц Ильи и свалить всю вину на безобидных харамитов, которые только и делают, что одеваются не так, как все?
– Кто у нас, в Израиле, одевается, как все? Надевают, что в голову придет. Кстати, я тебе рассказывала про Сабрину? – и я выложила Денису все с самого начала, как увидала ее в обществе Ильи и толстого Ефима с раскопок и как она сбежала от меня потом, когда я назвала ее харамиткой.
– Надо ее найти… – задумался Денис. – Вполне вероятно, она знает больше, чем мы можем предположить. Только как?
– Поехали на раскопки, спросим у Ефима.
– Подожди, дай с файлом разобраться. Столько возился, разархивировал наконец… Поедем, не беспокойся.
И Денис вернулся к компьютеру, а я пошла мыть посуду.
* * *
Он колдовал около часа и наконец, достиг желаемого результата.
– Валерия, подойди сюда, читай.
На экране светились строки.
«Я никогда бы не записал всего того, что знаю, прежде всего, чтобы эти мои откровения не попали в руки «Тех, кто хочет вернуться на круги своя». Но если они найдут эти данные, то может случиться непоправимое.
Итак, я начинаю.
Несколько лет назад, а именно, в 1992 году меня направили на стажировку в Мичиганский университет. Именно там я докончил и отшлифовал своего «Шампольона», программу, которая принесла мне славу и достаток. Головокружение от успехов привело меня к кратковременному безумию. Я втискивал в программу санскрит и ассирийскую клинопись, иероглифы династии Мин и Вавилонское письмо. И читал, читал, не переставая.
У адвентистов огромная теологическая и теософская библиотека. Именно там я разыскивал неизвестные отрывки для своей программы. Как-то мне попалась рукопись. Она была микрофильмирована, видимо, оригинал невозможно было выдавать. Рукопись содержала тексты на латыни со вкраплениями древнеарамейского и иврита. Многие страницы были съедены жучками, слова обрывались, в общем, прочитать что-либо было практически невозможно. Я загорелся – еще бы, захотелось узнать, будет ли этот кусочек по зубам моему «Шампольону».
Библиотекарь, увидав, что я беру с собой, лишь с сомнением покачал головой и ничего не сказал. Видимо, там уже оставили надежду прочитать этот раритет.
Да… Тяжеленная работа. Программа не справлялась, выдавала абракадабру. Мне приходилось заново, еще и еще вносить данные, пока, наконец, на экране не показалось нечто удобочитаемое. Там было следующее: «… поезжай в Аскалон, там ты найдешь другого меня, но не обольщайся – тебе без цисты не понять, кто же я…» Потом шел пропуск и далее описание какого-то места на берегу моря: « … восемьдесят локтей от скалы на север, от него иди на запад еще пятьдесят локтей и подними плиту из светлого песчаника».
Кроме того, сохранился великолепный кусок текста – плач Марии Магдалины по Христу. Его эротический накал не уступает «Песнь песней». Магдалина скорбит по возлюбленному, описывает его тело, самое красивое для нее, его глаза, понимающие и проникающие. Видимо, она испытывала оргазм только от того, что находилась рядом с ним. Иначе, как понять следующее выражение: «Когда ты смотрел на меня, возлюбленный мой, в груди моей зажигался огонь и спускался все ниже и ниже, пока не охватывал чресла мои ослепительным пламенем. И горела я, и растворялась в тебе, и душа преисполнялась радостью и облегчением…»
– Согласна с Марией, – сказала я, прочитав этот отрывок, действительно, похоже на оргазм. Смотри, Денис, она пишет: «облегчением…» – это именно то состояние, которое наступает после.
– Ага, – хмыкнул он, – а я думал, апатия…
– Вредный ты и циничный! Тут девушка страдает, а тебе хоть бы хны.
– Что-то я не заметил, что она так уж страдает, наоборот, ей очень даже приятно.
Мы стали читать дальше.
«… умастила его раны мирром и надушила благовониями. Запеленала тело его в самое тонкое полотно, подаренное мне за работу мою купцом с Крита. Ничего не жалко для тебя, возлюбленный! Сердце мое разрывалось от жалости к тебе и к себе. Ведь ничего у меня от тебя не останется. Ни ребенка, ни взгляда глаз твоих, ни речей твоих ласковых…
И когда бдела я ночь над телом твоим и не было никого вокруг, только темнота и тишина, отрезала я прядь волос, длинную и нежную, и спрятала у себя на груди. А когда пришли женщины утром, то вышла я к себе и спрятала прядь в цисту и закрыла крепко.»
Опять пропуск текста.
«Мне надо возвращаться в Магдалу. Спасибо, что ты пришел ко мне ночью. Я еще раз насладилась твоим голосом и сиянием твоих глаз. Но смысл слов твоих остался для меня темен. Ты сказал: «Храни мои волосы, Магдалина и накажи потомкам своим хранить их. Когда-нибудь я пришлю слуг своих за ними. И скажут они: «Верни нам то, что хранила так долго». Тогда отдай им меня знают они, что с волосами делать…»
– Интересно, – прокомментировал Денис, – это действительно похоже на неизвестные отрывки из «Евангелия от Марии Магдалины». Смотри, Валерия, тут сказано по-арамейски: «Натра! Теадэр нутар!» Как звучит!..
Я повторила звучные слова древнего языка – действительно, звучит…
Денис продолжал с восхищением в голосе:
– Тогда это сенсация! Илья просто гений! Я не устаю это повторять. До него никто не смог прочитать, что здесь написано!
– Денис, что такое циста? – спросила я. – Это слово упоминается дважды.
– Циста – это герметично закрывающийся металлический футляр, который греки брали с собой в морские путешествия. Видимо, Магдалина туда спрятала волосы Иисуса, чтобы сохранить их.
– А что, он на самом деле устоял перед ее чарами? – засомневалась я. Она же дама опытная, да и влюбленная, к тому же. Не было ли у него сложностей?
– Кто знает? Видимо нет, так как Мария постоянно описывает его глаза. Если бы между ними было нечто более, она бы тут же рассказала бы об этом тогда люди излишней скромностью не страдали.
– Жаль, – разочаровалась я.
– Если ничего не можешь сделать для женщины, скажи ей что-нибудь хорошее. Видимо Иисус пользовался в жизни именно этим афоризмом.
– Ох, любишь ты философствовать попусту, – поддразнила я его. – Ты еще про «женщина любит ушами» скажи.