Что этот слух, эта молва — заветная ли тайна крови, которую евреи искусно скрыли от всех, или лживая сказка?
Гг. присяжные заседатели, я не хочу идти в эту область, и оставлю без ответа все то, на что бы хотелось ответить, потому что не сомневаюсь, что такого вопроса вы сами по совести решить не взялись бы. Вы можете иметь о нем свое мнение, как каждый имеет, но разве по тем материалам, которые вам на суде сообщили, по этим экспертам, которые сами друг с другом не соглашались, по книгам, которых вам так и не показали, и которых ни вы, ни мы не смогли бы прочесть, разве по таким данным вы бы могли со спокойной совестью взяться, как судьи, окончательно и безошибочно разрешить этот вопрос? А вот и другой вопрос, — не менее важный, — были ли отдельные изуверы и даже целые секты, которые теперь и раньше употребляли христианскую кровь? Вам говорила экспертиза, что бывали процессы о подобных злодействах, что они иногда оканчивались осуждением, но все-таки правда ли это?
Ведь вы и данного вопроса тоже по совести решить не возьметесь. Дай Бог вам справедливо разрешить одно дело об убийстве Ющинского, а не решать эти старые дела, о которых мы с вами почти ничего и не знаем, которые могли быть ошибкой, как признавало само обвинение.
Ведь в старину осуждали и сжигали за колдовство, в средние века на суде пытали людей. И если бы Бейлиса судили в средние века, его бы пытали, подняли бы на дыбу, жгли бы ему пятки, добились бы признания, потом бы казнили и был бы судебный приговор — осуждение. Но разве таким путем правду узнали бы? Наконец, может быть, изуверы действительно и существовали, они могли быть везде, могли быть и у евреев. Но разве вы это должны решать в данном процессе? Что нам за дело до прошлого? Ведь если были тогда невинно осужденные, вы их не воскресите; если были виноватые, которых не нашли, вы их теперь не найдете.
Вопрос, который стоит перед нами, гораздо более простой. Совершилось преступление зверское, отвратительное, а виноватый не найден. Прокурор и гражданские истцы думают, что они нашли виноватого. Они говорят, что убеждены в виновности Бейлиса. Если они говорят, что действительно убеждены, я должен им в этом верить, как это мне ни кажется удивительным, но ведь другие в этом совсем не убеждены. Я говорю, гг. присяжные заседатели, одни убеждены, что Бейлис — убийца, другие убеждены, что это не Бейлис. Только этот вопрос вам и нужно решить, и мы, стороны, должны вам в этом помочь, не сбивая вас, не терзая вас, должны помочь вам разобраться в этом вопросе; а разберется только тот, кто сумеет быть внимательным и спокойным. Вот почему я с таким интересом ждал, какой тон возьмет обвинитель, как и о чем будет он говорить. Прокурор сам понимал, что помочь вам он может, только если будет спокоен; он и обещал быть спокойным, но вы видели сами, что обещания своего он не сдержал. Он говорил, что в нем весь процесс вызывает одно возмущение и негодование; негодование было и в его тоне, и в его жестах, и в содержании речи.
Я на это скажу, что негодование здесь — вещь опасная и ненужная. Ведь если бы в самом деле нашли виноватых, если бы вы действительно знали, кто совершил это убийство, то негодование со стороны прокурора было бы совсем бесполезно; ведь для убийцы Андрея Ющинского от вас пощады не будет, и дело прокурора в этом случае было бы очень легко. Я не знаю защитников, я не знаю доводов, которые сумели бы защитить такого убийцу. Ему пощады бы не было. Незачем было бы возбуждать наше негодование, нечего просить строгой кары; сам суд присяжных и без этого вынесет убийце Ющинского строгий приговор, он его не простит!
Но зато, если убийца не найден, его нужно искать. А в этом негодование не поможет; оно никому глаз не раскроет, оно тайны не разъяснит. Если вместо того чтобы спокойно и внимательно следить за всеми уликами, распутывать запутанный след, в вас будут стараться вызвать одно чувство злобы и возмущения, вам не помогут разрешить это дело правдиво, вас только собьют. А смотрите, что делали обвинители? Чтобы добиться обвинения Бейлиса, они не только старались возбудить ваше негодование, они направляли его против целого народа, против еврейства в его совокупности. Вам говорили, что всего еврейства не обвиняют, а в то же время г. прокурор вам рассказывал про каких-то неведомых еврейских заправил, про власть еврейских денег, про еврейские общества, которые инспирировали этот процесс, про еврейскую прессу, которая раздувала его, про еврейское могущество и гордыню?
О, конечно, все эти слова добрых чувств к евреям не пробудили, но если вы из-за этого с предубеждением глядите на Бейлиса, если вы склонны осудить его не потому, что он виновен, а чтобы за себя постоять, чтобы не поддаваться евреям — будет ли правда в таком приговоре?
Есть люди, которые ненавидят евреев по многим причинам, ненавидят всей душой и всех без различия, ненавидят богатых и бедняков, счастливых и жалких, — я с ними спорить не буду, но такие люди не могут быть судьями над евреями; если они хотят быть справедливыми, они от суда над евреями сами должны уклониться.
Нужно правду найти, нужно отыскать виноватого, нужна не какая-нибудь жертва на могиле Ющинского, нужно, чтобы истинный виновник, кто бы он ни был, не спрятался, не ушел безнаказанным, чтобы вместо него второпях не казнить невиновного, и тогда негодование преждевременно, негодование очень опасно, нужно быть спокойным и рассудительным. Вот почему мой долг быть спокойным, и, скажу более, — мое право быть спокойным в этом процессе.
Гг. присяжные заседатели, не забудьте еще одного: ваше положение несравненно легче, чем положение обвинителя. Вам виноватых искать не нужно, это не в вашей власти и это не ваша забота. Виноватого ищет обвинительная власть, всеми мерами. Она всё исследует, всё собирает и приходит к вам с готовым материалом. Ведь вы, которые заперты от всего миpa в течение целого месяца, которые знаете только то, что вам скажут, которые должны забыть все, что вы слышали раньше, которые должны судить только по тому, что здесь прошло перед вами — вы, господа, виноватого искать не можете и не должны. Это дело прокуратуры. Закон ставит вам другую задачу. Они, обвинители, вооружась всею мощью государства, ищут виновного. Когда им показалось, что они его нашли, когда они собрали против него все, что можно найти, — тогда они приходят к вам и говорят: «Мы не судьи в собственном деле, мы можем ошибиться. Нам кажется, что он виноват, а может быть, мы увлекаемся. Мы нашли виноватого — вот все, что есть против него». Если этого и по вашему мнению, достаточно — скажите это. Если же нет, скажите так, и пусть власть ищет других улик и других виноватых. Не ваша вина, если преступление не раскроют, не на вас ляжет грех, если злодейство окажется не отмщенным.
Если бы здесь поступали как всегда, если бы шли нормальным путем, то что бы было тогда? Собрали бы улики против Бейлиса, пришли бы к вам и сказали: «Вот почему мы думаем, что Бейлис виновен; скажите, ошиблись мы или нет?» Тогда процесс был бы давно окончен и мы бы не сидели здесь целый месяц. Но в этом процессе, потому ли, что он всех так взволновал, по другим ли причинам, — но обвинительная власть пошла по другому пути. Она вам рассказала всю историю дела: кого заподозривали прежде, как разыскивали, как ошибались; рассказала вам длинную историю и в числе прочего указала и доводы против Бейлиса. Я боюсь, чтобы этим приемом не ввели вас в то, что называется оптическим обманом, чтобы вам не стало казаться правдой то, что вам здесь внушают.
Смотрите, что вам не раз говорили. Не виноват x, y, z, не виновата Чеберякова — значит, виноват Бейлис, и улик против него даже не нужно. Раз все иные предположения отвергнуты, значит, виноват Бейлис. Вот как строят обвинение против Бейлиса. Недаром все обвинители начинали свою речь с разбора улик против других, и когда все их опровергали, тогда заключали: «Значит, выбора нет — виновен Бейлис, и говорить больше нечего».
Но раз оно было сделано, пусть оно даром не пропадает; мы кое-чему из него все же научимся. И если вы в это расследование внимательно всмотритесь, если вы эту работу проделаете, то поймете не только то, что Бейлис не виноват, но и почему в этом деле не нашли виноватого. Однако для этого, прежде всего, постарайтесь об одном: постарайтесь смотреть на вещи просто и прямо, не ищите загадочного и таинственного там, где оного нет, отделайтесь от ночных фантазий, кошмаров, преувеличений. Не старайтесь все объяснять как-то особенно, в каждой простой, заурядной, обыденной вещи видеть скрытый смысл, тонкий замысел, чью-то невидимую руку. Не поступайте по-детски, которым в испуге во всем что-то мерещится страшное, которых темнота, в которой они ничего не видят, непременно пугает.
