— Даешь слово, как юный гайд?[7]
— О, Питер, ну расскажи! Ты же там был, и видел, как все произошло, разве не так?
— Видеть-то видел, это верно. — Я поставил пустой бокал на перила и обнял ее одной рукой, но Лиз выскользнула.
— Ты должен рассказать, должен, — настаивала она.
— Разве я тебе не нравлюсь?
— Как ты знаешь, мужчины не нравятся женщинам, — высокомерно бросила Лиз. — Мы заинтересованы только в создании семьи, а, кроме того, наш сексуальный инстинкт полностью раскрывается только к тридцати годам. Я слишком молода, чтобы что-то особо чувствовать.
— А я слишком стар. Мужчина, как вам известно, достигает своего пика к шестнадцати годам, после чего он неуклонно скатывается к старческому маразму. Я давно уже не в расцвете… В сексуальном плане я способен лишь на немногое…
— О, Питер, замолчи, или я закричу!
Ее слова положили конец нашему раскованному диалогу. Еще совсем недавно между нами, казалось, установилось достаточно хорошее взаимопонимание, и в своем поведении мы ничем особенным не отличались от большинства парочек. Я уже был готов перейти от слов к делу, не доводя, правда, до полной оккупации, но, к сожалению, моя собеседница, более заинтересованная убийством, нежели чем-то иным, что характерно для любой здоровой девицы, стала кричать.
— Ради бога, заткнись, — недовольно бросил я.
К счастью, у пирса остались только алкоголики. При первом ее взвизге троица на вид банковских служащих стала аплодировать. Разбредшаяся дальше по пирсу молодежь была слишком занята собой, чтобы обращать внимание.
— Так ты не расскажешь мне?
Лиз глубоко вдохнула воздух, готовая завизжать во весь голос.
— Рассказывать-то, в общем, нечего. Миссис Брекстон приняла четыре таблетки снотворного, пошла купаться и утонула, прежде чем мы смогли спасти ее.
— Но почему она приняла снотворное?
— А вот это вопрос, который висит над нашими головами, как Фемистоклов меч.
— Дамоклов, — поправила меня эта специалистка по античности. — А кто ей дал эти таблетки?
— Бог его знает.
— Неужели она сама их приняла?
— Лично я думаю так, но полиция полагает иначе.
— А может быть, Пол Брекстон дал ей эти таблетки?
— Это мог быть и кто-нибудь другой. Вот только я не понимаю, почему именно четыре таблетки. Это же не смертельная доза. Я уверен, если бы кто-то действительно хотел от нее избавиться, он дал бы ей соответствующую дозу.
— Это дьявольски хитрый план, Питер. Любой идиот понимает. Она же собиралась купаться. Что может быть лучше, как просто лишить ее сил бороться с волнами.
— Мне кажется, можно было придумать и что-нибудь умнее. В частности…
Я обхватил ее плечи рукой, однако Лиз не отреагировала.
— С другой стороны, думаю, у него не могло быть стопроцентной уверенности, что она полезет в воду. О, это ужасно интересно, не правда ли? И случилось это — не с кем-нибудь, а с Брекстоном!
— И вызовет пересуды, — сказал я, прижимая девушку к себе. Я почувствовал запах сирени и нежное теплое дыхание Лиз.
— О чем, черт побери, ты думаешь, Питер?
— Я не думаю…
— Все мужики думают только об одном. У-у, мерзкие грубые создания.
— Если тебе не нравится, я достану тебе шестнадцатилетнего мальчика.
— И что, черт побери, я буду с ним делать?
— Воспитанность вынуждает меня молчать.
— Это все будет в газетах, да?
— Что? Шестнадцатилетний…
— Ну, ты и придурок! Я говорю о смерти миссис Брекстон.
— Ну конечно.
— Как тебе повезло, да? Это как раз по твоей части.
— Меня нанимали совсем не для расследования убийства миссис Брекстон.
Сказав это, я вдруг неожиданно подумал: «А почему бы и нет?». Это, конечно, могло показаться диким, но разве нельзя предположить, что миссис Вииринг ожидала возможных неприятностей и наняла меня на всякий случай. Она из тех, кто любит предусмотреть все заранее. И тут мне пришла в голову мысль — а не помогла ли она сама своей племяннице уйти в лучший из миров. Мотив был неясен, но судить о мотиве вообще было невозможно, потому что никого из гостей я ранее не знал. И все же, несмотря ни на что, миссис Вииринг вполне была способна на это, представляя собой странное сочетание бешенства и предусмотрительности. Что ж, это была вполне здравая мысль.
Лиз заметила, что я неожиданно замолчал.
— Послушай, о чем это ты думаешь? Прикидываешь, как бы меня совратить, да?
Я фыркнул.
— Ну что ты за женщина! У тебя нет ни малейшего интереса к мужчинам, даже к такому великолепному образцу, как я, и, тем не менее, ты день и ночь думаешь о том, как бы тебя совратили…
— И о собственном доме. Небольшой двухкомнатной квартире в Питер-Купер-Виллидже. С холодильником, забитом продуктами фирмы «Бродсай». С клэпповским детским питанием на полке, с очаровательной пухленькой малышкой, периодически писающейся в подгузники «Бэби-Лерой» из супермаркета «Маки».
— Боже! Да ты хоть завтра готова замуж!
Лиз снисходительно улыбнулась.
— Женщины всегда к этому готовы. Кстати, я веду раздел для молодоженов в одном из нью-йоркских журналов, правда, не в «Харперс Базаар». То, что я пишу, предназначено для людей среднего достатка. За описание семейного счастья мне платят тридцать пять долларов в неделю. Ты даже не представляешь, какая из меня получится хорошая жена.
— Но для свадьбы нужно больше.
— Чем тридцать пять долларов? Пожалуй, да. Думаю, придется найти какого-нибудь богача. Но серьезно, Питер, ты действительно считаешь, что Брекстон не убивал своей жены? Насколько мне известно, обычно бывает наоборот.
— Даже не знаю, что и подумать.
Это было мое самое откровенное признание и наиболее Точное. Затем я взял с Лиз слово, что она будет молчать, и мы вернулись обратно в клуб.
Все уже достаточно поднабрались. Самые приличные люди разошлись по домам. Один козел валялся в драбадан пьяный — при виде его невольно сразу же вспоминалось, что случилось с подобным же типом в одном из туалетов на Лонг-Айленде. Муж и жена (чужой муж и чужая жена, конечно) страстно обнимались в темном углу зала. Университетская компания, великолепная банда загорелых животных, горланила песни и от счастья ржала. Из долетевших до меня обрывков их разговоров я понял, что они планируют внезапный набег на Саутхэмптон.
Мне сразу же представились искореженные автомобили, выбитые стекла телефонных будок.
Что поделаешь, молодежь!
И эта самая молодежь предстала мне на этот вечер в блаженной форме Лиз Безземер. Ее дядюшка и тетушка уехали домой, а те козлы, которые пытались завоевать ее расположение, либо расползлись с девицами более доступными, либо бесцельно околачивались среди припаркованных автомобилей.
— Слушай, а не махнуть ли нам в Монток?
Эта блестящая идея пришла в голову Лиз, когда мы медленно скользили по танцевальному залу, вальсируя под музыку фокстрота.
Вообще-то у меня нет чувства ритма и ничего, кроме вальса, я танцевать не умею, зато его я танцую довольно хорошо и под любую музыку.
— Пойдем пешком?
— Нет, поедем. У меня есть машина… По крайней мере, я так думаю. Надеюсь, тетушка отправилась домой в автомобиле наших гостей.
Тетушка действительно так и сделала, оставив нам великолепный «бьюик» с открытым верхом.
Лиз забралась на место водителя, и я устроился рядом. Мы помчались по середине прямого шоссе, которое на протяжении всего пути до Монтока, песчаной оконечности Лонг-Айленда, шло параллельно дюнам.
Луна почти ослепляла нас, светя нам прямо в глаза. Мы остановились задолго до Монтока, свернули с шоссе и направились по песчаной дороге, которая заканчивалась у самого Атлантического океана. Затем расположились между двумя дюнами в миле от ближайшего дома и занялись любовью.
Потом мы в изнеможении валялись на песке, еще сохранявшем солнечное тепло.
Никогда еще я не видел такой теплой и сказочной ночи. Небо было усеяно яркими звездами и временами его прочерчивали падающие метеориты.
Наши обнаженные тела ласкал солоноватый океанский бриз.
Лиз поежилась, я просунул руку ей под спину и притянул к себе. Девушка в моих объятиях казалась почти невесомой.
— Мне нужно возвращаться, — произнесла она без особого энтузиазма. — Уже почти рассвет.
Мы какое-то время помолчали. Она повернулась, оперлась на локоть и с любопытством заглянула мне в лицо.
— О чем это ты думаешь? — спросила она.
— Ни о чем.
— Ну, скажи…
— Ни о чем, за исключением, правда, одного — как приятно валяться вот так на пляже и как не хочется опять одеваться и возвращаться в тот дом.
Лиз вздохнула и потянулась.
— Было чудесно, правда?
Я притянул ее к себе и вместо ответа поцеловал. Ее маленькие груди щекотали меня. Я был снова готов, хотя в своем возрасте я уже официально прошел пик. Она моментально это почувствовала, но вместо того, чтобы прильнуть ко мне, вскочила на ноги и побежала к океану.
