– Ты же не думаешь, что я пьяный, комиссар? – спросил Версавел, глядя на своего шефа с ребяческой ухмылкой.
– Давай к делу, Гвидо. Потом можешь спокойно вздремнуть.
Версавел сел на свой стул. Улыбка на его губах окаменела.
– По словам Джонатана, Love была борделем для влиятельных лиц. – Название загородного дома Версавел произнес по-английски.
– Есть имена, Гвидо?
– У него их нет.
– Тогда откуда он знает, что это были влиятельные люди?
– Он это предполагает.
– Ах, он это предполагает.
Версавел оценил сарказм Ван-Ина. Хождение по шлюхам преступлением не является.
– Джонатан иногда сопровождал Вандале в бордель на Малсестеенвег. Там он кое-что про Love и услышал. Хозяин заведения, некий Вилльям Артс, однажды разболтал Джонатану, что он должен приводить туда клиентов получше и специальных девочек. Там они могли спокойно делать все, что им угодно.
– Если я правильно понимаю, Вандале предоставлял Love своим деловым партнерам, – разочарованно произнес Ван-Ин. На долгом звуке «о» в слове Love он немного заколебался.
– Нет, в Love с долгим «о» раньше жили графы Фландрии. Джонатан произносил название по-английски.
– Верно, – сказал Ван-Ин. – А я подумал, что Love имеет какое-то отношение к зелени деревьев[22].
– Могло бы быть и так, – ухмыльнулся Версавел. – С листвой ты, собственно говоря, уже тоже близок к истине.
– Как так? – Ван-Ин растерянно посмотрел на подвыпившего инспектора.
– Седина в бороду, а бес в ребро. Разве не так порой бывает? Как раз ты должен бы это знать, Питер.
Ван-Ин сочувственно покачал головой.
– Сделать кофе?
Он пошел к подоконнику и налил в кувшин воду. Рассерженный Версавел был так же полезен, как пастор у смертного одра масона.
Первый раз за двенадцать недель Ван-Ин выкурил больше десяти сигарет за сутки. Ханнелоре ничего не сказала. Она баловала себя еще одним бокалом мозельвейна и молча боролась против разъедающего ее желания затянуться сигаретой. У обоих был тяжелый день.
Ван-Ин небрежно потушил в пепельнице полсигареты. Ханнелоре чуть с ума не сошла, глядя на тлеющий окурок.
– Что-то случилось? – спросил он монотонно.
– Нет. Как дела с Гербертом?
Ван-Ин плохо разбирался в женской психике, но и уж совсем отсталым тоже не был. Ее глаза были влажными, словно она в любой момент могла расплакаться.
– Подогреть тушеную капусту? – любезно предложил он.
Он был вполне милым, этот Питер.
– Порцию картошки фри?
Ханнелоре провела рукой по столу.
– Я хочу сигарету, – сказала она решительно.
Ван-Ин попытался схватить пачку, но она его опередила.
– Ханне, тебе нельзя.
Но было уже поздно. Когда она набрала полные легкие дыма, глаза ее засияли.
– Только одну, – умоляюще пробормотала она.
– Я думал, мы договорились, что ты не будешь больше курить, – выпалил он, разозлившись. – В обмен на это я буду соблюдать жесткую диету. Я свое слово сдержал: десять сигарет в день, сырые овощи, пресная рыба и хлеб из муки грубого помола с опилками.
Ханнелоре затягивалась сигаретой, как одержимая. Ее лицо стало бледным, словно венецианская маска.
– За сегодняшний вечер ты уже выкурил полпачки, – возразила она. – Я их посчитала.
Ван-Ин старался не потерять самообладание, спросив себя, на что он был бы способен, если бы кто-нибудь попросил его больше не курить.
– Хорошо, только одну. Но ради бога…
– Что «ради бога»? Ты думаешь, только у тебя стресс? Попробуй-ка поработай денек в суде.
– Ханне, пожалуйста, расскажи, что случилось.
Ханнелоре встала – явный признак того, что она не может сдержать эмоции.
– Я скажу тебе, что случилось. Ты уже целый вечер ходишь, надув губы, и куришь сигареты. И ты еще смеешь утверждать, что я нарушила наш уговор.
Ван-Ину уже сто лет так не затыкали рот. Он сразу же вспомнил старого врага. Против несправедливости он был бессилен. Сдавливающее чувство того, что его душат, и гнев, который мчался по пищеводу, столкнули его лицом к лицу с прошлым, в то время как он думал, что оно было похоронено. Он подскочил и, поджав губы, понесся в кухню. В холодильнике еще стояла наполовину выпитая бутылка виски J amp;B.
В саду Ханнелоре сделала последнюю затяжку. Голова у нее шла кругом. Она посмотрела на звездное небо, глубоко вздохнула и выкинула окурок в розы. Дверца холодильника тихо захлопнулась.
– Хорошо, напейся. Я пошла спать! – крикнула она свирепо, открывая заднюю дверь.
Ван-Ин сделал глоток из бутылки. Напиток обжег ему желудок. Когда он услышал, как она, всхлипывая, поднимается по лестнице, почувствовал себя более одиноким, чем Робинзон Крузо.
* * *
Переправа на катамаране из Сиракуз на Мальту прошла безупречно. Море было гладким, как стекло, отчего футуристическая лодка скользила по воде, словно летела на крыльях. Сотни туристов насладились поездкой на Сицилию. Никто не обращал внимание на странного типа, который, стоя на юте, смотрел на кильватер.
Артс заплатил штурману пятьсот долларов, чтобы проехать зайцем. В списке пассажиров его имя не значилось. Скоро пена от волн окончательно сотрет последний след. Завтра он может начать новую жизнь. Аманд организовал все безупречно. Они могут обыскать весь земной шар. Здесь они его не найдут.
– Прости, солнышко. Прости меня. Это все моя вина.
Ван-Ин поставил бутылку мозельвейна на ночной столик и предложил Ханнелоре сигарету.
– Возьми еще одну. Я не догадывался, что тебе без них так плохо.
Она лежала на кровати и выглядела хрупкой и ранимой.
– Не надо, Питер. Мне уже лучше.
Ван-Ин опустился на колени и обнял ее. Она снова начала всхлипывать.
– Я сегодня была у гинеколога.
Ван-Ину показалось, что по его спине пробежала сотня пауков.
– Я знал, что что-то не так.
Это прозвучало беспомощно. В такого рода ситуациях многие мужчины не находят, что сказать.
– У тебя что-нибудь болит? – спросил он немного погодя.
Она взяла бумажный платочек и промокнула глаза.
– Я беспокоюсь о ребенке. Я попросила сделать пункцию околоплодных вод.
– Пункцию околоплодных вод! Ты, кто никогда ни о чем не беспокоится.
Ханнелоре провела рукой по его волосам. Она хотела любой ценой сделать так, чтобы он не чувствовал себя виноватым.
– Я хочу быть уверена, Питер. В конце концов, мне тридцать шесть.
Ван-Ин налил себе бокал вина. Ему было сорок три. Его легкие забиты смолой, а кровь все еще жидкая, потому что он ежедневно разбавлял ее алкоголем.
– Хочешь глоточек? – Он протянул ей свой бокал. – Немного вина ему не повредит.
Она отмахнулась.
– Все равно алкоголь уже в его генах, – успокоил жену Ван-Ин. – Поверь мне. В этой области я доминирую.
Иногда Ван-Ин мог высказаться особенно нелогично. Она тоже плохо понимала, почему прислушалась к его аргументам, и все-таки взяла бокал.
На пару секунд повисла неприятная тишина. За этот промежуток времени Ван-Ина захлестнули апокалиптические картины детей с ужасными уродствами.
– Что мы будем делать, если… Я имею в виду… Представь, что…
Призрак, который мучил сейчас Ван-Ина, преследовал ее еще со вчерашнего дня.
– Я не собиралась рассказывать тебе сегодня вечером. Может быть, мне стоило… Собственно говоря, я не знаю, Питер. Сейчас все говорят о наследственности и генетических исследованиях. Газеты только об этом и пишут. И ты прав. Раньше я бы сама от души над этим посмеялась, но вчера эта уверенность рухнула, как карточный домик. Теперь я хочу знать, все ли в порядке.
Был ли это тот момент, когда мужчина должен показать, насколько он сильный, или в подобных ситуациях ему можно было расчувствоваться? Ван-Ин не знал. Пожалуй, ответ на этот вопрос надо искать в какой-нибудь книге.
– Я не буду повторять два раза! – кричала Лен Вермаст. – Одиннадцать часов. Оба марш в кровать и спать!
Когда Тине чуть позже услышала, как мама взбегает по лестнице, она мигом спрятала свой трофей под подушку. Йорис сидел по-турецки на своей кровати. Он безнадежно посмотрел на сестру, но даже не пикнул, когда мама ворвалась в комнату. Лен подошла к сыну, укрыла его одеялом и поцеловала. После этого она повернулась к дочери.
– Если я еще только услышу шум, завтра ты останешься дома.
Тине покорно склонила голову. Завтра она с подружками собиралась кататься на лошадях. Эта зануда не имела права лишать ее такого удовольствия.
Лен выключила свет и пошла вниз. На лестнице она сняла платье и вошла в гостиную топлес. Хюго должен был распрощаться с двумя предметами одежды. Джеф сидел в носках, а Аннелис все еще была в одежде. Как так получалось, что, когда Джеф и Аннелис приходили поиграть в покер на раздевание, она всегда проигрывала?
