Большинство заведений закрыли окна решетками, из-под металлических дверей пробивались узкие полоски света. Было десять часов утра, пора бы им всем открыться, но, должно быть, боялись. Все здания были грязными: специфическая грязь, свойственная дешевым, недавно построенным конторам.
Бетонная череда неряшливых строений тянулась в обоих направлениях, но все же я смотрел и вперед, и назад, стараясь отыскать в новом мире хоть что-то хорошее. А что, если теперь весь город так выглядит? Или весь мир? Я был чужаком в месте, которое когда-то знал, в котором вырос. И снова мне захотелось перенестись в Гвинет, в камеру размером десять на двенадцать шагов. По крайней мере, там я знал, где нахожусь.
Я включил четвертую передачу и поехал на скорости около 40 миль в час. Элис ослабила хватку, я почувствовал, что она усаживается поудобнее. Нужно потерпеть немного, прежде чем найдем место, где сможем укрыться. Все же я не мог оторвать глаз от странного мира, вытеснившего идиллические домики, стоявшие здесь двадцать лет назад. От них ничего не осталось. Мимо проносились автостоянки, мастерские, магазины, торгующие электроникой. В этой технике я уже точно не разберусь. Пока меня не было, кто-то спустился с небес, убрал сады и маленькие разноцветные крылечки и выкрасил всю округу в шестнадцать оттенков серого цвета.
Люди тоже меня удивили. Я чуть сбросил скорость, чтобы проверить собственные ощущения.
Улыбались ли мы в восьмидесятых?
Думаю, да. Возможно, не часто. Не без причины. Но все же улыбались и шли с поднятой головой, смотрели по сторонам, время от времени заговаривали с незнакомцами, смотрели им в глаза. Общаться я умел, и не только потому, что это входило в мои обязанности. Разговоры с людьми всегда казались мне неотъемлемой составляющей живого человека. В Гвинете я утратил эту способность, но память осталась.
Теперешние люди выглядели так, словно всегда хранили молчание, даже когда шли по улице парами. Они смотрели себе под ноги и, похоже, ни о чем не думали. Время от времени кричали что-то в маленькие черные телефоны, держа их у виска. Казалось, ничто вокруг их не интересовало. Короткий телефонный разговор был гораздо важнее, чем пара простых слов, обращенных к другу или незнакомцу, встреченному на пути.
Я неторопливо ехал по Сандертону, стараясь не слишком пялиться на прохожих, и пытался перестроить в своем мозгу план некогда знакомого городского района. Надо быстрее добраться до Покапо, потому что копы обязательно скоро объявятся. У них новые электронные игрушки, которые я не надеялся обмануть.
Подумав об этом, я прибавил скорость. Чувствовал себя еще более далеким от мира, в котором оказался. Доехал до следующего перекрестка, увидел красный сигнал светофора и прикинул: может, оставить здесь байк, а вместе с ним и Элис Лун, взять такси, поехать обратно в Гвинет и попроситься в свою камеру.
Элегантный мужчина, лет около тридцати, в хорошо сшитом хлопчатобумажном костюме цвета хаки, вышел на дорогу. Я нажал на клаксон. Голос у «кавасаки» — как у детеныша тюленя, зовущего мать.
Телефон у молодого человека висел на поясе в красивом кожаном футляре. Уши заткнуты маленькими белыми наушниками. Таких я еще не видел. От них отходил тонкий белый проводок, подсоединенный к крошечной белой коробочке, прицепленной к груди наподобие значка.
Он неуклюже пританцовывал в ритме буги-вуги под мелодию, которую слышал только он один. Это обстоятельство делало музыку еще более драгоценной, потому что, когда вы смотрели на него, то думали, что в уши ему вливается самая лучшая музыка, настолько прекрасная, что ему и на дорогу смотреть не стоит: вряд ли он ожидает, что на красный свет выскочит идиот из прошлого века и сшибет его на асфальт.
Я что есть силы ударил по тормозам. Элис ткнулась мне в спину и выругалась. Байк замер в десятке сантиметров от щеголя в хаки.
Парень уставился на меня. Возмущение его было так велико, что он выдернул из ушей белые штучки и заорал, используя слова, совершенно не соответствовавшие стилю его одежды.
Подъехала еще одна машина, и пижон отпрыгнул. Это был низкий ярко-красный спортивный автомобиль, похожий на севший после стирки «феррари». Машина скрипнула тормозами; из выхлопной трубы повалил дым, защекотавший в носу.
Хороший запах. Я встрепенулся.
Мужчина в хаки глянул на автомобиль, мгновенно перестал ругаться и в ужасе метнулся на тротуар. Белые наушники болтались на груди.
Странно.
Я взглянул на красную машину. Двухместная; тесное пространство за приборной доской заполняли мужчины.
У водителя были белые волосы и лошадиные желтые зубы. Теперь он не улыбался, а оскалил рот в гневной гримасе. Опустил окно и высунулся наружу. Он был зол, насколько может быть зол человек в прекрасное августовское утро.
Один взгляд на него вызвал в памяти медицинский запах и боль в руке.
— Мартин, — спросил я любезно и крепче взялся за руль. — Чем обязан? Не желаете ли предпринять вторую попытку?
Он улыбнулся. Зрелище не из приятных.
— Если не прижмешься к обочине, обязательно, — ответил он и повел дулом пистолета в мою сторону. — Жди меня там, — приказал он.
Обычно я слушаюсь людей с оружием. Что было на уме у Мартина, не знаю, но вряд ли он собирался стать почетным эскортом в моем путешествии в новый мир.
— Да, разумеется, — сказал я и сжал пластмассовую ручку так крепко, как мог, отпустил рычаг сцепления и поставил «кавасаки» перед капотом красной машины, что давало нам выигрыш в две секунды.
Во всяком случае, в моем веке.
К тому моменту, как я долетел до очередного перекрестка, молясь, что бы оттуда все еще можно было добраться до грязных берегов Покапо, мы опередили Мартина и его невидимого компаньона на двести ярдов. Беда заключалась в том, что местность не была приспособлена для побега, скорее для преследования: ровная, открытая территория, просматриваемая во всех направлениях. Душу терзало предчувствие: какими бы недостатками ни обладал севший после стирки «феррари», Мартин в конце концов нагонит старый байк.
Я взял влево, к реке. Ехал быстро. Дивился тому, что маленький мотоцикл оказался более мощным, чем можно было ожидать. Мне мешал солидный возраст и утраченные навыки вождения. Элис что-то испуганно кричала мне в спину. Мартину удалось скомпенсировать двухсекундное замешательство. Его машина двигалась быстрее, чем я предполагал. В новом мире все было по-другому. То, что я видел впереди, оптимизма не внушало: все те же мертвые, открытые взгляду улицы, никаких узких переулков, в которые втиснулся бы байк, а четырем колесам дорога была заказана.
Элис приникла ко мне. На повороте я немного выиграл, однако чувствовал, что долго так не продлится. Ноги ломило, кисти рук болели от непривычного напряжения. Если бы я мог повернуть время вспять, стать прежним собой, если бы подо мной была моя старая машина, тогда возможно…
Что-то шевельнулось позади меня. Я рискнул оглянуться. Элис сняла шлем и швырнула его в преследователя. Шлем стукнулся в ветровое стекло и отлетел, не причинив машине никакого вреда. Единственным видимым следствием стало то, что Мартин снова помахал из окна пистолетом.
— Поздравляю, — заорал я. — Может, посидишь спокойно и насладишься ездой? Дай мне самому во всем разобраться.
— Бирс! — закричала она. — Кто, черт возьми, эти люди в «хюндае»?
Может, во мне давно все это сидело, или, может, наркотик Мартина-медика сделал что-то с моей головой. Какая бы ни была причина, слова могут привести к странным ассоциациям.
Эта дорога заканчивается тупиком. Там должен быть тупик. Длинная, прямая, шириною в четверть мили дорога вдоль Покапо начинается где-то впереди. Новый век не мог пожрать реку, не оставив следа. Увидев на расстоянии высокий металлический забор, я сообразил, где она должна находиться.
— Это «хюндай»? — спросил я, не вполне ей доверяя. Она прижалась еще плотнее. Оглянувшись через плечо, я мельком увидел ее лицо.
— Что? Будем автомобили обсуждать?
Нет. Не совсем. Я имел в виду ее странный век. Люди нынче ходили, глядя под ноги, с белыми наушниками в ушах, с телефонами, пристегнутыми к поясу брюк и, похоже, считали себя бессмертными. Сандертон, бедный потерянный Сандертон, спокойный район, в котором жили старики-пенсионеры, отработавшие на сталелитейном заводе или железной дороге, превратился в грязный и опасный пригород, в серое, пыльное ничтожество.
У всякого терпения есть пределы, и я почувствовал, что достиг своего. Покапо стремительно приближалась. Если я помнил правильно, чтобы оказаться на ее берегу, надо спуститься с двадцатифутовой высоты.
Мартин со своим «хюндаем» район явно не знает. Иначе эти двое не терзали бы по асфальту шины в азартной погоне.
Я ударил по тормозам и неловко развернул байк. Должно быть, порвались тюремные ботинки, так как ступни прошила резкая боль. Сделав круг и остановившись, я снял руки с руля, повернулся к приближающемуся спортивному автомобилю, вынул револьвер и тщательно прицелился — так, как учили в полиции. Подумал, что сейчас мы напоминаем толстого мальчика из детского сада: неподвижная мишень против массы металла, несущейся сквозь пространство прямо на тупиц, вставших у нее на пути.
