— Это ответ из мэрии…
— Так когда же свадьба? — спросила Аньес, глядя на сестру.
Та, нахмурившись, нехотя произнесла:
— Очень скоро.
— Правда, Бернар?
Голос Аньес был спокойным и почти безразличным.
— Еще ничего не решено… — ответил я. — То есть я хотел сказать, ничего определенного. Ведь пока у меня не было документа…
— Ну вот и чудесно. Теперь вы уже сможете объявить дату, — продолжала Аньес. — Ты будешь рассылать приглашения, Элен?
— Я сделаю все, что принято в таких случаях.
— О, так, может, ты пригласишь семью Леруа?
— Прекрасная мысль! И Дусенов тоже.
— Я бы очень удивилась, если бы они пришли.
Сестры настолько были поглощены обменом колкостями, что обо мне забыли. Элен торжествовала, но Аньес не выглядела ни удивленной, ни разочарованной. О нашей свадьбе она говорила довольно веселым тоном — так говорят о событии приятном, но практически совершенно невозможном, и все замечания Аньес выводили Элен из себя.
— Нельзя забывать о том, что сейчас пост, — сказала Аньес.
— Я прекрасно помню. Однако супруги Бело в прошлом году выдавали свою дочь замуж именно во время поста…
Мне оставалось лишь догадываться о соперничестве кланов, семейных распрях и почти нескрываемой ненависти — все это таилось за фасадами домов погруженного во мрак города. Я все больше злился на Элен. Она тянула меня туда, куда мне совершенно не хотелось: брак с ней был мне ненавистен, да и грозил немалым риском, ведь я не был Бернаром… По сути дела, пока шла война, опасность оставалась только теоретической. И я думал о ней как о чем-то далеком, отодвигая тревоги на задний план. И тем не менее я уже подумывал о том, чтобы продать лесопилку Бернара, реализовать его недвижимость и обосноваться где-нибудь на другом конце страны. Обстоятельства благоприятствовали мне, ведь Бернар, как и я, был одинок. Да и в конце концов, я никому не сделал ничего плохого. Если бы только не Элен — я не испытывал к ней ничего, кроме жалости, но она полностью распоряжалась моей свободой и каждый божий день без устали твердила о нашей свадьбе! Сестры забыли об обете молчания, и как только мы втроем усаживались за стол, начинался обмен колкостями.
— Надеюсь, ты уже обдумала свадебный наряд? — спрашивала Аньес.
— Представь себе, да; у меня есть очень хороший, скромненький темный костюм.
— Тебя могут неправильно понять. Вот если бы ты выходила замуж не первый раз, тогда другое дело. А вы как считаете, Бернар?
Аньес не упускала случая призвать меня в арбитры. И все это говорилось с такой непосредственностью и нарочитой наивностью, что ее бесстыдство поражало меня. Запутавшись во лжи, я задевал одну своей сдержанностью, а другую — своими обещаниями. Я был уверен, что окажусь виновным в любом случае, поскольку прекрасно понимал, к чему ведет эта игра: сестры хотели заставить меня сделать выбор между ними. Мои самые что ни на есть примирительные улыбки и безобиднейшие слова служили аргументами то для одной, то для другой, вызывая победные возгласы. А затем мы расходились, с виду примиренные, но наши души были отравлены ревностью. Потерпевшая поражение — то Элен, то Аньес — часами подстерегала меня, чтобы осыпать упреками.
— Я не собираюсь насильно тащить вас под венец, — ехидно замечала Элен.
— Заметь, я не мешаю тебе жениться на ней, — бросала Аньес.
Я боялся ее — ее спокойствия, ее манеры взмахивать рукой так, словно она думала про себя: «Давай, давай, продолжай в том же духе… Посмотрим, дружок, что из этого выйдет». В минуты крайнего отчаяния я говорил себе: «Сматывался бы ты отсюда, и чем скорее, тем лучше! В любом другом месте будет спокойнее, чем здесь». Но это были лишь мимолетные мысли. Я прекрасно понимал: стоит мне только исчезнуть, и Элен бросится разыскивать меня. Словно майский жук в коробке, я метался по всем комнатам. Звуки пианино служили вполне подходящим аккомпанементом моим мрачным раздумьям. А улица представлялась мне не иначе как глухим колодцем, по дну которого ползают такие же букашки, как я.
У меня вошло в привычку каждый день выходить на прогулку. Это создавало иллюзию, что я хоть ненадолго ускользаю из-под контроля сестер. Со временем у меня даже появились излюбленные места, названия которых я так никогда и не узнал. Помню, я поднимался по улочкам, разделенным надвое металлическими перилами, и, как с вершины Монмартрского холма, видел, оборачиваясь, крыши, печные трубы, дым, облака. Я парил под самым небом и в то же время испытывал странное ощущение, что исследую какие-то каменоломни, настолько запутанными были узкие, похожие на штольни, улицы. Иногда они заканчивались небольшим двориком, иногда превращались в узкий проход, где с двух сторон на лестницах сушилось белье. Мальчишки гоняли на роликах. На какое-то время я терялся в этом лабиринте, чувствовал себя одним из тысяч муравьев, копошащихся в муравейнике… Но в конце концов усталость вынуждала меня вернуться. Я вновь окунался в одиночество.
— Вы неважно выглядите, Бернар, — беспокоилась Элен.
Когда ей хотелось казаться любезной, она начинала проявлять чуть не материнскую заботу, чем ужасно раздражала меня.
Наконец дело дошло до выбора формата и шрифта свадебных приглашений. Элен достала коробку, полную открыток и конвертов: здесь были собраны двадцать лет лионской жизни с ее альянсами и мезальянсами. Я без всякого энтузиазма смотрел на роскошную бумагу, курсив и заглавные буквы с завитушками, неизвестные мне имена, сопровождаемые титулами, написанными жирным шрифтом: Президент Торговой Палаты, Кавалер Ордена Почетного Легиона, Чиновник Народного Образования… Элен и Аньес осторожно перебирали карточки, на время объединенные любопытством и общими воспоминаниями.
— А помнишь, когда выходила замуж малышка Беш, они расстелили ковер до самой паперти… Ее мужа убили в начале войны.
— О! Смотри, приглашение от Мари-Анн!
Они возбужденно смеялись, а я курил. Аньес встала коленями на стул, чтобы было удобнее рыться в ворохе реликвий.
— Мне всегда нравились вот такие карточки, — сказала, показывая одну из них, Элен. — Скромно, правда?
— Чересчур, — заметила Аньес. — Ты должна заказать карточки не хуже, чем у Дангийомов!
— Бернар, идите сюда, к нам!.. Вас это тоже касается.
Я подошел к столу.
— После имени следует указать род ваших занятий, — сказала Элен.
— Напишите «узник», — с горечью пробормотал я.
— Ну что вы, Бернар!.. Я серьезно.
— Может, напишем «негоциант»? — предложила Аньес.
— Нет, лучше уж «промышленник»! — решила Элен. — Ведь так оно и есть на самом деле…
— Да, — сказал я. — Так оно и есть.
На оборотной стороне какого-то конверта Элен набросала содержание приглашения. Эта игра захватила их обеих, и ужин в тот вечер прошел довольно спокойно. Элен так увлеклась, что даже съела кусочек мяса, предложенного Аньес. Венчание, само собой, состоится в соборе Сен-Мартен д’Эней, но вот в какой день и в котором часу? Взбешенный этими разговорами, сказавшись больным, я покинул не закончивших ужин сестер, а на следующий день встал очень рано и, не заходя в столовую, сбежал на прогулку. Я плохо спал, и потому у меня хватило сил только пройтись вдоль Соны. Низкое небо было серым, а вода черной, как в пруду. Над мостом кружила пара чаек. Мою душу наполняли все те же переживания и страхи. Сомнения меня словно парализовали, а надежды покинули. Мой взгляд был пустым, глаза отражали лишь неподвижную воду. Время от времени я останавливался и облокачивался о парапет. Делать мне было нечего, да я и не хотел ничего делать, просто не мог: я ждал!
Войдя в прихожую, я чуть не споткнулся об огромный чемодан. Что это? Подношение очередной посетительницы Аньес? Но обычно эти подношения имели вид свертков. Чертыхаясь сквозь зубы и даже не пытаясь перебороть плохое настроение, я направился в столовую. Пианино смолкло, и мне навстречу выбежала Элен.
— Бернар… Вы уже видели ее?
— Кого?
— Жулию!
— Жулию?!
— Ну да, вашу сестру. Она только что вышла.
Я похолодел: все кончено… мне крышка.
— Вы хотите сказать, что Жулия была здесь?.. — пробормотал я.
Элен, как она это часто делала, коснулась ворота моего плаща, легко поглаживая ткань.
— Не сердитесь, Бернар… Я знаю, что вы порвали с ней, но что я могла поделать? Она пришла и сказала, что хочет вас видеть… Я ответила, что вы скоро вернетесь, и предложила ей позавтракать. Она же решила отправиться на поиски гостиницы. Я сделала что-то не так?
— Это ее чемодан в прихожей?
— Нет, ваш. Жулия привезла вам белье, одежду…
Так вот она, та самая брюнетка! Выходит, Аньес не лгала?
— Но… — растерялся я, — как же она узнала, где я?
— Я задала ей тот же вопрос, так как удивилась не меньше вашего. Оказывается, ее уведомил служащий мэрии Сен-Флу, приславший вам свидетельство о рождении.
