– Да ладно заливать-то! – отстранился от меня Петюня, смерив недоверчивым взглядом.
Не верит… Ну и ладно! А Нюрка, значит, Аллу жалела. Так жалела, что та даже бесследно пропала. Впрочем, не она одна.
Я решила, что на этом нашу беседу с наладчиком можно закончить. Я поблагодарила его за уделенное мне время и собралась наконец-то отправиться в бухгалтерию. Однако Петюня, как видно, рассчитывал на нечто большее, чем простое прощание. Он загородил своим тщедушным тельцем проход и многозначительно посмотрел на меня:
– А ты сейчас, значит, в бухгалтерию решила наведаться? Правильно, скажу я тебе, решила! Здесь же одно жулье и ворье!
Я посмотрела на низкорослого Петюню почти сверху вниз.
– Жулики и воры? – переспросила я. – А что же они украли и в чем нажульничали?
Наладчик, кажется, растерялся от такого вопроса.
– Что украли? – переспросил он. – Зарплаты воруют у работников, вот чего!
Я понимающе кивнула:
– Так. У вас лично сколько украли?
– Много. С каждой зарплаты моей подворовывают. И саму зарплату неправильно начисляют.
– А вы что, разбираетесь в бухгалтерии?
– Разбираюсь, потому как грамотный! Да я лучше их всех понимаю, как надо зарплату начислять. А они здесь такое творят!.. Жулики, одним словом! У них тут финансовая мафия!
– О как! Неужели мафия?
– Я, конечно, извиняюсь, мадам, но мухлюют они по-черному, точно вам говорю!
– А вы в прокуратуру обратитесь, – посоветовала я, – это по их части. Обязательно обратитесь. А хотите, я им сообщу? Напомните, пожалуйста, как ваша фамилия?
Огурцов смерил меня подозрительным взглядом:
– Да ладно! Че сразу в прокуратуру-то?..
Он потоптался несколько мгновений на месте, словно не решаясь сказать мне что-то.
– У вас ко мне еще вопрос?
Петруха вдруг расплылся в обольстительной улыбке:
– А ты, я, конечно, извиняюсь, мадам, ты того?.. Замужем?
Я сделала вид, что его вопрос меня не удивил, и ответила:
– Вообще-то пока нет, а что?
– Так я это… Могу с тобой замутить, если хочешь. Ты мне подходишь…
– Спасибо, конечно, за оказанную честь, – ответила я, смерив взглядом его тщедушную фигуру, – но я вынуждена отказаться от такого заманчивого предложения.
– А что так? – удивился Огурец и обиженно выпятил грудь. Видно, ему казалось, что так он будет выглядеть более импозантно.
– Боюсь ревности вашей мадам Лукошкиной, – ответила я, поворачиваясь к нему спиной и направляясь к бухгалтерии.
– А ты не бойся, Нюрку я возьму на себя! – заверил меня Огурцов.
Наверное, он искренне полагал, что он мужчина хоть куда! И что любая девушка сочтет за честь быть удостоенной его мужского внимания. Но я-то его мнения не разделяла. Однако не стоило огорчать Петруху резким отказом. Может, он еще пригодится мне в качестве источника какой-нибудь полезной информации.
– Ладно, я подумаю, – пообещала я, берясь за ручку двери.
– Подумай, красивая, хорошенько подумай! И если что… помни: я у себя в каморке! – многообещающе подмигнул мне Огурец.
– Буду помнить, как «Отче наш»! – пообещала я, скрываясь за дверью «мафиозной» бухгалтерии.
* * *
По дороге домой я заскочила в супермаркет и купила пиццу с курицей. Удобная еда – полуфабрикаты: разогрел в микроволновке – вот тебе и ужин! И не надо стоять у плиты, печь, жарить, парить, чистить картошку и замешивать тесто…
Дома, сняв влажные плащ и джинсы и развесив их в ванной на веревке, я прошла на кухню и налила в турку воду. Сейчас сварю себе кофе, сяду в кресло с ногами, буду есть свою пиццу и думать. Я пошла в комнату, на ходу стягивая свитер. Что там сказал Петюня насчет своих отношений с Лукошкиной? «Могут два свободных человека встретиться после работы и поговорить по душам?.. Вот мы и говорили…» Значит, отношения у них были, хотя Анна Ивановна и старше своего милого на четыре года. И что с того? Зато свободный мужчина и, главное, без своего жилья. Такого приюти в собственной квартире, он еще и благодарен будет!
А как насчет его отношений с Аллой? Кажется, тоже имели место быть. Если уж Огурцов не побрезговал женщиной старше себя, да еще и с фигурой перевернутой груши, то почему должен отказать молодой девушке, пусть и некрасивой, зато без детей и с приданым в виде бабушкиной квартиры? И тогда Анна Ивановна, раньше, возможно, и жалевшая Аллу, стала относиться к ней совсем иначе. Еще бы! Ведь эта «Буратина» увела у нее хахаля. И тут, думаю, от жалости Анны Ивановны не осталось и следа.
Я села в кресло, поставив около себя разогретую и порезанную на куски пиццу и чашку горячего кофе.
Так, так, так… Значит, причина мстить у Лукошкиной есть. Но как она могла похитить девушку? Хотя способы, что ни говори, есть. Если она сама и не водит машину, то у нее, возможно, есть брат или другой родственник, согласившийся помочь несчастной женщине. Подкараулили поздно вечером бедную Аллу за воротами фабрики, оглушили ударом по голове, затолкали в машину и увезли…
Куда? Да хоть куда! Например, на дачу к тому же родственнику. Или, возможно, девушку убили и закопали в лесу так далеко отсюда, что никому не придет в голову искать там бедную жертву.
Хорошая версия. Но для меня совершенно непригодная, потому что как тогда объяснить пропажи первых двух женщин? Они-то у кого увели хахалей? Или они тоже крутили шашни с наладчиком Петюней?
Нет, что-то тут не так. Скорее всего, заморыш Огурцов здесь вообще ни при чем, равно как и его подруга Лукошкина. Как-никак она мать двоих детей-подростков и должна понимать, что в случае чего она сядет надолго, а близняшки пойдут в интернат.
А что, если мы вообще зря объединили эти дела? Может, Королькова и Бейбулатова пропали по одной причине, а Алла совершенно по другой? Может, как раз у нее – семейные разборки двух сестер из-за квартир? Тогда мне надо пощупать сестру Аллы Соню. Вот эта «Буратина» мне точно не понравилась. Когда я ушла, она тут же устроила мужу разборки. Как она тогда шипела на мужа? «Виктор! Ты зачем ей про квартиру бабушки рассказал?» – «А что? Ты думаешь, она сама о ней не знает? Раз спрашивает, стало быть, в курсе…» – «Все равно не надо было говорить…» – «Как не говорить?! Сонь, ты что?! Это сразу вызвало бы подозрение…»
Соня не хотела, чтобы я знала про бабушкину квартиру. Но ее умный супруг понимал, что я так и так узнаю про это, а если скрывать, только хуже выйдет. А соседка назвала старшую сестру колдуньей и Сонькой – Золотой Ручкой. Подозрительно все это? Более чем. Значит, надо следить за сестрой Аллы, а не за Анной Ивановной Лукошкиной. Пусть Лукошкина наслаждается обществом своего «интеллектуального» Петюни, с которым теперь осталась без всякой соперницы.
А мы завтра – следить за Сонечкой.
* * *
Светка позвонила прямо с утра, едва я открыла глаза и подумала о том, что пора вставать. Я взяла трубку:
– Алло?
– А что голос такой сонный? Тань, ты что, только что проснулась? Я тебя что, разбудила?
– Нет, проснулась я давно, только лежала еще в кровати и думала, как с наибольшей пользой провести сегодняшний день.
– О! Правильно думала. Тань, я сегодня выходная, поэтому предлагаю пойти в ателье и посмотреть, что там можно заказать.
– Свет, тебе что, действительно так загорелось сшить юбку?
– Загорелось. Если бы ты видела, какую прелесть себе сшила Иконникова! Я просто умираю хочу такую. Или что-нибудь похожее. Тань, ну давай съездим в ателье, про которое Машка говорила. Она сказала, что там есть выставочный зал, где размещены образцы готового платья. В нем можно выбрать себе понравившуюся вещь и купить сразу, не заказывая и не ожидая целых пять дней! Тань, ну поехали, а? Так хочется… Ну Таня-а!..
Я поняла, что Светка будет канючить до тех пор, пока не уговорит меня, и согласилась.
– Только учти: сначала я полчасика позанимаюсь с гантелями, потом приму душ, потом позавтракаю…
– Ну а я за это время как раз успею накраситься…
Договорившись со Светкой созвониться через час, я положила трубку и пошла в туалет.
Я драила зубы щеткой, когда неожиданно вспомнила, как вчера одна из опрашиваемых мной женщин на фабрике сказала, что ее и еще двух швей уволили из какого-то ателье. Поэтому она и вынуждена была пойти работать на фабрику. Я еще сильно удивилась: «Что? Вы ушли из ателье на фабрику? Странно. Насколько я знаю, все стремятся сделать как раз наоборот…»
Эту женщину звали Лариса. Точно, Лариса, она чуть заикалась и часто поправляла волосы под косынкой. На мой вопрос она ответила: «Да, в ателье зарплата больше, это точно, и сама никогда не ушла бы оттуда. Коллектив у нас был отличный, а хозяйка Элеонора – просто золото! Пахарь и талантливый модельер и закройщик. Нам она платила хорошо и не обижала, а тем, кто рацпредложения вносил, еще и премии щедрые выписывала. Все ее любили, и она нас, по-моему, тоже любила. Только Элеонора, к великому несчастью, умерла, и в ателье стала хозяйничать ее родственница – такая мразь, что у меня просто руки чесались дать ей в морду. Новая хозяйка вскоре нас всех уволила, оставила всего-то одну швею».
